Заря над Уссури - Вера Солнцева

Накануне провокационного выступления японцев командир Лебедев провел беседу с партизанами, предупредил их: надо быть начеку, все время настороже, усилить наблюдения за действиями японцев. Но кто знал, что они после всех заверений пойдут на такое внезапное, пиратское нападение!

Партизаны из отряда Сергея Петровича занимали одну казарму. Рядом с ней — казарма, где жила команда выздоравливающих солдат из экспедиционного отряда войск Временного дальневосточного правительства: люди только что поднялись на ноги после перенесенного тифа. Как обычно, их вывели на утреннюю прогулку. Команда шла медленно и спокойно, с незаряженными винтовками за плечами. Перенесенная тяжелая болезнь обточила тела и лица солдат, но они, радуясь возвращающейся жизни, шли весело и свободно, жадно вдыхали целительный весенний воздух.

За казармами партизан и команды выздоравливающих солдат тянулись казармы, занятые японскими солдатами.

В девять часов утра, когда неожиданно грянули первые выстрелы, партизаны выбежали на улицу и увидели картину расправы японцев с больными людьми.

Цепь японских солдат, рассыпавшись по Барановской улице, расстреливала из винтовок и пулеметов команду выздоравливающих военных, возвращавшуюся с прогулки.

Изможденные, с бескровными, желтыми после болезни лицами, люди рассыпались по пыльной, немощеной улице, ища спасения. На противоположной стороне улицы, напротив казарм, стояли небольшие домики горожан. Часть выздоравливающих бросилась врассыпную по дворам. Но и там косили их пулеметным огнем. Уйти удалось нескольким человекам…

— Японцы, сволочи, наших бьют! — крикнул Иван Дробов, вбегая в казарму и хватаясь за винтовку. — Всю команду выздоравливающих положили на месте!

Партизаны по боевой тревоге заняли свои места, выставив дула пулеметов в дверь и окна казармы.

Бледный от волнения Сергей Петрович дрожащими руками надел очки. Прислушиваясь к тяжелым орудийным выстрелам, загремевшим над Хабаровском, он сразу понял: случилось! Выступили японцы!

— Выступили японцы! — сказал он собравшимся около него партизанам. — Видите, копошатся, устанавливают пулеметы, — подойдя к окну и всматриваясь в сторону японских казарм, прибавил он, — метят бить по нашей казарме. Силы у нас, безусловно, неравные, товарищи. Но мы будем драться до последней возможности! Боеприпасов пока у нас достаточно. Может быть, свяжемся с другими отрядами, со штабом. Днем, очевидно, сделать это не удастся — на виду у японцев невозможно благополучно проскочить. Продержимся до вечера — положение может измениться в нашу пользу. Пока надо рассчитывать только на себя. Важно — связаться со штабом, но главный артиллерийский огонь японцев направлен туда. Попасть нам в штаб будет невозможно…

Лебедев оборвал речь, отдал команду:

— Внимание! К бою…

На казарму партизан с пьяным ревом: «Банзай!» — бежали японские солдаты.

— Приготовиться! — крикнул Сергей Петрович. — Без моей команды не стрелять. Ишь расхрабрились, во весь рост бегут. Ну, мы встретим вас сейчас, как подобает встречать провокаторов!..

По знаку Сергея Петровича пулеметчики застрочили по подбегавшим врагам. Цепь их сразу заметно поредела и отхлынула назад.

В течение дня японцы несколько раз шли в прямую, лобовую атаку на партизан, но каждый раз откатывались назад под их метким, шквальным огнем.

— Ох черт! Винтовочка, солдатская женка, накалилась, как огонь. Руки жжет… — посмеивался Иван Дробов, а сам выбирал в это время в шеренге врагов очередную цель. — Упал! Еще один свалился! — стараясь приободрить товарищей, весело покрикивал он.

Положение у партизан создалось тяжелое. Что могла сделать горсточка смельчаков с численно превосходящим противником? Связаться с партизанским штабом невозможно: при свете ясного, погожего дня рискнуть выйти из казармы — верная смерть.

Мучительно долго тянулся напряженный боевой день. Силы партизан таяли.

Смеркалось, когда нахмуренный Лесников отозвал Сергея Петровича и сказал потихоньку:

— Боезапаса мало остается. Часа три протянем — и все. Спасать ребят надо: перебьют без толку.

— Да, да! Я и сам об этом думал. Переждем до темноты, а потом по одному распускать будем.

Стрельба в городе продолжалась с неослабевающей силой. «Очевидно, несмотря на перевес сил и вооружения, несмотря на внезапность нападения, самураям не удалось молниеносным ударом сломить красных партизан и экспедиционный отряд. Сопротивление идет героическое», — думал Сергей Петрович, вслушиваясь в шум боя в городе, в районе вокзала, Военной горы.

