Анка - Василий Дюбин

Вечером Сашка пришел по указанному Олесей адресу в назначенное время. Собирались на чаепитие всегда в квартире Семена Семеновича. Олеся, накрыв на стол, через каждую минуту посматривала на золотые с такой же браслеткой, миниатюрные часики, подаренные ей Николаем.

— Бороду ждешь? — спросил. Семен Семенович.

— Кто придет, тот и будет нашим гостем, — неопределенно ответила Олеся.

Семен Семенович развернул газету. Пробегая глазами по ее столбцам, сказал:

— Бородой очень довольны. Способный, гвардеец. Думают назначить его на «Буревестник» помощником механика… Видимо, не зря свела вас судьба… Поплаваете вместе, больше свыкнетесь, а там, гляди, и поженитесь, а? — он сложил газету и выжидательно посмотрел на Олесю.

— О замужестве я пока и не помышляю. Зачем торопиться? Мне только двадцать один год.

Кто-то тихонько постучал в дверь. Олеся смутилась и застыла на месте.

«Это он… морячок…»

— Что же ты, открой дверь. Борода пришел.

Но когда в комнату вошел Сашка и Олеся приветливо встретила его, как давнишнего знакомого, Семен Семенович едва выговорил от удивления:

— Вы разве… знакомы?

— Как видите, — в глазах Олеси блеснул лукавый огонек.

— Когда же вы успели?

— Сегодня.

— Ах, негодница! — ласково упрекнул Семен Семенович. — Ах, плутовка!.. И ничего не сказала… Ты тоже хорош гусь, — обратился он к Сашке. — Познакомился с Лесей и чок-молчок?

— Да я вас сегодня и не видел, — оправдывался Сашка.

— Хотя… ты прав. Ведь сегодня нерабочий день. Тогда, Олеся, угощай нас воскресным чаем. И непременно расскажите, при каких обстоятельствах вы…

Резкий стук в дверь прервал его на полуслове.

— Теперь это он, борода… Войдите!

Дверь распахнулась, и Николай быстро шагнул через порог, но, увидев гостя, попятился и захлопнул дверь. Олеся вышла в коридор, а его уже и след простыл.

— Что он такой нелюдимый? — спросил Сашка.

— Работник хороший, — сказал Семен Семенович, — но человек он со странностями.

— Я думаю, что его странности, его вспыльчивость и раздражительность можно объяснить только последствиями контузий, полученных на фронте, — заметила Олеся.

— Но есть и еще одна причина его раздражительности, — Семен Семенович многозначительно посмотрел на Олесю. — Он ревнует тебя, Леся.

— Ревнует? — возмутилась Олеся. — Такого права и каких-то надежд на что-то ему никто не давал.

После неловкого минутного молчания Сашка спросил:

— Да кто же он, этот бородач?

— Фронтовой друг моего брата. К тому же однофамилец. Они воевали вместе. Брат умер у него на руках от тяжелого ранения. После демобилизации Коля приехал сюда. Семен Семенович устроил его на работу. Вот и все.

— Не все, — поправил Семен Семенович.

— Да то пустяки, — махнула рукой Олеся. — Видите ли, Саша… Он объяснился мне в любви… А я сказала, что приму от него только такую любовь, какой любил меня брат… И наши отношения должны быть только родственные.

После чая Олеся предложила Сашке прогуляться на свежем воздухе, и они ушли… С того вечера и началась их дружба. Вскоре они перешли на «ты», и Сашка понял, что он впервые в жизни и по-серьезному полюбил.

Сашка, попыхивая трубкой, с интересом наблюдал, как одни рабочие верфи навешивали под кормой руль, а другие подводили к нему штуртросы, прокладывая их вдоль бортов сейнера. Он машинально сунул руку в карман комбинезона и нащупал письмо, которое получил еще вчера вечером и забыл о нем. Письмо было от Тюленева. Сашка вскрыл конверт и углубился в чтение. Тюленев писал, что путина проходит хорошо, рыбаки довольны уловами и что «нашего полку прибыло, в МРС теперь имеется опытный инженер-механик, который приедет в августе в Южнобугск принимать сейнеры».

— Толково. Хороший народец подбирается, — сказал Сашка и продолжал читать:

«Есть у меня для тебя и „печальная“ весточка: „Медуза“ начинает сдавать. И сердце ее стало работать с перебоями (видимо, придется сменить мотор) и чихает старушка, и кашляет…»

— Простудилась, что ли, — засмеялся Сашка. — Ах, бедняжечка!..

К нему подошел Семен Семенович.

— О ком это ты, морячок?

— Да вот… наш механик пишет. Послушайте, какие новости…

— Некогда слушать. Оглянись-ка…

Сашка обернулся и увидел Олесю, она стояла у вахтерской будки и звала его к себе взмахами руки.

