Корвет «Бриль» - Владимир Николаевич Дружинин

Пауза затягивается. Оксана жаждет переменить тему разговора.

— Вы прямо в Швецию? — спрашивает она, хотя маршрут «Воронежа» ей известен.

— Да, в Гетеборг, а оттуда в Южнобалтийск. И домой. Рейс короткий.

Игорь сияет. Хорошо, что короткий!

— Значит, праздник в Южнобалтийске?

— Какой?

— Игорь! Вы в самом деле чудак. Ваш день рождения.

Ах да! Он и забыл… Не мудрено, день рождения всегда настигал его в море, праздновать он отвык. Да и нужно ли? Экая радость, стал старше! По-настоящему, и знать-то ее не надо — эту дату. Тем более, не сам же себя породил! Чем тут гордиться?

Оксану развлекает болтовня Игоря. И в то же время ей не по себе. Действительно ему так легко на душе? Или он притворяется…

— По крайней мере, наденьте хоть чистый воротничок в этот день, — велит она. — Эх, некому присмотреть за мальчиком! Давайте-ка я займусь!

Она проворно режет полотно, складывает полоски, сшивает. Ей хочется быть полезной ему. Это ведь допустимо. Это — в пределах дружбы.

У Игоря кружится голова — до того близкая сейчас Оксана. Она во всем красива… И в редакции, и тогда, в театре, когда его поразило ее сходство с артисткой. Теперь открывается какая-то новая, еще невиданная красота Оксаны. Она влечет еще сильнее… А может быть, не надо сдерживать себя? Сказать ей: вы моя пленница, я вас не выпущу, никогда не выпущу…

Проворно сверкает острая иголка. Есть что-то в Оксане, охлаждающее его порыв.

— Десять штук, — сказала она, пересчитав воротнички. — Хватит вам на рейс. Ну, мне пора.

Прохладной белой ночью возвращалась Оксана из порта, грустная и вместе с тем довольная собой. Возвращалась полководцем, выигравшим сражение.

Кому-нибудь другому она могла бы уступить. Такое бывало, и она не осуждает себя. Но с Игорем? Нет, нет!

13

Когда Изабелла собиралась в свое первое плавание, ей виделось множество бед — бури и тайфуны, зловещие подводные рифы, даже встреча с осьминогом. Давно, еще в детстве, она слышала от дяди Феди, как осьминог закинул лапу на палубу танкера, нащупал там спящего матроса и едва не уволок. Изабелла запаслась и пилюлями от качки и хиной от малярии, раздобыла мазь против москитов.

Борьку она тогда не знала. Куда кануло то беззаботное время? Из-за Борьки она и страдает теперь.

Борьку напоили. Его привели на судно, чуть ли не внесли. И случилось это в два часа ночи!

Изабелла и Ксюша не спали больше. Ксюша приносила все новые подробности. Поляки просят капитала не наказывать Борьку строго. Ну да, те самые поляки с парохода «Лодзь», где он чинил радиолокатор. А Борька лыка не вяжет.

Ужас!

— Порет несусветицу всякую. Кальвадос какой-то ему подавай, — рассказывала Ксюша.

— Это из романа, — объясняла Изабелла. — В романе пьют кальвадос.

— Придуманный, значит.

— Нет, Борька пил в Лондоне будто… А может, и придуманный. Не знаю, Ксюшенька, не знаю… Что же будет теперь, а?

Утром Изабелла помчалась к радистам. В каюте жужжала электробритва. Новый Борькин напарник, одессит Мазур, снимал с подбородка мальчишеский пушок.

— Красив, жаба, — сказал он Изабелле и показал на койку.

Борька лежал неподвижно, но не спал. Изабелла вздрогнула, — глаза открыты, а не здоровается. Ей стало почему-то жутко.

— Переживает, — сказал Мазур.

Молчала и Изабелла, переминаясь с ноги на ногу, слушая несносное шмелиное жужжанье бритвы. «Фасонит, — думала она с тоской. — Брить-то нечего!» Наконец Мазур ушел на вахту.

— Ой, Борька, Борька! — вздохнула Изабелла.

— Плохо, — отозвался он.

— Что же будет, Борька? — Она опустилась на край постели. — Тебя же выгонят.

— Так и надо.

— Не дури, Борька. А я?..

Она прикусила язык. Не следовало так прямо… Не теряйте головы, вы оба, советовала Ксюша. Что еще советовала Ксюша? Ах да… Борька должен лежать, как можно дольше лежать. Лучше пока не попадаться начальству.

— Мне все равно, — сказал Боря.

— Ну и дурак.

Она намочила платок, положила Борьке на лоб. Предложила сходить за кофе. Боря отказался.

— Ты, Борька, слабохарактерный, вот ты кто, — произнесла она слова Ксюши.

— Понимаешь, сладкое вино, легкое, — Боря вспоминал вслух. — Вот ви́ски… Фу, спирт с зубным порошком.

— Друзья называется…

— Нет, нет, они мировые ребята. — Борька приподнялся. — Особенно Станя. Шахматист — сила! Они не хотели виски. Я сам заказал виски. И выпил-то пустяки, одну рюмочку. И крышка.

Она стала ругать этого неведомого ей Станю, — давала выход горечи, а он упрямо возражал. Нет, во всем виноват он сам.

Познакомились они еще в первый день стоянки. Боря сидел на бочке у пакгауза, расположил свои карманные шахматы на другой бочке и решал задачу. Подошел невысокий, толстенький паренек и, забавно подмигивая глазками-живчиками, спросил, не знает ли товарищ, чем кончилась последняя схватка на международном турнире.

Мешая русские слова с польскими, паренек дал понять, что он поймал начало партии, всего десяток ходов.

Боря сам ждал новостей с турнира. Последнюю передачу на «Воронеже» прозевали, новый напарник, заменивший Стерневого, еще входит в курс и к тому же шахматами не интересуется. Так какое же начало? Поляк подсел и показал ходы, а затем они стали доигрывать матч чемпионов.

Партнеру Папорков был рад. Идти еще раз в город не хотелось, — Гетеборг не нравится ему. Прилизанная чистота, сытая скука.

Станя применил опасный способ наступления — «мельницу», которая некогда принесла юному Торре победу над седым Ласкером. Ладьи поляка, их неожиданные обратные ходы взламывали защиту Бори. Парируя шах, он каждый раз жертвовал фигурой и в поте лица свел партию вничью.

За второй игрой выяснилось, что на «Лодзи» капризничает радиолокатор. Станя не просил помощи, Боря вызвался сам.

Локатор задал Боре жару! На экране упорно не желала показываться развертка, как именуется в просторечье луч, который возникает при включении и, подобно часовой стрелке, обегает экран. Борька настроил датчик частот, развертка появилась. Но где изображение? Экран ничего не показывал. Стали проверять лампы. В порядке! Тогда что же?

Работа не кончилась и на другой день. Отступить Боря не мог. Кому же и справиться с локатором советской марки!

На «Лодзи» все верили Боре, начиная с добродушного старого капитана, угостившего Папоркова вином необычайной сладости.

Иногда Боря впадал в отчаяние, — слепоту локатора он ощущал почти физически. Наверно, где-то обрыв провода, в каком-нибудь конденсаторе. А их много!..

Довести дело до конца удалось лишь на четвертый день, накануне ухода «Воронежа». Поляки решили отблагодарить, потащили Борю в маленький припортовый кабачок.

Столик заняли вчетвером. Боре улыбались друзья. Боря хвалил вино, друзья подливали ему, и он беспечно осушал стакан за стаканом.

Время летело быстро. Вот уже одиннадцать, пора быть на судне. Но