Planescape: Torment: "Пытка Вечностью" - Рисс Хесс

 — Ловушка в камне ощущений — ее ведь ты оставил, а?

 — Да...— Он гнусно и злобно улыбнулся. — Простая ловушка. Ловушка для того, кто не может умереть, ловушка РАЗУМА.

 — Ты — та самая инкарнация, которую Леди отправила в Лабиринт? Я нашел там твой дневник.

 — Простая ловушка, простой выход, из этой ловушки я выбрался легко. Я мог бы сделать ее куда сложнее, смертоноснее. — Он улыбнулся. — Она не знала, как создать ловушку, чтобы удержать МЕНЯ.

 — Ведь в смерти лингвиста Фина тоже ты повинен?

 — Погоди...— Казалось, вопрос его несколько смутил. — Я МНОГИХ убил. Многих нужно было заставить молчать.

 Мне стало жаль его, но, кажется, я нашел способ превозмочь его безумие. Мне следует обратиться к нему на языке Уйо; ведь Фина он убил с расчетом, что никто больше не сможет ему обучиться.

 — Давай поговорим наедине, — изрек я на языке Уйо.

 Как только я произнес эту фразу, глаза инкарнации изумленно расширились. Помолчав немного, он ответил на том же языке:

 — Лишь я знаю язык Уйо. Откуда ты узнал его?

 — Ты прав: лишь ты знаешь язык Уйо. Значит, если язык знаю я, то я — это ты. — Он молча глядел на меня, а я продолжал: — Вот остальные — это не ты, ведь он не знают языка Уйо.

 Он медленно кивнул.

 — Я... понимаю тебя.

 — Это место заставляет усомниться в собственном восприятии: мы — это оба ты, и мы должны стать едины.

 Казалось, он испугался.

 — Я...— К моего изумлению он вновь перешел на общий язык, и голос его стал спокоен и тверд, безумие ушло. — Я... больше не хочу жить... так.

 — Тебе и не нужно, — продолжал говорить я на Уйо. — Ты много страдал. Ты был рожден в мире, где не было никакого смысла, где незнакомцы утверждали, что знают тебя, обвиняли тебя в том, о чем ты ровным счетом ничего не знал, и пытались причинить тебе вред... Всю боль, заботы и страдания твоего существования... Я освобожу тебя от них.

 Он взглянул на меня, и в его глазах потухло безумное сияние.

 — Да...

 — Я буду защищать тебя, — говорил я. — Ты познаешь мир и покой. Ведь ты всегда хотел именно этого, не так ли?

 Инкарнация расслабилась, вслушиваясь в мою речь, глаза его потускнели. А затем человек упал на черные камни, и в момент его падения я ощутил слабое покалывание у себя в мозгу...

 А затем туда хлынули воспоминания, и сила, и эмоции, и... Я с трудом удержался на ногах, испытывая головокружение, но затем зрение мое прояснилось и я снова был самим собой.

 Я обернулся к практичной инкарнации. Он приветствовал меня каменным взглядом, будто выискивая во мне слабость. Я объявил:

 — Я хочу слиться с тобой.

 — Так тому и быть. — Глаза его стали серыми, словно туман, и он улыбнулся в предвкушении. — Посмотрим, что в твоем разуме...— Я был уверен, он решил для себя, что я осознал собственную слабость и готов сдаться ему. Но я обрел силу там, где он с пренебрежением отмел ее. К тому же, эти инкарнации уже прожили отмеренные им жизни; я был тем, кому суждено встретиться с хозяином этой крепости.

 Я скрестил с ним взгляд... глаза его были подобны камням, они начали поглощать меня... но затем я воспротивился сему.

 Я устремился в извилистые коридоры его разума и первой реакцией было удивление — его глаза округлились. Не он поглощал меня; моя воля оказалась сильнее, и поглощала его самого. Я чувствовал, как он отчаянно пытается разорвать нашу связь, но не может — он слишком слаб, а я пресекаю всякие потуги отступить, одновременно затягивая его сущность в свое подсознание.

 — Это последний раз, когда мы говорили. Возвращайся к смерти, которой ты принадлежишь.

 Он бросил на меня последний изумленный взгляд, а затем исчез, а я ощутил безудержный поток знаний, хлынувший в меня... казалось, их слишком много, чтобы разом осознать, и я совершенно потерял связь с реальностью. Так много знаний, так много опыта, что...

 ...и, так же быстро, как появился, поток прервался и я вновь обрел себя. Знания оставались в моем разуме, но я исследую их позже. Лишь одна крупица их была важна для меня сейчас — практичная инкарнация не знала, как покинуть это место. Он соврал.

 — Проклятье, — пробормотал я. В чертоге не было и следа двух инкарнаций, мною поглощенных. Я обернулся было последней, но заколебался. Почти все, что я узнал о своих прошлых жизнях, не обходилось без мук и страданий. Я хотел говорить с этой инкарнацией и, быть может, узнать о каких- либо своих добрых деяниях. Более того, я чувствовал дружеское отношение к этой инкарнации и хотел излить ей мысли свои и переживания. Но мои друзья, вне всякого сомнения, нуждались во мне, а передо мной пребывало лишь эхо прошлой жизни, эхо, которое я должен вновь вобрать в себя, если хочу выбраться из этой ловушки, в которую угодил.

 Он улыбнулся, заметив, что я принял решение:

 — Да?

 — Ранее ты говорил, что умирая, мы оставляем следы в разуме. Именно это и побудило вас появиться. Так? — Я продолжал, не давая ему ответить. — Возможно ли, что первый из нас — настоящий, существовавший до всех последующих инкарнаций, также сокрыт где-то в моем разуме?

 Выражение лица инкарнации изменилось всего лишь на мгновение, но этого было достаточно, чтобы я осознал этот невероятный факт.

 — Ты был первым из нас.

 В глазах инкарнации появился страх, она отвернулась.

 — Я знаю, о чем ты думаешь, но это не так. Ты полагаешь, что, узнав, что на уме у первого из нас, сможешь применить эти знания здесь. Увы, это не так.

 — Но почему... У меня столько вопросов, ответить на которые можешь именно ТЫ. Почему мы бессмертны? Почему?

 — Потому что если мы умрем, действительно умрем...— Инкарнация взглянула мне прямо в глаза, и взгляд этот был подобен стали. — Пределы смерти не станут раем, только не для нас. Если ты говорил с остальными, что были здесь, знай, что зло в их жизнях — капля в море по сравнению со злом в моей собственной. Та жизнь, та единственная жизнь, даже без тысячи других, обеспечила мне место на Нижних Планах на целую вечность.

 — Но ты кажешься гораздо... спокойнее их. И намерения твои... добрее.

 — Да, я стал таким. Потому что для меня...— Голос его стал более гулким, эхом раскатываясь в сферическом чертоге. — Это сожаление, которое может изменить природу человека. — Он вздохнул. — Но было уже слишком поздно. Я был уже обречен. Я обнаружил, что изменить собственную природу недостаточно. Мне нужно было больше времени и больше жизней. Поэтому я пришел к величайшей из Серых Сестер и попросил ее попытаться помочь мне прожить достаточно долго, чтобы исправить все зло, свершенное мною. Сделать меня бессмертным.