— Иди, — сказал Семен Семенович.

И Сашка ушел. Там, за территорией верфи, Олеся взяла Сашку под руку и сказала:

— У меня кое-что есть такое сообщить тебе… такое, Саша… — и замолчала, видимо, подбирала нужные слова для более ясного выражения своих мыслей. — Такое Саша… — повторила она, делая ударение на слове «такое», и подняла на него вдруг погрустневшие глаза.

Сашка уловил в ее смущенном голосе робкую нотку затаенной грусти и остановился.

— Что же именно?

— То, Сашенька, что дает нам право весь сегодняшний день быть вместе неразлучно.

— А завод? А курсы?

— Один раз можно и не пойти. Допустим, заболел…

— Так в чем же дело?

— Завтра утром «Буревестник» навсегда покидает Южнобугск.

— И ты?

— И я.

— В каком порту будет базироваться «Буревестник»?

— В Мариупольском.

— Это просто замечательно! — обрадовался Сашка. — Мы будем часто видеться.

— Но впереди месяц разлуки… Иди переоденься… Я буду ждать тебя дома.

Олеся и Сашка весь день провели у реки — купались, загорали, Олеся сказала, что раздражительность и грубые выходки Николая становятся невыносимыми, что его присутствие на «Буревестнике», куда он назначен помощником механика, будет тяготить ее. Она уже хотела было отказаться идти в плавание на «Буревестнике», но тут же передумала по двум важным причинам. Во-первых, она разыщет братскую могилу, в которой похоронен брат, и будет время от времени навещать ее, посадит цветы…

— Это легко сделать, поселок Светличный недалеко от Бронзовой Косы, — заметил Сашка и спросил: — А во-вторых?

Олеся с такой нежностью посмотрела на него, что он без слов понял девушку и молча пожал ей руку…

Возвращались поздним вечером, С моря дул низовой ветер, накатывая бугристые волны. У самого берега, приглушаемые шорохом песка, тихо позванивали всплески воды. Круторогий месяц качался на волнах реки.

И когда огни города были уже совсем близко, Олеся остановилась и взяла Сашку за руку.

— Скажи, какого ты мнения обо мне?

— Правильного. Я смотрю на тебя, как на скромную хорошую девушку… И я счастлив быть твоим верным другом, милая Леся… У тебя светлая душа и чистая совесть… Мне становится так легко и так радостно, когда я с тобой… Вот… дружим мы… уже больше месяца… — Сашка заметно волновался. — и каждый раз… при встрече… мне хотелось сказать… как ты мила… как ты хороша… добра и… как я… — он замолчал и стал набивать трубку табаком.

Олеся отняла у него и трубку, и табак, взяла за руку:

— Досказывай, Сашенька, досказывай…

Сашка видел, как в темноте светились ее глаз, и чувствовал, как дрожала рука.

— Досказывай…

Сашка вздохнул и выпалил:

— Мне хотелось сказать… как я крепко люблю тебя.

— И не решался?

— Боялся, что этим обижу тебя…

Олеся, счастливая и обрадованная, доверчиво припала лицом к Сашиной груди и горячо прошептала:

— Хороший ты мой… Друг ты мой, Сашенька…

Но каково же было удивление Олеси, когда на другой день утром среди провожавших экипаж «Буревестника» Сашки не оказалось. Глаза стоявшей на палубе девушки растерянно бегали по толпе, но того, кого они искали, не было.

«Не случилось ли что-нибудь с ним?.. Не заболел ли?..» — мучительно гадала про себя Олеся.

Семен Семенович понимал, кого ждала Олеся, и тоже смотрел по сторонам, разводил руками: нет, мол, его.

«Если заболел, так прислал бы кого-нибудь из товарищей… В чем же дело?.. Неужели он лгал и притворялся?..»

Огорчение Олеси было так велико, что она готова была взять свои вещи и покинуть борт судна, но девичья гордость и самолюбие не позволили ей сделать этого. К тому же и трап уже подняли. «Буревестник» принял на борт швартовы, отчалил от пристани и полным ходом пошел вниз по реке…

Город удалялся. Проплыли мимо окраинные домики. Вот и пляж. Олеся узнала земляков Сашки, они всегда были вместе. Пересчитала. Их было пятнадцать. Азовчане тоже узнали Олесю, помахали ей руками. Занятая мыслями о Сашке, Олеся не заметила их приветствий и перевела взгляд на противоположный берег. На том месте, где они когда-то познакомились, Олеся никого не увидела. Берег был пуст.

«Где же он?…» — мысленно вопрошала себя Олеся, но ответа не находила.

— Чего загрустила?..

Олеся вздрогнула и резко обернулась. В трех-четырех шагах от нее стоял Николай и злорадно ухмылялся в черную бороду.