Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса - Jamique

— Ты…

— Когда ты перестала любить Хана? Это было щелчком? Или постепенно? Или ты до сих пор не хочешь признаться себе, что это — пустое место, враль и пустозвон, в котором для тебя ничего нету?

— Да что ты несёшь? — без истерики, даже безо всякой бурной эмоции спросила Лея. Просто удивлённо спросила.

— Я была там.

— Где?

— У Джаббы. Следила за вашей компашкой. Нашла кого спасать, принцесса.

Лея встала и прошлась по каюте.

— Ты там была.

— Да. Глупо, девочка, чрезвычайно глупо. Раз уж готовите такую операцию с ловушкой — просчитайте все варианты. Ты шла не на поединок или бой — на плен. А плен у мафии…

— Ты знаешь? — а вот это уже была грань истерики.

— Ну и что? — спросила Мара. — Да, знаю. Видела. И вообще сама там была. В роли танцовщицы, — она вдруг улыбнулась. — Великая Сила, даже мафиози не лишены какого-то языкового лицемерия. Танцовщицы — что шлюхи, но почему-то их упорно продолжали называть танцовщицами, — она рассмеялась.

— Но ты…

— Но я сильный форсьюзер, — усмехнувшись, ответила Мара. — Нас всех готовят к различного рода дерьму — однако я предпочитаю есть его только в случае крайней необходимости и приготовленном по особому рецепту. Там необходимости не было. Никакого вживания в сообщество, несколько дней работы. И куча сексуально озабоченных, легко внушаемых придурков. Было забавно наблюдать, как они занимаются любовью сами с собой, — хихик.

Лея как будто окаменела.

— Да, тебе повезло меньше, — кивнула Мара. — Способности на нуле. Но меня больше удивило, что ты не просто не пыталась их использовать — ты не ожидала…

— Он же хатт!

— А у хатта есть свита. Из человеков и гуманоидов. Твоя бабка могла бы много по этому поводу рассказать. По поводу нравов и обычаев в таких кругах, о моя юная и наивная принцесса. О да, — тихо усмехнулась она, глядя на реакцию, — в сказочных сказках принцесса невинна и чиста… даже в логове разбойников. Мне тебя не жалко. Потому что ты освобождала придурка, который не стоит, чтобы в него плюнули. Потому что ты не подумала, отважная героиня, что в логове Джаббы тебя не убьют — попользуются твоим телом. Потому что всё это было сделано без мозгов. Мне тебя не жалко. А это многого стоит.

— Да? — спросила Лея одними губами.

— Да. Ты убила Джаббу своими руками, — улыбнулась Мара. — До уважения далеко… по жизни. Но стержень в тебе есть.

Лея вдруг засмеялась. Нервно, но не истерично.

— И что мне делать?

— Жить, — Мара встала и оказалась рядом. — На «Исполнителе» классные парикмахеры. Даже не дроиды.

— Нет, ты не в своём уме.

— Да разве? Скоро будет бой. С противником, которого никто в глаза не видел. Который всеми нами играл, как тряпочными марионетками. Который, возможно, находится в нас, составляет важную часть нашей сущности. Который, возможно, непобедим. Который сулит нам поражение — смерть, плен. Чем не повод хорошенько оттянуться?

Лея смотрела на Мару.

— Ты расскажешь мне, что здесь произошло?

— Что знаю — скажу. И что не совсем уж секретная инфа. Устроит?

— Да.

— Пошли.

— К парикмахеру?

— Конечно.

Люк и Вейдер

— Ты хочешь поговорить с Кеноби, — без выражения сказал Вейдер. Он привёл Люка в его же каюту. Люка это гораздо больше устраивало, чем разговор на нейтральной или общей территории.

— Да.

— Объясни мне смысл этого действия.

— Он… — Люк задумался. — Он… С ним что-то не в порядке. Я не в плохом смысле. То есть, не в оскорбительном для него. С ним просто плохо. И ему от этого плохо.

— И что?

— Мы… связаны.

— Безусловно, — кивнул Вейдер. — И?

— Только я могу понять, что с ним происходит. Только передо мной он откроется. И только я…

— Сможешь ему помочь?

Фраза не была подобна пощёчине — пощёчиной и была.

— Да, мне ты уже помогал, — кивнул Вейдер физиономии Люка. Ни жалости, ни сочувствия — холод. — И если ты срочно не перестанешь быть дураком, твоя помощь откликнется на тебе. Кеноби перед тобой не откроется — опять солжёт. Он будет лгать до тех пор, пока его не начнут бить. Чем и занимается сейчас профессионал.

— Кто?

— Ты её не знаешь.

— Её?

— А что? Какие-то фобии относительно лиц женского пола?

— Тебе смешно…

— Перестань быть тряпкой. Тогда тобой не будут вытирать пол.

— Послушай, — Люк выпрямился. — Я не тряпка. Я просто другой, чем ты. Ты любую инаковость считаешь слабостью?

— Нет. Только слабость.

— И в чём проявляется моя?

— В том, что ты веришь во всеобщее примирение.

— Разве такого не может быть?

— Не может.

— Почему?

