Темные туннели. В интересах революции. Непогребенные - Сергей Антонов

— Слушай, Шаман…

— Ничего не хочу слушать. Если я не займусь им прямо сейчас, можешь забыть о походе в Академлаг.

— Но…

— Мы теряем драгоценное время — кровь не сворачивается. Вон!

Томский сдался и потянул прапора за рукав. Едва они вышли за порог, как дверь с лязгом захлопнулась.

— Во дает! — восхищенно присвистнул Аршинов. — Я сам нахал, но этот Шаман понаглее будет. Видел, что он у костра со мной проделал?

— Ну… Что-то такое, вроде…

— Ничего не вроде! Он шерстью коричневой обрастать начал. В медведя превращаться! Тьфу ты, связались на свою голову…

Толик не стал говорить о прозрачных щупальцах. По всей видимости, гипноз или что-то другое, чем Шаман владел в совершенстве, оказывало на разных людей свое воздействие. Ну и пусть. Только бы многогранные таланты Шамана смогли помочь Вездеходу!

— Как думаешь, Лёх, вылечит он Колю?

Прапор задумчиво посопел.

— Стоял, Толян, я как-то дежурным по части. Ночь. Скукотища. От нечего делать стал шарить по ящикам стола. Думал, хоть газетенку с кроссвордом отыскать. Попалась только книжка. Такая, знаешь, без обложки, затрепанная. Ни названия, ни первых глав. Про Григория Ефимыча Распутина. Был такой мужик-сибиряк из Тобольского уезда. При последнем русском царе все вертелся: предсказания делал, больному гемофилией царевичу крепко помогал — умел внутреннее кровотечение останавливать. По-разному к Гришке относились. Одни святым считали, другие — чертом. Но зацепило меня не это. Распутин, когда еще в селе своем жил, одному пареньку помог. Тот косой ногу порезал. Кровь никак не могли остановить, а Ефимыч пошептал, какой-то травки приложил и… Рана затянулась. А это, брат, тебе не гемофилия. Механическое повреждение. Тут на фу-фу не пролезешь. Вот я и кумекаю: если наш Шаман как Распутин, то за Коляна можно не беспокоиться.

— А ты, я вижу, его зауважал.

— Нехай пока так и думает. А при случае я ему такого медведя покажу… Эх, ну я пошел. Надо делом заниматься.

Томский смотрел, как Аршинов вертится у завала. Сует руки в щели между камнями и почесывает затылок. Прапор явно что-то задумал, и Толику казалось, что он догадывается о затее Аршинова.

— Что, Лёха, давненько шашек в руку не брал?

— Мысли мои читаешь, Томский. Думаю я разворотить эту горку к ихонной матушке. На хрена нам сдались новые телесные повреждения?

— Кинься, Аршинов. Нового обвала хочешь?

— Я тебе не дилетант какой-нибудь. Если бы не знал я подрывного дела, где бы мы сейчас с тобой были, а?

Томскому осталось лишь развести руками: прапор действительно знал толк в направленных взрывах.

Аршинов потратил на свои исследования не меньше получаса. Судя по хитрой ухмылке, он остался ими доволен.

— Одного заряда хватит. Эх, кабы с самого начала это сделать, с Коляном все в ажуре было бы!

— Ну, а если все-таки обвал?

— Все предусмотрено, Толян. И потом, хуже, чем есть, Партизанской уже не будет.

— А нам?

— И нам ничего не сделается. Отсидимся в логове Шамана, как у Христа за пазухой.

Аршинов принялся колдовать над содержимым своего вещмешка, а Толику осталось лишь с тревогой поглядывать на стальную дверь, за которой в эти мгновения решалась судьба Вездехода. Как он там? Ведь зацепило парня основательно. Томский видел рану только мельком, но впечатлений получил на полную катушку. Чем и как будет лечить его Шаман?

Ответ пришел очень быстро. Сначала Толик услышал позвякивание. Хаотичное, лишенное ритма. Неизвестно почему, вызывающее чувство тревоги. Потом появился новый звук. Низкий и вибрирующий. В паре с позвякиванием он образовал бесхитростную и в то же время завораживающую мелодию.

Толик был так поглощен ею, что ничуть не удивился, когда из щели в стальной двери показались уже знакомые полупрозрачные щупальца. Правда, теперь в них не было угрозы. Щупальца извивались в такт мелодии. Рассыпались по бетонном полу, скручивались и вновь распадались. Позвякивание стало громче. Щупальца дотянулись до талии Толика, обвились вокруг нее. Странное дело: Томский не ощутил страха. Он боялся спугнуть гостя из мира духов и тем самым прервать состояние сладостного блаженства, охватившее все тело. Глаза закрылись сами собой. Теперь Толик смотрел вокруг внутренним, мысленным взглядом. Перед ним расплывались разноцветные концентрические круги очень теплых, умиротворяющих оттенков. Они образовывали бесконечный коридор. Томский узрел две фигуры, плывущие ему навстречу. Вездехода он узнал сразу, а вот кем был его спутник, понять не мог. Бесформенная голова, хламида из каких-то лент и лоскутов. Рассмотреть больше Толик не успел: почувствовал колебание воздуха у лица и открыл глаза. В нескольких сантиметрах покачивалась треугольная голова большой змеи. Тело ее было таким же прозрачным, как щупальца, изумрудные глаза светились. Смотреть в них можно было бесконечно. Именно так и собирался поступить Томский, но зычный голос Аршинова разрушил волшебство:

— Не спи, солдат, а то замерзнешь!

