Попаданец для драконши - Алиса Рудницкая

— Дракон пришел помочь своему любимому хаяху, — раздался сверху громкий голос Ласлы.

Не отпуская Каю, я убрал с лица волосы и посмотрел на сестру. За золотой маской было не понятно, что у нее на лице твориться.

— Воистину, — сказала она раздраженно, — удивительно, насколько же щедро одарил тебя силами Дракон. Лишь дед обладал одновременно и даром пламенной речи, и огненным дыханием. Но он, надо сказать, ни разу не пытался сжечь родной замок.

— Прости, — потупился я. — Это вышло само собой… я даже не знаю, как у меня это получилось.

— Я обижаюсь лишь на саму себя, Ганс, — тяжело вздохнула Ласла. — Да и… что греха таить, я сама трижды устраивала в этом крыле пожар. Я даже благодарна тебе…

Ласла с какой-то злой радостью посмотрела на оплавившуюся раму, на черную от гари стену, а потом повернулась ко мне. Я встретился с ней глазами и понял — нас ждет разговор. Долгий, возможно неприятный. Но…

…было в Ласле что-то такое, от чего я понял — ей стало легче. И ради этого стоило устраивать такой беспорядок.

— Пойдем, — кивнула она. — Мне многое нужно тебе рассказать.

73. Безумие и благословение

— Значит, она тебе все рассказала, — хмыкнула Ласла, задумчиво размешивая мед в своем чае. — Что ж… это многое объясняет. Интересно… может это Ганс двигал твоим телом? Интересно открывать новые вехи в магии, но как же неприятно осознавать, что правды мы никогда не узнаем.

Мы сидели в гостиной королевского крыла. От нас обоих все еще пахло гарью — еще бы, помыться мы не успели, только наспех переоделись. Я ерзал на стуле, не зная, что и сказать ей на это. Ласла же, кажется, никуда не торопилась, будто оттягивала момент, когда придется раскрывать передо мной душу.

— Знаешь, — осторожно начал я, — мне очень жаль…

— Не стоит, — перебила меня Ласла. — Это — дела прошлого. Трое из четыре моих врагов лежат в могиле. Ляжет в нее еще один — и я успокоюсь окончательно. Его смерть лишь вопрос времени. Благо, когда ты живешь долго, чтобы увидеть смерть своего врага достаточно лишь немного подождать. Но я вот чего не понимаю… Ганс, ну зачем? Зачем ты в это полез?

— Потому что я беспокоюсь о тебе, — сказал я честно. — Да и я ненавижу секреты. На самом деле… проклятия проклятиями, но я хотел знать это для себя. Знать, чтобы суметь помочь тебе если что, поддержать. Знать, потому что ты мне не чужая, понимаешь.

— Нет, — пожала плечами Ласла. — Разве близкие люди не должны доставлять друг другу как можно меньше боли? Разве они не должны заботиться друг о друге, оберегать от опасностей?

— Не знаю, может это какие-то очередные различия в культуре наших миров, — пожал я плечами, отпив чая. — Но там, где родился я, родные — это те, к кому можно пойти с любой бедой. Люди, которые всегда поддержат и помогут, если тебе плохо. Но как можно помочь тому, кто не признается в том, что ему тяжело? Никак. Потому, так как ты не хотела мне ничего рассказывать, я узнал сам. Мне хотелось поделить с тобой твою боль, помочь тебе таким образом. Это плохо?

— Нет, — потупилась королева, а потом измученно прикрыла лицо руками. — Нет, наверное, это правильно, Влад. Наверное ты прав, но я так не привыкла. Я ведь королева. Королевам не должно быть тяжело и сложно. Королева должна быть сильной и стойкой…

— Мне ты ничего не должна, — улыбнулся ей я, но тут же скис. — Прости, что я так эгоистично решил вторгнуться в твое прошлое.

— Прости, что не смогла сама решиться рассказать тебе об этом, — вторила мне Ласла. — Я на самом деле не обижаюсь. Даже немного тебе благодарна… ну, за то, что ты избавил меня от необходимости рассказывать тебе эту тайну. Да и… честно будто камень с души свалился.

— Так Ганс и правда был твоим сыном а не братом? — осторожно спросил я.

— Да, — тяжело вздохнула Ласла, откинувшись на спинку стула. — Да, так оно и было. Я так хотела, чтобы он был счастлив. Я оградила его от остальной семьи всеми стенами, какими только могла оградить. Магией, связями, иногда и расстоянием. Я боялась, что узнав правду он… не знаю, испугается. Возненавидит меня и родных. Что его жизнь превратиться в такой же кошмар, каким жила я. Я не знала, что мне делать, металась из стороны в сторону. Даже покончить с собой не могла, хотя и хотелось — боялась, что если я умру Ганс утонет во всем этом. А потом, в один далеко не прекрасный момент, я решила, что уже достаточно ненавижу своих отца, мать и брата, чтобы дать мешочек золотых лойсов убийцам.

— Но почему? — негодующе спросил я. — Как они могли? Как могут родные сделать такое?! У меня в голове это не укладывается.

— Мама была безумна, — потупилась Ласла. — Действительно безумна. Да, впрочем, хаяхи бабочки — покровительницы королевской семьи роз — часто сходят с ума. Ей ведь было за двести лет. Ее мучили кошмары, она ходила и говорила во сне, постоянно болела голова. Не удивительно, что она помешалась, найдя во мне причину всех своих бед. Но безумие и два благословения — опасное сочетание. У нее тоже был дар дракона, связанный с голосом. Не такой, как у тебя — она порой даже прислугу не могла заставить себя слушать. Дар дракона — убеждать голосом, и дар бабочки — предсказывать будущее, смешались, и изредка то, что она говорила в сердцах, сбывалось.

— И она сказала что-то про твоих отца и брата?

— Да, — не стала спорить сестра. — Даже не так — она говорила про них постоянно, не затыкаясь. Она постоянно твердила, что они — два кобеля, которые думаю не той головой. Она постоянно говорила мне, что я закончу… шлюхой. Причем говорила она это всегда по делу, и семья расценивала это как ее неприятную, но терпимую придурь. А потом она предложила этот союз с гречами.

— Как твой отец вообще на это согласился? — поинтересовался я. — Разве пшеница и гречи — не враги на век.

— В вот в этом ты не прав, — грустно улыбнулась Ласла. — Вадгард уже не раз предлагал гречам союз и мир, это они не соглашались. Так что матери пришлось уговаривать не отца, а гречневого короля. У меня есть мысли насчет того, что именно она им наплела, чтобы они согласились. Я даже предполагаю, что северный граф,