Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания - Павел Ефремов

Я часто думаю о том, как бы сложилась моя жизнь и жизнь этих людей, живших в одной стране и внезапно оказавшихся в другой, враждебной и жестокой, если бы не развалилась наша былая могучая держава. К ней можно было относиться по-разному, для кого страна была тюрьмой народов, а для кого — единственной и нерушимой, но я почему-то уверен, что наши судьбы сложились бы совсем по-другому, и это вовсе не ностальгия, а простая констатация факта.

Одиночное плавание

Судьба, надругавшись над нами, иногда протягивает нам руку помощи, но чаще, впопыхах, хватает и вытягивает нас за яйца.

Самое простое КШУ, то есть командно-штабное учение, создает массу трудностей у принимающего в нем участие плавсостава. Одно дело командование, которое по большей части высиживает в тиши кабинетов, передвигает указкой по карте фигурки кораблей, вычерчивает маршруты движения флотилий и докладывает уже своему вышестоящему начальству об условном выполнении военных действий. А корабли ведь по мановению их рук носятся по полигонам на самом деле, жгут топливо, пускают ракеты и торпеды, правда, понарошку, а там глядишь, и по-настоящему пару раз пальнут.

В тот раз нам повезло. Наша флотилия участие во всефлотском мероприятии принимала исключительно условно. Выделили пару-тройку кораблей, которые, замерев у пирсов, изображали резерв командования. Остальная часть флотилии занималась обычными делами и, кажется, совсем не подозревала о проходящей «войне». Наш корабль только месяц как вернулся из автономки, занимался межпоходовым ремонтом, и даже речи не шло о том, чтобы мы изображали силы быстрого реагирования. Почетную обязанность играть в дежурный ракетоносец нашей дивизии поручили экипажу кавторанга Гусева на их собственном корабле. Все бы хорошо, но Гусевский пароход недавно пришел из ремонта, и как полагается в таких случаях, народа на нем не хватало, дай бог, половины. А по правилам учений во время их прохождения экипаж обязан сидеть в полном составе на борту родного крейсера и боевой готовности к немедленному выходу в море. Командир дивизии думал недолго и не мудрствуя лукаво приказал заткнуть все недостающие дырки в экипаже Гусева нашими телами. Послеавтономочными. Свеженькими и готовыми к употреблению. Наш командир здраво рассудил, что к Гусеву стоит отправить не задействованный в ремонте личный состав, а так как первый и второй управленец в базе — самые большие тунеядцы и бездельники, то, само собой, нас и отправили на «вражеский» корабль в первую очередь. Вообще-то мы не унывали. На твердое соблюдение воинской дисциплины в экипаже, три года просидевшем на заводе, можно было не рассчитывать, и уж если не получится у нас смыться домой, то отоспаться без особой неровотрепки мы рассчитывали твердо. Да и ко всему прочему на каждом корабле у всех масса друзей и приятелей, скучать не дадут. И как раз у Гусева служил комдивом два мой друг Сашка Антохин, бывший командир электротехнической группы нашего корабля.

Утром после подъема флага мы представились командиру и были переадресованы старпому, который, уныло окинув взглядом наше внушительное пополнение, вздохнул и без особой надежды в голосе объявил:

— Экипажу якорный режим на весь период КШУ. Сход на берег — с личного разрешения командира. Сейчас всем вниз, будет учебная тревога, там и разберемся с вами.

На тревоге нас пересчитали, учли в списках боевых смен и расписали по телефонным вахтам. Это когда по очереди сидишь у телефона и отвечаешь на звонки. Такая вот военная забава. После отбоя тревоги прикомандированный народ рассеялся по кораблю — одни спать, другие по каютам друзей, а некоторые сразу прямиком направились к старпому, на ходу выдумывая мотивацию, чтобы покинуть корабль. Командир позвонил в штаб, выслушал новости, приказал заняться боевой подготовкой и убыл в каюту. Через десять минут из его неотключенного «Каштана» уже был слышен молодецкий храп. Корабль затих, КШУ началось.

Старпом Терентьич был моим старым знакомым еще с лейтенантских времен. Тогда он, еще молодой каплей, помощник командира, пытался отрабатывать свои командные навыки на зеленом прикомандированном лейтенанте. То есть на мне. Ничего путного из этого не вышло, но с тех пор он сохранил ко мне дружеские чувства и теплое отношение. Т ак что мне не стоило особого труда убедить Терентьича в том, что «вахта» на телефонах мне противопоказана и что на такое «ответственное» дело достаточно и молодежи. Получив добро на безделье, мы с Антохиным не спеша перекурили с тем же старпомом в курилке и удалились в Сашкину каюту отметить встречу.