Стемнело. Командир, подсчитав боезапас и оставшихся в живых партизан, решил: с такими силами продолжать бой безнадежно. Посоветовавшись с Лесниковым и Семеном Бессмертным, он отдал партизанам приказ: пользуясь наступившей темнотой, по одному, осторожно выбираться из казармы и уходить из города.

Сергей Петрович, Лесников и Семен Бессмертный остались в казарме. Их задача — прикрывать отступление партизан, продолжать вести огонь.

Приказав открыть шквальный огонь, чтобы подальше отогнать врага от казармы, командир напутствовал каждого уходящего партизана:

— Выбирайтесь осторожно, без шуму… Им и в голову не должна прийти мысль, что мы уходим, — иначе перебьют. Перебирайтесь на левую сторону Амура.

Оставшиеся в казарме напряженно вслушивались, как ведут себя враги: не послышится ли там взрыв радости по поводу поимки партизан? Но в стане японцев не было слышно особого оживления.

— Кажется, все выбрались отсюда благополучно! — с облегчением вздохнул Сергей Петрович.

Оставшись втроем, Семен Бессмертный, Лесников и Сергей Петрович вели пулеметный и ружейный огонь, бросали в окна гранаты — не подпускали к казарме наседавших, завывающих от злобы вражеских солдат. Важно было выиграть время, дать возможность отрядным друзьям уйти подальше, незаметно скрыться.

— Перепились самураи, видать, как черти, — заметил в промежутках между выстрелами Силантий Лесников, — завывают словно волчья голодная стая в зимнюю ночь. Эх, мало нас!..

Наступила теплая апрельская ночь. Город не спал. Хабаровцы выходили из домов и прислушивались: стрельба стала отдаленнее, но не прекращалась ни на минуту. Глухо ухали пушки, зло тявкали пулеметы.

Хабаровск пылал. Горели десятки домов. Пламя поднималось над домами огромными золотыми снопами.

— Горит город, горит!.. Дома-то ровно как свечки горят! — с сожалением и горечью качал головой Силантий. — Подожгли, сволочи. Не жалко им нашего добра.

— Пора нам тоже уходить, Сергей Петрович, — сказал Семен Бессмертный, — патроны на исходе. Припоздаем — не выберемся. У нас более или менее свободен путь на Барановскую: здесь мы все пристреляли насквозь — их пока не видно. На всякий случай бросим еще по связке гранат, и надо прорываться.

— Уходить… самая пора! — оторвался от винтовки Силантий. — Опять они взвыли крепко — пакость готовят!

Бросили в окна, выходившие на Барановскую улицу, по связке гранат. Выждали немного — враги отхлынули.

— Пошли! — коротко приказал Сергей Петрович. — Я пойду впереди, за мной Силантий Никодимыч, а вы, Семен, замыкающим. Смотреть в оба, иначе не выскочим…

— Не только свету что в окне: на улицу выйдешь — больше увидишь! — пошутил Лесников. — Выходим!

Партизаны с винтовками наперевес один за другим выскочили в окно. Пользуясь темнотой, бесшумно и быстро пересекли улицу и притаились около длинного одноэтажного дома с темными окнами.

— Осмотримся маленько, тогда пойдем дальше, а то наскочим на них, — сказал шепотом Сергей Петрович.

— Слышите, как завыли? — промолвил Силантий. — Это они, поди, нас хватились!

— Злятся, видать, руки себе кусать готовы, да поздно. Смотрите, беготню какую подняли! Паклю разжигают… Ищут! — зашептал Силантий Лесников, указывая на мечущихся около казармы солдат.

Смочив паклю в бензине и нацепив ее на палку, японские солдаты рыскали взад и вперед, освещая путь горящими импровизированными факелами.

— Надо уходить отсюда, обнаружить могут, — спокойно приказал Сергей Петрович.

— Утекаем, пока не поздно! — волновался Лесников.

— Идти-то нам некуда! — остановил его Семен Бессмертный. — Видите, у Алексеевского собора огни? Нам ни вперед, ни назад хода нет. На грузовиках катят. Слышите? Скоро здесь будут…

Сердца друзей невольно дрогнули: над их головами, из открытой форточки, прозвучал осторожный голос:

— Немедленно заходите, товарищи, во двор. Калитка открыта. Закройте ее на засов за собой. Без стука, откройте первую дверь в доме. Она не заперта. Не медлите. Скорее…

Партизаны вскочили во двор, заперли на щеколду калитку, по ступенькам поднялись на открытую террасу, без стука открыли незапертую дверь в дом, оказались на кухне, слабо освещенной каганцем. Высокая женщина лет тридцати шести накинула крючок на дверь.