Зеленоглазый гад встрепенулся. Кольца, обвивавшие талию Толика, ослабли. Змея плавно скользнула в щель под стальной дверью.

— М-м-м… Чего тебе?

— Не мне, а нам! Нам надо разворотить эту груду бетона. У меня все готово, — прапор поднял руку, показывая обмотанный вокруг ладони огнепроводный шнур. — Шваркнем?

— Не знаю. Может, стоит с Шаманом посоветоваться? Он здесь, как бы, хозяин.

— Во-первых, наш алтайский дружбан сейчас очень занят. Во-вторых, он — большой любитель сюрпризов.

— Откуда ты знаешь? — улыбнулся Толик.

— При всем должном уважении — задницей чувствую. Ну не может он не любить авантюр!

— Ладно, Лёха. Взрывай.

— Тогда — в укрытие!

Аршинов поджег бикфордов шнур, вжался в стену в метре от Томского. Потянулись такие длинные и такие короткие мгновения ожидания. Толик проклинал себя за то, что разрешил Аршинову динамитный эксперимент. Профессионализм прапора — одно, а законы Метро — совсем другое. Последствия взрыва могли быть непредсказуемыми. Тише едешь — дальше будешь. Пусть бы на разбор завала ушла неделя или две. Зато результат был бы гарантирован. А сейчас? Если все пойдет не так, как задумал Аршинов, надежды будут похоронены под слоем бетонных обломков.

Взрыв оказался не таким громким, как ожидал Толик. Он больше походил на хлопок, хотя последствия этого хлопка были весьма впечатляющими. Вздрогнули стены. Волна вибрации прокатилась по полу. По ушам резанул скрежет сдвинувшихся с места бетонных обломков. И самое страшное: грохот ударов камней о рельсы. Толик с ужасом смотрел на вплывающие через решетчатую дверь облака пыли. Неужели произошло то, чего он больше всего боялся? Новый обвал?

Когда все стихло, Томский рванулся к двери. Открыть ее сразу не удалось — чертову решетку заклинило. Томский отошел на два шага, с разбегу врезал ногой по двери, и та, сдавшись под натиском, распахнулась. Однако выйти в туннель еще не означало что-либо увидеть. Глаза сразу запорошило пылью, в горле запершило. Рядом слышался трехэтажный мат Аршинова, которому тоже не улыбалось вдыхать растворенную в воздухе бетонную взвесь.

Вспыхнул фонарик.

Томский с облегчением перевел дух. Разрушения были не такими катастрофическими, как он ожидал. Рельсы, правда, исчезли под двадцатисантиметровым слоем каменного крошева, а в своде туннеля появились сколы и трещины, но… Луч фонаря осветил проблемный завал, и Томский едва не закричал от радости: взрыв выгрыз здоровенную выбоину в груде бетонных обломков. Как раз там, где это требовалось! Толик мог даже различить ржавый стальной уголок и темную дыру под ним — верхнюю часть двери.

— Аршинов! Я тебе никогда не говорил, что ты — гений?!

— По-моему, нет. А ведь стоило бы.

Прапор полез осматривать расчищенный проход. Толик собирался к нему присоединиться, но остался на месте. Он почувствовал: произошло нечто важное. Причем напрямую связанное с Шаманом и Вездеходом.

Пыль успела осесть, и когда Томский обернулся к входу в жилище Шамана, то увидел в проеме двери чудовище.

На темном скуластом лице пылали два окруженных синевой глаза, а под широким приплюснутым носом изгибались влажные кроваво-красные губы. Харю монстра окаймляла грива серой шерсти. В левой руке чудище держало что-то круглое, а правой сжимало кривой, вытесанный из белого камня нож.

Лишь увидев носки начищенных сапог Толик понял, что перед ним Шаман, а жуткая морда — всего лишь искусно вырезанная из дерева и раскрашенная маска.

Впрочем, когда Шаман ее снял, его лицо выглядело ничуть не лучше маски. Посеревшее и бесконечно усталое, как у тяжелобольного, который нашел в себе силы встать с кровати, но вот-вот свалится. Даже оспины стали глубже и рельефнее. Покачиваясь, как пьяный, Шаман направился к Томскому. На нем был балахон из зеленой ткани, почти неразличимой из-за множества разноцветных ленточек, изображавших змей с разверстыми пастями. Волосы были перехвачены лентой с пестрым орнаментом. Круглый предмет оказался бубном. Шаман сел, свесив ноги с уступа.