Как проходят военные посиделки в период вынужденного простоя, вы, надеюсь, уже поняли. Запасливый Антоха вытащил из сейфа фляжку, огромный шмат сала, пару банок консервов. Пока я работал ножом, облагораживая сало и остальные припасы, Сашка извлек из-под шконки запечатанную бутылку дистиллированной воды.

— Для особых случаев держу! — пояснил Антоха и четко выверенными движениями разбавил шило водой, причем наливая не воду в спирт, а наоборот. Высшее образование! Если наливать наоборот, смесь сильнее нагреется. Химия!

Сильно накачиваться на корабле мы, естественно, не собирались, так, просто хотели отметить встречу, все же почти год не виделись. Вздрогнули. Закусили. И понеслись разговоры. Обговорили все доступные темы, начиная со службы и кончая вопросами морали. По мере течения беседы хлопнули еще пару стопок и уничтожили все съестные припасы. Потом пошли в каюту к старпому, выпросили ключ от курилки и полчаса дымили. После перекура на нас обоих накатило чувство невероятного блаженства. Обоим сразу захотелось спать, и мы разошлись по каютам, договорившись оттянуться на подушках до обеда.

В обед меня разбудил Антоха вместе с корабельным доктором, веселым и разбитным старлеем Серегой. Сами по себе корабельные врачи — удивительно неунывающие и компанейские мужики. Доктор — всегда друг командира, всей группы «К», а особенно корабельного камбуза и всей коковской братии. В базе на корабле не сидит, дежурит на ПМП или в госпитале. В море барствует в изоляторе и единственный на корабле, кроме командира, имеет собственный гальюн. В котором, кстати говоря, тайно покуривает, пользуясь замкнутостью цикла вентиляции. Серегу на этот раз насильно загнали на борт, заставив охранять здоровье военнослужащих круглые сутки. Его не особо вдохновляло такое развитие событий, но благодаря природному оптимизму он решил воспользоваться моментом и отдохнуть от обыденности. Сначала он хорошо выспался в своем изоляторе, а затем тонкая душа врача потребовала простого человеческого общения. В поисках родственных душ доктор вышел на обед, где и отловил Сашку. Согласия они достигли быстро, разбудили меня и увлекли в изолятор, не дав даже отобедать. Там хлебосольный Серега выставил на стол заранее реквизированные с камбуза на «пробу» обольстительные полуметровые отбивные и множество других разносолов. Ну и, само собой разумеется, Серега достал из загашника дозу своего медицинского спирта в традиционной бутылке с резиновой пробкой и граммовыми делениями. Под отбивные опрокинули еще по одной стопке. Потом ребята продолжили, а я налег на еду больше из-за того, что перед этим успел-таки договориться со старпомом об уходе домой, а появляться пред очами супруги на нетвердых ногах я не любил. Как, впрочем, не любила этого и она. Договор был джентльменским: я уходил часов в пять вечера до утра, а он этого как будто не знал и не старался заметить. Вообще, Тереньтич совершенно справедливо чуял во всех прикомандированных потенциальную опасность для внутренней организации своего корабля и отпускал их налево и направо, лишь бы была мало-мальски приемлемая причина. К пяти часам ребята доели и допили все запланированное, погрузились в состояние нирваны и развлекали себя ленивым трепом. Моим друзьям спешить было некуда, им как «родным» подводникам дорога домой была заказана до окончания флотской «Зарницы». На мой же организм такая комариная доза не оказала заметного воздействия, но немного скрасила бессмысленное пребывание на чужом корабле. В том, что оно бессмысленное, никто не сомневался. Случаи, когда на таких КШУ корабли неожиданно выгоняли в море, были исключительно редки, по большей части из области флотских преданий далеких советских времен. Причем не последних лет, а годов эдак шестидесятых-семидесятых, когда служили по-настоящему и занимались делом не на бумаге.

До пяти часов мы просидели у доктора, изредка выползая в курилку вдохнуть никотина. Без десяти пять я поднял трубку телефона и осведомился у старпома о нашей договоренности. Тот ее подтвердил. Тогда я, как воспитанный и тактичный военнослужащий, позвонил еще и механику, обрисовав ситуацию и ему. Командиру БЧ-5 все прикомандированные были до фонаря, а узнав, что меня ко всему прочему отпускает сам старпом, мех дал добро идти куда угодно, лишь бы подальше. На что я согласился без колебаний и приступил к выполнению.