— Почему два претендента на одну женщину никак не могут воспылать благожелательностью друг к другу? Наверно, всё дело в конкуренции.

Люк взглянул на главкома. За маской Вейдера не было видно лица. Но у Скайуокера возникло ощущение, что отец смеётся.

— Мы с Ханом…

Короткий фырк. И хотя Люк ещё ничего не сказал, а отец ничего конструктивного не ответил, тема любви двоих к Лее показалась Люку донельзя глупой. Вместо этого он спросил:

— А почему ты считаешь, что Кеноби лжёт? Почему не предположить, что он сам верил в то, что говорил?

— Может, и верил, — отозвался Вейдер. — Я бы даже дал этой версии больше пятидесяти процентов. Он верил, что я — зло, которое надо уничтожить. Ну, — пояснил он, — Дарт Вейдер — зло.

— Тогда он не лгал.

— Лгал. Ложь страха. Ложь слабости. Ложь самой структуры жизни. Чтобы примириться с собой. Чтобы не сойти с ума. В существе есть изначальный костяк — личность, которая приходит в мир. И личность, которую мир наращивает на этих костях. Они иногда столь различны. И очень трудно признать, что жир на костях — твоя собственная слабость. Легче сказать: я сделал свой выбор. Я сделал свой трудный выбор, — Вейдер усмехнулся. — Когда-то был такой пацан, Бен Кеноби. Которого даже Храм не слишком сломал. А потом пацана поставили перед выбором: подчинись или тебя выбросят на помойку. Он подчинился. Наверно, быстро убедил себя, что всегда хотел быть таким, каким его хотели видеть. Джедаем. Только раньше не совсем понимал, что это такое. По детской глупости. А потом его учителем стал такой замечательный рыцарь. Человек. И мальчик Бен проникся, каким должен быть настоящий рыцарь…

— Ты о чём?

— О дерьме, — ответил Вейдер. — Большом, украшенном дерьме. С ароматизатором.

— Пап…

— Мам, — ответил Вейдер. — Вечный выбор. Подчинись — или умрёшь. Большинство считают, что надо сохранить себя в живых, потому что лучше сохранить часть, чем быть уничтоженным в целом. Часть что-то сможет. А труп не сможет ничего. Логично. Я не спорю.

— Но тогда в чём дело?

— В последствиях. Предашь себя — станет просто ломать других. И даже захочется это сделать. Я так выбрал — чем вы лучше? Полагаю, что где-то там, за толщей лет, сделал подобный выбор мальчик Куай. Куай-Гон Джинн, учитель Кеноби. После чего искренне стал преобразовывать прочих. Это внутриорденское дерьмо, Люк. Не знаю, насколько тебе это нужно. Пошло не от Куая, не от Йоды. Пошло с давних лет.

— Это ты так говоришь.

— Конечно.

— И это должно быть правдой?

— Для меня — вполне.

— А для меня?

— О, как ты заговорил. Так значит, всё-таки нет истины, одной на всех?

— Когда я такую чушь…

— Когда пришёл меня спасать, — взгляд из-за линз был однозначно весёлый. — Когда решил, что Дарт Вейдер должен умереть, потому что он неудобен тебе.

Люк хмуро задумался.

— Нет, — ответил он. — Ты опять будешь издеваться — но я действительно хотел помочь. Искренне. Я не хотел тебе зла.

— Знаю. Только я — зло и есть. Мне оно нужно. Меня убивает — добро, — отчётливый весёлый фырк. — То есть то, что ты мне нёс.

— Спасибо.

— Пожалуйста. То, в чём ты хотел мне помочь — и то, чего я хочу для себя — разные вещи. Вообще, если рассуждать, благо того, кто помогает, в девяноста девяти процентах не совпадёт с благом того, кому помогают. Большинство это не понимает. Потому столь часто и предлагает помощь, которая не нужна.

— Скажешь, помощь вообще не надо предлагать? — буркнул Люк.

— Будь добр, не своди к общим фразам. Помочь товарищу в бою, сбив с его хвоста вражеский истребитель — не вопрос. Или дать кредит в тот момент, когда тому нечего есть. Или прикрыть спину. Что-то явное и простое. Не ради души, ради выживания тела. А вот попытка вывернуть другому душу и настроить её на свой лад помощью не является. Это как раз противоположное. А именно — изнасилование. Посмотри на себя. Зачем тебе потребовался светлый Эни? Что тебе в нём? Хотя, тебе-то как раз в нём был толк. Добрый понятный папа. Твоя воплощённая мечта. А мне он зачем, Люк? Что мне делать с этим болваном, который мне не нужен? Греет душу папа на светлой стороне? Другой человек. В сущности, ты, Люк. Ты хотел увидеть самого себя, только взрослого. Смотришь вглубь. Видишь себя. То, что для тебя хорошо и верно. А для меня? Моя Империя, мой мир, мой учитель, мой император. И я, как состоявшаяся личность — именно при Империи. И именно ситх и дарксайдер. Все мои наработки. Всё, чем я горжусь. Всё, что я ценю в себе и вне себя — всё это сделано мной за последние тридцать лет. С момента, как я стал союзником императора. И особенно при Империи.