Добротолюбие. Том II - Святитель Макарий Коринфский

126. Когда ум возревнует о добродетели, тогда и внешние чувства не уступают над собою победы иикаким трудностям. Когда сердце возревнует духом, тогда тело не печалится о скорбях, не приходит в боязнь и не сжимается от страха; ибо тогда ум, как адамант, своею твердостию противостоит в нем всем искушениям. Возревнуем же, – и отбежит от нас нерадение, порождающее леность. Ревность порождает отважность и придает душе победоносную силу. Какая сила демонов может устоять, когда душа подвигнет против них свою природную ревность.

127. Древние отцы наши, зная, что ум наш не во всякое время в состоянии бывает стоять на одном и блюсти стражбу свою, в иное же время не может и усмотреть того, что вредит ему, облекались в нестяжательность, как в оружие, и уходили в пустыню, где нет житейских занятий, служащих причиною страстей, чтоб не иметь поводов к раздражению, пожеланиям, злопамятству. Против всего этого и подобного ею укрепляли и ограждали они себя, как непреоборимым столпом.

128. Когда человек пребывает в нестяжательности, непрестанно приходит ему на мысль переселение из сей жизни, – и всегдашнее прилагает он попечение о приготовлении к тому, – бегает всякого покоя, помысл о пренебрежении мира животрепещет в уме его, крепкое стяжевает он сердце для встречи опасностей без страха, не боится смерти, потому что ежечасно устремляет на нее взор, скорби, если встретятся, принимает с веселием и радованием, зная, что они доставляют венцы. Если же случится ему приобрести что-либо преходящее, то в сей же самый час в душе его начинает пробуждаться любовь к телу, возникают помыслы о плотском покое и о способах достать все служащее к тому; от сего далее отъемлется у него та твердость сердца, какую имел он, когда в своей нестяжательности был выше мира, и душу его начинают обуревать мысли, наводящие страх за жизнь, потому отходит от него крепкое упование на Бога.

129. Разные изречения. – Как тому, у кого голова в воде, невозможно вдыхать в себя тонкого воздуха, так и тому, кто погружает мысль свою в здешние заботы, невозможно вдыхать в себя ощущения оного нового мира.

Как смертоносная воня расстроивает телесный состав, так и непристойное зрелище – мир ума.

Как стекло не может оставаться целым при столкновении с находящимся поблизости камнем, так и святой, когда надолго остается вместе и беседует с женою, не может пребыть в чистоте своей и не оскверниться.

Как с корнем исторгаются деревья сильным и постоянным притоком вод, так искореняется и любовь к миру в сердце притоком искушений, устремленных на тело.

Как горькие лекарства истребляют нечистоту худых соков в теле, так и жестокость скорбей очищает сердце от лукавых страстей.

Как невозможно остаться невредимым тому, кто щадит своего врага на поле битвы, так невозможно и подвижнику душу свою избавить от погибели, если щадит он тело свое.

Как юная дева, пораженная видом чего-либо страшного, прибегши к родителям, емлется за одежду их и взывает о помощи, так и душа, в какой мере утесняется и сокрушается страхом искушений, в такой спешит прилепиться к Богу, призывая Его в непрестанной молитве. И пока искушения продолжают одно за другим нападать на нее, она умножает моление; а как скоро получает освобождение, предается парению мыслей.

Как иной, принесши великий дар царю, награждается от него ласковым взором, так и тому, кто имеет в молитве своей слезы, великий Царь веков, Бог, прощает всякую меру грехопадений и награждает его благоволительным взором.

Как человек, имеющий при себе драгоценную жемчужину, проходя путем, на котором водятся разбойники, в непрестанном бывает страхе, что подвергнется нападению и будет ограблен, так и тот, кто несет бисер целомудрия и шествует в мире, – этом полном врагов пути, – не может быть свободен от страха сих разбойников, пока не придет в обитель гроба, т. е. в страну упокоения.

Как человек, который пьет вино в день плача, упившись, забывает всякую печаль о своем трудном положении, так и упоенный любовию Божиею, в сем мире, т. е. в доме рыдания, забывает все свои труды и печали и по причине своего упоения делается бесчувственным ко всем греховным страстям, сердце его подкрепляется надеждою на Бога, душа его легка, как пернатая птица, ум его ежечасно возносится от земли, превыше всего человеческого парит он своими помыслами и наслаждается бессмертием у Всевышнего.

