Не римская Испания. Арбалетчики князя Всеслава. Арбалетчики в Карфагене. Арбалетчики в Вест-Индии - Мягкова

в этой толчее было бы просто немыслимо. Трижды мы, как нам казалось с нашей дилетантской колокольни, едва не протаранили пытавшиеся обогнать и подрезать нас посудины помельче и дважды чуть было сами не попали под форштевень посудинам покрупнее нас, но судя по спокойствию нашего навигатора, сам он оценивал ситуёвину как вполне штатную. В противоположном же конце торговой гавани виднелся куда более узкий проход – только одному военному кораблю и пройти – в круглую военную гавань, окружённую мощной кольцевой стеной и с высокой резиденцией начальника порта на искусственном острове в середине.

По мнению большинства историков, там располагались по кругу и эллинги для боевых кораблей, так что военный порт был одновременно и сухим доком для их ремонта, а может быть, и судоверфью для их постройки. Но проверить это мы, конечно, никакой возможности не имели – кто ж нас пустит на военный объект? Впрочем, играть в шпионов мы как-то и не собирались. Что у нас, других забот нет? Тут как бы не потеряться в этом кишащем абсолютно хаотически муравейнике!

Но наше серьёзное опасение оказалось преждевременным. «Любимец Нефунса» пришвартовался к причалу на левой длинной стороне торговой гавани, и по сброшенным с борта сходням на палубу сразу же с грозным и неприступным видом взошли портовые таможенники. Судя по вставшей у сходен портовой страже, явно не намеренной никого выпускать на берег, обитателям судна полагалось оставаться на борту до тех пор, покуда начальство не уладит все вопросы между собой.

– Развели тут, млять, бюрократизм! – проворчал Володя.

– Ага, тут тебе не Гадес! – хохотнул Серёга. – Тут любой чиновный прыщ пуп земли из себя корчит!

Контраст с Гадесом в самом деле получался разительным. Нам ведь было с чем сравнивать – тут же вспомнилось и то, как запросто и без всяких лишних формальностей прибывал туда «Конь Мелькарта» нашего старого знакомца Акобала. Да и в порту такого столпотворения, как здесь, в Гадесе и представить себе было невозможно. В общем, это – Карфаген, и здесь нам не тут.

Формальности формальностями, а жизнь – жизнью. Начальника досмотровой партии Турмс сразу увлёк к себе в каюту, а сопровождавшие его вояки – субординация есть субординация – так и остались стоять на палубе, даже не пытаясь заглянуть в трюм. Мы даже не успели обменяться меж собой парой-тройкой историй о родном российском бюрократическом маразме, когда грозный и важный таможенный чинуша вышел обратно, не скрывая довольства. Судя по всему, связано оно было не с тем кошелём, которым он, дабы не утруждать себя, нагрузил своего помощника, а с другим, поменьше, который он припрятал в складках широкого пояса…

– Вот так тут все и выкручиваются! – сказал этруск, тоже явно не опечаленный, когда местная власть сошла на берег.

– И много ты ему дал «мимо кассы»? – ухмыльнулся я.

– Как обычно – половину того, что не попадёт в казну. И им хорошо, и нам.

– А не жирно ему половину?

– Так разве ж он только для себя? Своим воинам он даст по шекелю, помощнику два – это немного. Но ведь из остального он половину, а то и две трети отдаст начальнику порта. Не отдаст – уже через несколько дней его место займёт другой, «знающий службу». Зачем же ему терять такое хлебное место? Что-то ведь начальник оставит и ему, и это ведь не только с моего корабля. Взгляни, он уже на второй заходит. А за день он же не меньше десятка кораблей обойдёт – за него не беспокойся, ему тоже на безбедную жизнь хватит.

– А жирует, значит, начальник порта? Ведь не один же только этот вымогатель у него такой?

– Конечно не один. У него таких пять или семь, точно не знаю. Но и он ведь не всё себе оставляет. Назначает его на должность Совет Ста Четырёх, он же и сместить его может в любой момент. С теми, кто помог ему занять это место и помогает удержать его, надо ведь делиться? Не поделится – сам понимаешь. Желающих на такое место много…

– А официально власти как на это безобразие смотрят? Деньги ведь мимо казны проплывают немалые! Разве такое скроешь?

– Ну так мы же это делаем с умом! Свинца в слитках и железа в крицах у меня в трюме больше всего, но это самая дешёвая часть груза. Так её я не занижаю и за неё плачу честно, как положено. Не занижаю я и числа пассажиров вроде вас, которых можно легко пересчитать по головам. Это всё идёт в казну сполна. А вот с тем грузом, которого очень немного, но который особенно ценен – тут мы с портовой стражей уже «понимаем друг друга». Медь в слитках я занизил на треть, простую бронзу – наполовину, а драгоценную чёрную – вчетверо. И так же примерно делают все, только каждый со своим товаром. Те же египетское полотно и шёлк из Александрии, ты думаешь, целиком учитываются? Как бы не так! Самое большее – на треть или даже на четверть. И чем выше эти официальные пошлины, тем больше доля скрытого от казны наиболее ценного товара. Кто же в самом-то деле позволит себя грабить? Все, конечно, обо всём этом знают, но так, в общих чертах только, а в те детали, без знания которых этого безобразия не пресечь, посвящены только те, кто имеет с него хорошую прибавку к своему законному жалованью. Кто же станет резать курицу, несущую золотые яйца?

Вот в таком духе и просвещал меня Турмс, объясняя суть, старожилам давно известную, но не называя ни конкретных имён, ни конкретных денежных сумм, как раз и составляющих «коммерческую тайну». Что ж, мне чужих тайн и не нужно – и спится без них как-то спокойнее, и своих собственных как-то вполне хватает.

Наши слуги тем временем уже разобрались с нашими пожитками, и мы снова, взглянув на множество снующих по берегу карфагенян, призадумались, как бы нам тут не заблудиться в таком столпотворении. Но этот беспокоящий нас фактор наш наниматель, как оказалось, предусмотрел – нас в порту встречали.

– Досточтимый Фабриций, старший сын досточтимого Арунтия! – представил нам этрусский моряк молодого, роскошно одетого парня с вооружённой свитой, который прибыл в порт явно по наши души. – Добро пожаловать в Карфаген!

– Испанцы Тарквиниев! Ко мне! – рявкнул сын нашего нанимателя и взмахнул рукой, указывая пункт сбора. В отличие от отца, говорившего по-турдетански чисто, у его сына был изрядный акцент, но всё-таки языком он владел, и понимать его было нетрудно. Поданная команда