Король снов - Роберт Силверберг

— Тогда не было, — отозвался Престимион.

— И в этом случае не будет. Престимион, он мой самый близкий друг. Я знаю его, как ни одного другого человека в мире. Он руководствуется набором моральных принципов, в сравнении с которым все мы выглядим мелкими мошенниками. Вы сами сказали тогда, в Малдемаре, помните, когда он дал вам совершенно правдивый, но чересчур прямолинейный ответ: «Вы никогда не были сильны в дипломатии и не страдали излишней тактичностью, правда, Динитак? Но, бесспорно, вы честный человек», или нечто, в этом роде. Вы не заметили, что, хотя он отправился со мной в эту поездку, Келтрин осталась в Замке?

— Какая Келтрин?

— Младшая сестра Фулкари. У нее с Динитаком был небольшой роман… хотя, впрочем, откуда же вы можете знать об этом, Престимион? Ведь вы уже отбыли в Лабиринт, когда все это началось. Во всяком случае, он отказался взять Келтрин с собой. Сказал, что путешествовать вместе с женщиной, с которой не состоит в браке предосудительно. Предосудительно! Когда вы в последний раз слышали такое слово?

— Согласен, прямо-таки святой молодой человек Возможно, слишком святой.

— Лучше так, чем иначе. Рано или поздно мы женим его на Келтрин — если, конечно, она согласится; Фулкари рассказала мне, что она пришла в бешеную ярость из-за того, что он отказался взять ее с собой, — и они станут основателями рода святых Барджазидов, которые смогут столетиями продолжать дело своего великого предка, первого Короля Снов. А страх перед карающими посланиями, которые Король Снов сможет насылать, навсегда укрепит мир на планете.

— Действительно, красивая фантазия. Но знаете, Деккерет, что меня очень тревожит в этой связи? Однажды я сам, одним махом, вмешался в умы всех обитателей Маджипура; это было возле Тегомарского гребня, когда я велел своим магам стереть все воспоминания о мятеже Корсибара. Я думал тогда, что делаю полезную вещь, но ошибся и заплатил за это великую цену. Теперь вы предлагаете новый вид вмешательства в умы, постоянный продолжающийся контроль. Я не позволю этого, Деккерет, и закончим на этом. Чтобы учредить любую такую систему, вы должны получить одобрение понтифекса, так вот, вам в таком одобрении отказано. Теперь, если вы не возражаете, мы, пожалуй, вернемся к проблеме Мандралиски…

— Вы ввергаете мир в хаос, Престимион.

— Я? Неужели?

— Мир стал слишком сложным для того, чтобы им можно было и далее управлять из Лабиринта и Замка. Зимроэль за время правления Пранкипина, Конфалюма и вашего стал богатым и беспокойным. Там прекрасно знают, как много времени требуется для того, чтобы прислать войска из Алханроэля в случае каких-нибудь волнений на другом континенте. Начало сепаратистским движениям на Зимроэле было положено, когда прокуратор Дантирия Самбайл начал править там как своего рода квазикороль. Теперь сделан следующий шаг. Если мы не найдем какой-то способ для прямого и непосредственного вмешательства, то за морем будут постоянно возникать угрозы мятежей и раскола. И в обозримом будущем все государство развалится на части.

— Так вы серьезно считаете, что использование шлема Барджазида — это единственный способ сохранить единое мировое правительство?

— Именно так. Единственный способ, если не считать за второй вариант превращение Зимроэля в вооруженный лагерь с имперскими гарнизонами в каждом городе. Вы думаете, Престимион, что это будет лучше?

Престимион резко поднялся и подошел к окну. Он желал только одного: прекратить этот безумный спор. Почему Деккерет отказывается уступить даже после прямого отказа понтифекса? Почему он не желает видеть всю невозможность его великой идеи?

«Или это я, — вдруг одернул себя Престимион, — не желаю увидеть?»

Он долго молча стоял перед окном, глядя на улицы Стойена. В памяти мелькнул другой раз, когда он также смотрел из одного из соседних окон этого самого здания на столбы дыма, которые вздымались над пожарищами, зажженными потерявшими разум во время чумы безумия, чумы, которую он сам, хотя и не желая того, навлек на этот мир.

«Хочу ли я, — спросил он себя, — еще раз увидеть такие огни в городах Маджипура? На Зимроэле, в изумительной Ни-мойе, в волшебном прозрачном Дюлорне, в тропическом Нарабале, овеваемом сладкими морскими бризами?»

Вы ввергаете мир в хаос, Престимион.

Четвертая Власть царства.

Король Снов.

Молодой Барджазид со шлемом на голове, осматривающий ночами планету, чтобы разыскать тех, кто угрожает нарушить спокойствие мира, и серьезно предупредить о последствиях и наказать их в случае неповиновения.

Тот же самый по крови, но не по духу…

Это было бы грандиозное преобразование. Осмелится ли он? Насколько менее рискованно было бы просто наложить вето понтифекса на этот безумный план, покончить с ним и отправить Деккерета с армией на Зимроэль, чтобы раздавить это новое восстание и зарыть наконец Мандралиску в могилу. А самому возвратиться в Лабиринт и в приятности провести там остаток дней среди имперского великолепия и церемонности, как это на протяжении стольких лет делал Конфалюм, и никогда больше не иметь дела со сложными вопросами управления государством, поскольку у него есть корональ, который будет разрешать для него все проблемы.

Постоянные угрозы мятежей и раскола. И в обозримом будущем все государство развалится на части.

— Я хочу напомнить, ваше величество, что здесь надо принять во внимание еще и видение Мондиганд-Климда, — заговорил у него за спиной Деккерет. — К тому же во время моей поездки по Алханроэлю произошло несколько случаев, когда я сам, к великому своему удивлению, столкнулся с тем, что можно было бы назвать откровениями, и это, несомненно, указывает…

— Помолчите, — негромко, но властно сказал, не оборачиваясь, Престимион. — Вы знаете, как я отношусь к видениям, оракулам, магии и тому подобному. Помолчите, Деккерет, и дайте мне подумать. Я прошу вас только об одном, дружище, дайте мне подумать.

Король Снов. Король Снов. Король Снов. Он сам не знал, много или мало прошло времени, прежде чем он наконец заговорил снова:

— В качестве первого шага, я думаю, мне следует поговорить с Динитаком. Пришлите его ко мне, Деккерет. Вы понимаете, что власть, которую вы собираетесь ему вручить, будет даже большей, чем наша с вами? Вы говорите, что мы можем доверять ему, и очень вероятно, что вы правы, но я не могу действовать, полагаясь только на ваше утверждение. Я подозреваю, что должен выяснить прежде всего, насколько он свят. Что, если он окажется слишком святым, а? Что, если он думает, что даже мы с вами просто жалкие грешники, которых необходимо наставить на путь истинный? Что в таком случае будет представлять собой та сила, которую мы выпустим в мир? Пришлите его ко мне для небольшой дружеской беседы.