Ничего неизменного - Наталья Игнатова

Выжить она не могла, за это Койот ручался. Он переломал ее, искалечил и изрезал, и сам видел, как она истекла кровью. Столько крови вытекло из ее тела, сколько в человеке и быть не могло. Койот помнил алое облако, окружившее тело Бераны в Хаосе.

Она мертва. Это точно.

Но он все же собирался подняться на борт «Граниэли» и убить там всех. Просто на всякий случай. Шиаюн во многом была права, и в том, что существование Голема должно оставаться тайной — тоже. Еще недавно о нем знали Медвежатник и Верна, знали, что Голем существует, а не что Койот использует его, как второе тело. Но с тех пор как демон из города выбросил его в Хаос, даже Верна с Медвежатником уверились, что его больше нет. И сохранять эту уверенность следовало как можно дольше.

Если вдруг, каким-то чудом, Берана прожила достаточно долго, чтобы рассказать о нем, команду «Граниэли» нужно было уничтожить. Как опасных свидетелей. Если же они подобрали Берану уже мертвой, их нужно было убить... потому что не останется выбора. Он ведь не сможет выяснить, что рассказала девчонка, оставаясь незамеченным. А все, кто знает о нем, должны умереть.

Было даже немного жаль. Гарфильд, капитан и владелец «Граниэли» Койоту нравился. Он был малость тронутым, подвинулся на освобождении рабов и борьбе с работорговлей, но оставался одним из лучших хаос-навигаторов, из тех, что бывали в тарвудском Порту. И одним из самых удачливых. А удача не благоволит кому попало. К тому же, через руки Гарфильда проходило множество разных редких, дорогих, волшебных вещиц. Он получал их как трофеи, находил в старинных схронах, пару раз даже добывал из полостей радужных мант, единственных, кроме демонов, обитателей Хаоса. Немалую часть этих сокровищ он привозил Верне. Та разбиралась в магии, чарах, колдовстве. Сама начисто лишенная таланта, обожала читать обо всем волшебном, собирать слухи и истории. А будучи бабой умной, даже чересчур, читала годные книжки, а не все подряд. И слушала тоже куда как придирчиво.

Верна делала на Гарфильде хорошие деньги. Но и его не обманывала.

Честная. Да. Койот знал, что убьет и ее тоже, так же, как Медвежатника. Но убьет не за ложь. Верна никогда ему не лгала.

Не надо было ей мириться с его смертью. Не надо было делить с Медвежатником власть над Портом. И не надо было — нельзя! — признавать хозяином вампира.

Вампир умрет раньше Верны. Сначала экипаж «Граниэли» и Гарфильд, потом этот мертвец, а потом, когда Койот станет демоном и займет тело мертвеца, настанет время Верны и Медвежатника.

Койот задумался о возможностях, которые обретет, получив новое тело. Красивое, юное, бессмертное и наделенное чарами. Он не знал, будет ли бояться солнца, не знал, придется ли впадать в дневную спячку, и сможет ли он есть что-то, кроме крови, но даже если он столкнется со всеми недостатками вампирского существования, достоинств все равно выходило больше.

И взвешивая их, сравнивая плюсы и минусы предстоящей, еще неведомой, жизни, он едва не упустил момент, когда по сходням «Граниэли» сбежал высокий молодой блондин, торопливо направившийся в сторону Гостиничной улицы.

Гарфильд. Собственной персоной. Спешит куда-то.

Ему бы надо спешить в Адмиралтейство с визитом вежливости. С Верной поздороваться, последние новости узнать. А он за каким-то хреном поперся к гостиницам. Да так бежит, будто ему демоны из Хаоса хвост подпалили.

«Граниэль» подождет. Люди с нее никуда не денутся. Вернуться и убить их можно в любой момент. Первоочередной задачей стало выяснить, куда направляется Гарфильд. Куда? К кому? Зачем? 

То, что Берана оказалась на «Граниэли» и, спустя какой-нибудь час, капитан хаосшипа заторопился в Порт по каким-то неотложным делам — плохое совпадение. Очень плохое. Сулящее неприятности.

В чем Койот не сомневался, так это в том, что неприятности будут не у него. Все же, в бытности предназначенной для убийств адамантитовой машиной, есть свои преимущества. 

Алекс умел ездить верхом, но не любил. И не слишком доверял лошадям. А та лошадь, на которой приехала Берана, и на которой Алекс должен был ехать на мельницу, явно не любила людей. Моряков, уж точно. Она так косила на него сливовым глазом, так грызла столб коновязи, что казалась в два раза свирепей, чем была. А ведь и была, наверное, не подарком.

— Зато довезет тебя прямо до конюшни, — пообещал конюх, верно истолковав заминку Алекса, — дорогу знает, ты только в седле удержись. Да и характер у нее ровный, не взбрыкивает, от кустов не шугается, кусается иногда, ну, тут уж аккуратней просто надо.

— А вроде дилижансы в город ходят? Мне не в конюшню надо, мне на мельницу.

— Мельница южнее. Стену с востока по Окружной объедешь, на Боголюбовский тракт попадешь, с него на втором проселке сворачивай, он как раз к мельничной плотине. А про дилижансы сегодня забудь, — конюх потрепал лошадь по жесткой гриве, — в город с полудня пускают только после досмотра. Что там затеяли, не знаю, но досмотр пассажиров дело долгое, и оба наши возницы там пока. Бери кобылу, не съест она тебя. Тем более, заплачено уже.

Что ж, до города эта людоедка и правда могла добежать и без участия Алекса. Главное, не свалиться. Но раз она не брыкливая, все будет в порядке. А что кусачая, так не привыкать. Не ядовитая, уже хорошо.

Алекс забрался в седло и шагом пустил кобылу по людным улицам Порта.

Когда добрались до серпантина, ведущего вниз, на дорогу со странным названием Небесный Клин, стало ясно, что дорогу кобыла, действительно, знает. На Алекса ей  было наплевать, есть он на спине, нет его. Она по собственному разумению перешла с шага на рысь, потом на кентер. Тоннели, в которые то и дело ныряла дорога ее не пугали, встречные — пешие и конные — тоже. Да и встречных попадалось на удивление мало для единственного-то пути, соединяющего Порт и город. Что-то происходит на Тарвуде сегодня, и Берана об этом говорила, и конюх упомянул. А он, Алекс Гарфильд, в это что-то прямиком и лезет. Как обычно.

И ведь на этот раз даже не из-за ангела.

Небесный Клин был с обеих сторон стиснут лесом. Густым и мрачным. Сосны и кедры с хвоей темной до черноты, высились вдоль обочин, как колонны гигантского храма. Языческого, конечно же. Алекс, полностью передав инициативу своей резвой кобыле, перестал думать о дороге и теперь наслаждался видами и предавался праздным размышлениям. Он решил, что бог, создавший для себя этот лес-храм, точно был недобрым. Но не злее остальных. Из них никто добротой не отличался, если мифы вспомнить, однако бывали особо свирепые, а бывали такие, что и ничего. Ты их не трогаешь, они тебя. Этот был как раз из последних. Солнечный свет не проникал сквозь густые кроны, но тем ярче вечернее солнце светило на серый камень дороги, превращая Небесный Клин в сияющую жемчужную ленту между черно-бархатных холмов. И синее небо над темными кронами тоже радовало взгляд. И пахло тут хорошо, особенно после Порта, где воздух выдавливала в небо смесь запахов дегтя, гнили, пряностей, прогорклого жира, рыбы, кож, людей, конского навоза, машинного масла, и много чего еще, о чем Алекс не знал и, пожалуй, не хотел знать.