«Жажду бури…» Воспоминания, дневник. Том 1 - Василий Васильевич Водовозов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
384
См.: Янжул И. Практическая филантропия в Англии // Вестник Европы. 1890. Т. 1. С. 620–674.
385
Ср.: «В январе 1883 года он вздумал прочесть перед обширной и весьма смешанной аудиторией лондонских рабочих две лекции о трудах известного Генри Джорджа, к некоторым положениям которого он относился критически. Небольшая часть аудитории принадлежала к крайней партии, которой не нравились некоторые замечания оратора; поднялся шум, и лекции по временам прерывались. Не нужно объяснять, как это должно было глубоко поражать и действовать на сердце впечатлительного энтузиаста. 13‐го января того же года, почти умирающий, уже с большим трудом прочел Тойнби вторую лекцию, на которой произошел беспорядок. Страшное нервное возбуждение произвело у него продолжительную, на несколько недель, бессонницу; это состояние разрешилось воспалением мозга и в семь недель свело его в могилу; ему было менее 31 года от роду» (Там же. С. 649–650).
386
Ленинские апологеты до сего дня ломают копья по поводу «вздора о “прогрессивности голода”, который Водовозов приписывал Ульянову», «заведомой неправды» и «наветов» его на вождя большевизма; см., например: Логинов В. Т. В. И. Ленин. Полная биография. М., 2021. С. 97–104.
387
Ср.: «Голодный тиф, голодная смерть, самоубийство от голода, убийство близких людей с целью избавить их от невыносимых мучений, а в лучшем случае полное экономическое разорение — вот что выпало теперь на долю и без того уже совсем не избалованных судьбой крестьян, бедных городских мещан и рабочих. При виде этого страшного положения чувство ответственности перед родиной пробуждается даже в таких сердцах, которые никогда еще не сочувствовали народному горю; сознание гражданских обязанностей закрадывается даже в такие головы, вся политическая мудрость которых исчерпывалась правилом: бога бойся, царя почитай. Тем энергичнее должны исполнять свою обязанность мы, социалисты, давно уже открывшие глаза на бедственное положение народа и объявившие решительную, беспощадную войну всем его эксплуататорам. Теперь, при уходе за больными жертвами голода, ежедневно рискуют своею жизнью даже такие люди, на которых мы привыкли смотреть с некоторым пренебрежением, как на сторонников маленьких социальных (“законных”) полу-реформ, мирных деятелей, напрасно старающихся вычерпать чайной ложечкой глубокое безбрежное море народных страданий. Эти мирные — и, по правде сказать, очень нелогичные — люди бесстрашно исполняют свой долг, как они его понимают. Неужели мы останемся позади них? Неужели наша энергия и наше самоотвержение не удесятерятся ввиду настоятельных требований переживаемого нами исторического момента?» (Плеханов Г. В. О задачах социалистов в борьбе с голодом в России: (Письма к молодым товарищам). Женева, 1892. С. 1–2).
388
См.: Булгаков С. Н. Еще несколько слов по поводу неурожая // Новое слово. 1897. № 12. С. 268–272.
389
Правильно: «Петроградская правда».
390
с соответствующими изменениями (лат.).
391
Неточность: 18 сентября 1892 г. министр внутренних дел И. Н. Дурново уведомил самарского губернатора, что признано возможным разрешить В. В. Водовозову «временное пребывание в С.-Петербурге в течение трех месяцев для научных занятий», о чем поднадзорный ходатайствовал 1 сентября: «Находясь вот уже пятый год в административной ссылке, я лишен возможности как подготовляться к экзамену на степень магистра уголовного права, так и заниматься всякой иной самостоятельной научной работой. В настоящее время я взялся за составление большого труда по этнографии Африки, но работа эта требует пользования массой научных пособий, доступных для меня только в С.-Петербургской Публичной библиотеке. Поэтому я решаюсь покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство дозволить мне приехать на три месяца из Самары, где я теперь нахожусь, в С.-Петербург…» (ГАРФ. Ф. 102. Оп. 91. 3 д-во. 1893. Д. 140. Л. 81–81а).
11 сентября Водовозов пояснял матери: «Милая мама, написать прошение так, как ты хочешь, я не могу. Я могу написать иначе, но та форма, которую предлагаешь ты, для меня представляется невозможной. <…> Твое прошение не хорошо потому, что это связывает меня обязательствами не на три месяца, а на всю жизнь, — я же таких обязательств дать не могу. Но если ты думаешь иначе, то делать нечего, и я примирюсь с Самарой еще на 5 мес. Что касается до литературной работы, то я не могу смотреть на нее как на дело своей жизни. Не в том дело, что популяризация менее почетна, чем наука, или обратно, а в том дело, что ни популяризация, ни наука не могут быть серьезным делом при русских журнальных и цензурных условиях; кто думает иначе, тот, мне кажется, обольщается. <…> Найти себе заработок после освобождения (если понадобится), я найду, в случае нужды, и без литературы, — об этом я говорю тебе с уверенностью. Но пока я все-таки не вижу надобности отказываться и от литературы. Но дело пока не в этом, а только в том: возможно ли мне попасть в П[етер]б[ург] теперь? Я бы охотно подал прошение даже о трехнедельном отпуске с тем, чтобы потом вернуться в Самару, но если ты не находишь возможным идти к Д[урново] с моим прошением, то, значит, и разговаривать нечего» (Там же. Ф. 539. Оп. 1. Д. 2646. Л. 1–2).
392
В. В. Водовозов с женой покинул Самару 29 сентября 1892 г., а 3 октября М. Т. Елизаров шутливо писал ему: «…Как-то Вы добрались до Петербурга? У нас здесь погода опять испортилась. Пошли дожди. Был у Крылова, и он мне сообщил по секрету, что просил Вас о содействии…, т. е. чтобы Вы, когда будете министром в Болгарии, дали ему место директора медицинского департамента. Ввиду сего и я обращаюсь к Вам с просьбой — дайте и мне место, ну, хоть правителя канцелярии какого-нибудь министерства… Однако довольно болтать. Прощайте! Желаю Вам всяких благ. Передайте почтение Вере Петровне, Василию Ивановичу и всем общим знакомым. Остаюсь Ваш, М. Елизаров» (Там же. Д. 2158. Л. 5).
393
Тенишевское