130. Смиренномудрие есть риза Божества. В него облеклось вочеловечившееся Слово и чрез него беседовало с нами в теле нашем, прикрыв доблесть величия Своего и славу Свою сим смиренномудрием, чтобы тварь не была попалена воззрением на Него. Тварь не могла бы взирать на Него, если бы не восприял Он части от нее и таким образом стал беседовать с нею. Поэтому всякий, кто облекается в сию ризу смирения, облекается в Самого Христа; потому что в то подобие, в каком видим был твари Своей и пожил с нею Христос, и он пожелал облечься по внутреннему своему человеку.

131. Смирение есть некая таинственная сила, которую, по совершении всего жития, восприемлют совершенные святые. Сила сия не иначе как только одним совершенным в добродетели дается силою благодати, потому что добродетель сия заключает в себе все.

132. Не всякий, кто скромен, молчалив, кроток, – достиг уже степени смиренномудрия. Да и того, кто смиренномудрствует при воспоминании грехопадений, сокрушаясь о них, не назовем смиренномудрым, хотя и это похвально; потому что он не обладает еще смирением, но ухищренно приближает его к себе, – он желает только смирения, но смирения нет еще у него. Совершенно смиренномудрый не имеет нужды мудрованием своим изобретать причины к смиренномудрию, но во всем являет смирение без труда и самопринуждения.

133. Если спросит кто, как приобрести смирение, – ответим ему: довлеет ученику соделаться подобным учителю своему, – рабу подобным господину своему (Мф. 10, 25). Смотри, как являл смирение Тот, Кто заповедал оное и дарует сие дарование, – подражай Ему и приобретешь его.

134. Всячески должно избегать всего, что раздражает в нас злые страсти, особенно же отсекать в себе причины страстей и то, чем страсти, хотя бы то самые малые, приводятся в действие; когда же несмотря на то страсти придут в движение, надо противостоять им и бороться с ними. Для того и другого самое лучшее – погружаться во внутреннего своего человека и там уединенно пребывать, непрестанно возделывая виноградник сердца своего. Когда ум наш пребывает там уединенно и отшельнически, тогда не он уже ведет брань со страстьми, но благодать.

135. Целию Пришествия Спасителя, когда Он дал нам животворящие заповеди Свои, как очистительные врачевства в нашем страстном состоянии, было то, чтобы очистить душу от повреждения, произведенного первым преступлением, и восстановить ее в первобытное ее состояние. Что врачевства для больного тела, то заповеди для страстной души. И явно, что заповеди постановлены вопреки страстям для уврачевания преступной души.

136. Повреждение привзошло к нам от преступления заповедей. Из сего явствует уже, что здравие возвращается снова их хранением. А без делания заповедей, пока прежде всего не пойдем оным путем, ведущим к душевной чистоте, не должно нам и желать или надеяться душевного очищения. И не говори, что Бог и без делания заповедей может по благодати даровать нам душевное очищение. Это Господни суды, и Церковь не повелевает нам просить чего-либо такого. Иудеи, во время возвращения своего из Вавилона в Иерусалим, шествовали путем естественным; но Иезекииль сверхъестественно прибыл в Иерусалим и в Божественном откровении соделался зрителем будущего обновления. Подобное сему бывает и в рассуждении душевной чистоты. Иные путем протоптанным, чрез хранение заповедей в многотрудном житии, кровию своею приходят в душевную чистоту; а другие удостоиваются ее по дару благодати. И чудно то, что не позволено просить в молитве чистоты, даруемой нам по благодати, и отказываться от жития препровождаемого в делании заповедей. Ибо богатому, вопросившему Господа, что сотворив живот вечный наследую, Господь ясно сказал: соблюди заповеди (Лк. 10, 25). Когда же богатый домогался узнать еще больше, тогда сказал: аще хощеши совершен быти, иди продаждь имение твое и даждь нищим, и возми крест свой и гряди вслед Мене (Мф. 19, 21). А это значит: умри для всего, что имеешь у себя, потом живи во Мне; изыди из ветхого мира страстей и потом вступи в новый мир духа. Ибо Господь, сказав: возми крест свой (Мф. 16, 24), научил тем человека умереть для всего в мире. И когда умертвил он в себе ветхого человека, или страсти, тогда сказал ему: гряди вслед Мене. Ветхому человеку невозможно ходить путем Христовым.

137. Блаженный Василий Великий и блаженные Григории, которые были любителями пустыни и восхваляли бозмолвие, пришли на безмолвие не тогда, как не упражнялись в делании заповедей, но жили сперва в мире и хранили заповеди, какие должно было хранить живущим в обществе, и потом пришли в душевную чистоту и сподобились духовного созерцания. И после сего уже поспешили они и вышли на пустынное безмолвие; и с сего времени пребывали со внутренним своим человеком; посему соделались умозрителями и пребыли в духовном созерцании, пока не призваны благодатию сделаться пастырями Церкви Христовой.