Люди сороковых годов - Алексей Писемский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Губернатор довольно сердито взмахнул на него глазами, а m-me Пиколова и уши при этом навострила.
- Да-с, переследовали, - произнес губернатор после некоторого молчания.
- И что же найдено при переследовании?
- Не знаю-с! Я не читал еще самого дела, - отвечал губернатор, взглянув на мгновение на прокурора.
Вихров видел, что далее разговаривать об этом нет никакой возможности, тем более, что губернатор обратился к дамам, с которыми завязался у него довольно живой разговор.
- Мы вас решительно не пустим, решительно не пустим, - говорила Пиколова Юлии.
- Вы едете куда-нибудь? - вмешался губернатор.
- Да, я на той неделе уезжаю к отцу, - отвечала Юлия довольно громко, как бы затем, чтобы слышал Вихров.
- Вы уезжаете? - спросил ее тот.
- Непременно, - отвечала и ему Юлия.
- А мы вас не пустим, не пустим, - сказал губернатор.
- Никакие силы человеческие меня здесь больше не удержат! - отвечала Юлия с ударением. - Я так давно не видала отца, - прибавила она.
Губернатор, уезжая, по обыкновению, с Пиколовой, не взглянул даже на Вихрова; впрочем, тот и сам ему не поклонился. Через неделю Юлия, в самом деле, уехала к отцу.
XXI
СБОРИЩЕ НЕДОВОЛЬНЫХ
Ответ от Мари, наконец, был получен. Он написан был таким же беспокойным почерком, как и прежнее письмо:
"Милый друг мой! Понять не могу, что такое; губернатор прислал на тебя какой-то донос, копию с которого прислал мне Плавин и которую я посылаю к тебе. Об отпуске, значит, тебе и думать нечего. Добрый Абреев нарочно ездил объясняться с министром, но тот ему сказал, что он в распоряжения губернаторов со своими подчиненными не входит. Если мужа ушлют в Южную армию, я не поеду с ним, а поеду в имение и заеду в наш город повидаться с тобой".
Вихров на первых порах и сообразить хорошенько не мог, что это такое с ним делается; с каким-то отупевшим чувством и без особенного даже беспокойства он взял и прочел копию с доноса на него. Там писалось:
"Сосланный в вверенную мне губернию и состоящий при мне чиновником особых поручений, коллежский секретарь Вихров дозволил себе при производстве им следствия по опекунскому управлению штабс-капитана Клыкова внушить крестьянам неповиновение и отбирал от них пристрастные показания; при производстве дознания об единоверцах вошел через жену местного станового пристава в денежные сношения с раскольниками, и, наконец, посланный для поимки бегунов, захватил оных вместе с понятыми в количестве двух человек, но, по небрежности или из каких-либо иных целей, отпустил их и таким образом дал им возможность избежать кары закона.
Почтительнейше представляя все сие на благоусмотрение вашего сиятельства, имею честь испрашивать разрешения о предании чиновника особых поручений Вихрова суду".
Далее рукой Плавина в этой копии было прибавлено:
"Разрешение это и последовало уже".
По прочтении всего этого Вихрову сделалось даже смешно - и он не успел еще перейти ни к какому другому чувству, как в зале послышалась походка со шпорами.
"Уж не опять ли меня ссылают куда-нибудь подальше?" - подумал он.
В комнату к нему, в самом деле, входил полицеймейстер.
- Я к вам привез предписание начальника губернии, - начал тот, вынимая из-за борта мундира бумагу.
Вихров взял ее у него. В предписании было сказано:
"Предав вас вместе с сим за противозаконные действия по службе суду и с удалением вас на время производства суда и следствия от должности, я вместе с сим предписываю вам о невыезде никуда из черты городской впредь до окончания об вас упомянутого дела".
- Очень хорошо-с! - сказал Вихров, обратясь к полицеймейстеру.
- Позвольте мне от вас получить расписку в получении этого предписания, - проговорил тот.
Вихров дал ему эту расписку.
Полицеймейстер не уходил: ему тоже, как видно, хотелось ругнуть губернатора.
- Вот начальство-то как нынче распоряжается! - проговорил он, но Вихров ему ничего не отвечал. Полицеймейстер был созданье губернатора и один из довереннейших его людей, но начальник губернии принадлежал к таким именно начальникам, которых даже любимые и облагодетельствованные им подчиненные терпеть не могут.
В зале между тем раздались новые шаги.
Вихров взмахнул глазами: в двери входили оба брата Захаревские - на лицах у обоих была написана тревога.
