Случай на станции Кречетовка - Валерий Владимирович Рябых

И вдруг в сердце немецкого разведчика появился луч надежды, нарастающий с каждым мгновением… Чтобы еще больше подстегнуть себя, мужчина стал тихо напевать «Эрику» — марш Вермахта, часто звучащий в радиотрансляциях из Германии:

Auf der Heide bluht ein kleines Blumelein

Und das heist: Erika[1]

Бравурная мелодия и незатейливые слова песни вдохновили агента и наполнили самоотверженностью:

In der Heimat wohnt ein kleines Magdelein

Und das heist: Erika

Dieses Madel ist mein treues Schatzelein

Und mein Gluck, Erika[2]

Альберт знал за собой, что при наступлении серьезных тягот, точнее, в ожидании невзгод — душа изнывала, не находила себе места, а воображение рисовало картины одна отвратней другой. Жизнь теряла радость существования. Офицер Абвера не то, чтобы трусил, но пребывал в нервической тревоге. Но перейдя грань меж ожидаемым и наступившим, когда путь назад уже отрезан, внутреннее состояние резко менялось. Надуманные опасения и сомнения исчезали, события уже воспринимались с должной адекватностью, выстраивался правильный алгоритм собственных действий, расчищающий путь к успеху. На него снисходило своеобразное вдохновение, даже некоторая порывистость, психологический тонус резко повышался — человек радовался собственному бытию.

Вот и теперь, Альберт явственно осознал, что ситуация, в которой оказался вовсе не катастрофическая. Даже если на след беглеца выйдут свирепые собаки ищейки, то расстреляет зверюг методично и без осечки, как обыкновенные мишени в поселковом тире. А уж в противоборстве с человеком разведчик имел явную фору, приобретенную еще в учебном лагере Николаи под Даркеменом.

И еще у него было одно весомое преимущество. Как никто другой, инженер излазил эту местность вдоль и поперек. Не зря регулярно каждый год, из выходного в выходной совершал пешие и велосипедные прогулки по окрестным долям и весям.

Альберт живо прикинул возможную дислокацию начавшейся облавы. С востока дозоры выставлены в кустах подлеска, — обширное поле между Дубровкой и береговым узеньким перелеском четко просматривается. За самим леском каскадом вытянулись колхозные пруды, вплавь с вещами водоем не преодолеть. Единственно пригодное место для прорыва — плотина между ними, но на нее, в подобных обстоятельствах, сунется только дурень. На севере расположены обширные зеленя, на них человек и даже животное видны как на ладони. На западе дозорные стоят на пологих поречных склонах. Хотя, на юго-западе зады плодстроевских садов вплотную выходят на берег Паршивки. То место заросло густой стеной дикорастущих деревьев и кустарника. Там, разумеется, выставлен усиленный наряд. Да, и через просторный пойменный луг невидимкой к речке не проскочить… На юго-востоке — опять синь рукотворных озер, разлапый обрывистый овраг и открытые взору неугодья для выпаса колхозного скота.

Тем временем полуторка, миновала плотину пруда и остановилась, с кузова бодро повыскакивали игрушечные, по виду издалека, солдатики. Вояки поначалу сгрудились в кучку, получив от командира вводные инструкции, быстро рассредоточились, образуя развернутую цепь. Альберт сообразил, что бойцам приказали прочесать с юга поросший дубами берег реки, — где агенту приспичило отсиживаться. Очевидно, подобное движение произойдет и на северном направлении, а может, охват пошел уже и с востока… Через полчаса кольцо сожмется, и беглец окажется в самых настоящих силках.

Остается единственный вариант — пересечь луговую пойму и саму речку на фланговом стыке запада и юга. Как на удачу, прибрежный бугор недалеко отстоит от извилистого русла, за которым непроходимая стена глухих зарослей.

Пригнувшись до земли, слившись с пышным разнотравьем, Альберт рванул вниз, поначалу проскользнул между узловатыми стволами дубов, потом короткими перебежками в два счета достиг обрывистого берега речушки.

Мужчина осмотрелся и скакнул на узкую полоску прибрежной осыпи. Теперь человека не видно… пришлось разуться, снять брюки и перейти вброд тихо струящийся поток Паршивки. Затем беглец поспешно достал фляжку и наполнил прохладной водой, и стремительно углубился в развесистый, дурно пахнущий кустарник. Понимая, что здесь могут запросто взять за белые рученьки, Альберт торопливо натянул штаны, прислушался… кажется, тихо…

Натянув в ботинки на босу ногу, он поспешил выбраться из прибрежных джунглей на открытое, дающее круговой обзор местечко. Оглядевшись, агент перевел дух, и убедившись в отсутствие опасности, уже основательно переобулся, поправил расхристанную одежду и поудобней принайтовил резавший плечи саквояж.

Альберт Арнольд вовсе не исключал, что его не заметили, и что преследование уже началось. В таких непроглядных дебрях легко схлопотать полю или стать покусанным розыскными собаками. У него только пара глаз и трудно уследить за происходящим вокруг. Потому решил, как можно быстрей вырваться на открытое взору садовое пространство, где при опасности прижухаешься в приствольной поросли сорняка, — да и где каждый звук отчетливо слышен.

И мужчина побежал, не разбирая дороги, перепрыгивая через палые стволы, ожигая руки стеблями крапивы. Пригнув голову, продирался сквозь хлесткий кустарник — скорее, скорее миновать это гиблое, брошенное на произвол судьбы место. Бежать приходилось круто вверх, вскоре человек запыхался, сердце нещадно билось, того и гляди вырвется из груди. Выбрав не осклизлый упавший ствол тополя, он присел отдышаться. Нещадно хотелось пить — но воду следовало беречь. Вот бы закурить, но ясное дело, — это будет смертоубийством, псы сразу почуют папиросный дым. Проверил Люггер — не замочил ли… Пистолет в порядке. Оглядел одежду, вроде нигде не порвал…

Ну… вот разведчик выберется в плодовый сад, углубится вглубь кварталов, — а что дальше, что предпринять дальше… И это при условии, что не нарвется на засаду или преследователи не обнаружат присутствие беглеца. Придется учитывать, что сад разбит по строгому плану, квадраты кварталов разграничены наезженными просеками, которые просматриваются с начала до конца. Чужака там враз засекут, уж если не чекисты с помощниками, то уж садовые сторожа наверняка. Не хватало инженеру еще кавалерийского наскока охранников… Так что — безвыходное положение…

Но Альберт, ни при каких условиях, не думал о самоликвидации. Да и задешево, по малодушию, агенту не пришло бы в голову отдать собственную жизнь. Пока полны патронами обоймы, разведчик поборется с противником, покажет выучку кадрового прусского офицера. На смех, за понюшку табаку Арнольда не взять, русским будет нелегко совладать с ним. Пусть он не молод, но сила и ловкость еще не оставили плоть, врагам еще придется потягаться со стариком (по тупым советским понятиям), — мужчиной же в самом соку, по личному представлению Альберта.

Инженер улыбнулся собственному юмору, ну, а коль человек способен на иронию в отношении себя, то еще не все потеряно, отнюдь не потеряно…

По опыту работы в Абвере офицер знал, — нет безнадежных ситуаций, следует только тщательно оценить сложившуюся обстановку