- Я все, кажется, исполнил, что вы желали, - обратился Вихров к полицеймейстеру.
Тот понял этот намек, поклонился и ушел.
- Вы слышали, какую штуку с вами сыграл господин губернатор? - спросил прокурор. У него губы даже были бледны от гнева.
- Читаю вот все это теперь, - отвечал Вихров.
Виссарион Захаревский начал молча ходить взад и вперед по комнате; он тоже был возмущен поступком губернатора.
- Я журнала их о предании вас суду не пропустил, - начал прокурор. Во-первых, в деле о пристрастии вашем в допросах спрошены совершенно не те крестьяне, которых вы спрашивали, - и вы, например, спросили семьдесят человек, а они - троих.
- Троих! - воскликнул Вихров.
- Троих! - повторил прокурор. - Потом об голоде и холере они никаких новых повальных обысков не делали, а взяли только прежние о том постановления земского суда и опеки. В деле аки бы ваших сношений через становую приставшу с раскольниками есть одно только голословное письмо священника; я и говорю, что прежде, чем предавать человека суду, надо обследовать все это законным порядком; они не согласились, в то же присутствие постановили, что они приведут в исполнение прежнее свое постановление, а я, с своей стороны, донесу министру своему.
- Благодарю вас, - сказал Вихров, протягивая ему руку.
- Это невозможно, невозможно-с, - говорил прокурор; губы у него все еще оставались бледными от гнева.
Виссарион тоже, наконец, заговорил.
- Главное дело тут - месть нехороша, - начал он, - господин Вихров не угодил ему, не хотел угодить ему в деле, близком для него; ну, передай это дело другому - и кончено, но мстить, подбирать к этому еще другие дела по-моему, это нехорошо.
- Вопрос тут не во мне, - начал Вихров, собравшись, наконец, с силами высказать все, что накопилось у него на душе, - может быть, я сам во всем виноват и действительно никуда и ни на что не гожусь; может быть, виновата в том злосчастная судьба моя, но - увы! - не я тут один так страдаю, а сотни и тысячи подчиненных, которыми начальство распоряжается чисто для своей потехи. Будь еще у нас какие-нибудь партии, и когда одна партия восторжествовала бы, так давнула бы другую, - это было бы еще в порядке вещей; но у нас ничего этого нет, а просто тираны забавляются своими жертвами, как некогда татары обращались с нами в Золотой Орде, так и мы обращаемся до сих пор с подчиненными нашими!.. Вот даю клятву, - продолжал Вихров, - что бы со мной ни было, куда бы судьба меня ни закинула, но разоблачать и предавать осмеянию и поруганию всех этих господ - составит цель моей жизни!..
- Все это совершенно справедливо! - подхватил инженер, - и против этого можно только возразить: где ж этого нет? Везде начальство желает, чтобы подчиненные служили в их духе; везде есть пристрастие, везде есть корыстолюбие.
- Как везде? - спросил прокурор. - Ни на одном языке слова даже нет: взятка.
- Слова нет, а самое дело есть, - произнес, смеясь, инженер.
- Нигде такого дела нет, нигде! - воскликнул Вихров. - Извините, Виссарион Ардальоныч, я сегодня в сильно раздраженном состоянии - и потому не могу удержаться и приведу вам вас же самих в пример. В вашем доме этот господин губернатор... когда вы разговаривали с ним о разных ваших упущениях при постройке дома, он как бы больше шутил с вами, находя все это, вероятно, вздором, пустяками, - и в то же время меня, человека неповинного ни в чем и только исполнившего честно свой долг, предает суду; с таким бесстыдством поступать в общественной деятельности можно только в азиатских государствах!
Инженер весь вспыхнул.
- Да вы, может быть, бог знает как напутали при исполнении ваших поручений; он этим и воспользовался, - отдал вас под суд.
- Если бы даже я и напутал, так он не должен был бы сметь отдавать меня под суд, потому что он все-таки знал, что я честно тут поступал!
Приезд новых гостей прервал этот разговор. Это был Кнопов, который, по обыкновению, во фраке и с прицепленною на борту сабелькою, увешанною крестами и медальками, входил, переваливаясь с ноги на ногу, а за ним следовал с своим строгим и малоподвижным лицом уже знакомый нам совестный судья.
- Сейчас только услыхал в клубе о постигшем вас гневе от нашего грозного царя Ивана, - начал Кнопов, относясь к Вихрову, - и поспешил вместе с Дмитрием Дмитриевичем (прибавил он, указывая на судью) засвидетельствовать вам свое почтение и уважение!
Вихров поблагодарил того и другого.