Дочь Империи - Раймонд Фейст

Однако Всемогущие, как правило, держались в стороне от Игры Совета; иные цели привели сюда двух чародеев. Мара улыбнулась. Какой бы ни была причина их прихода, последствия могут оказаться двоякими. С одной стороны, у ее врага возникли новые заботы, но зато и Минванаби получил неожиданную возможность привести в исполнение свой злодейский замысел, пока внимание гостей приковано к таинственной паре.

Мара обдумывала тайный смысл происходящего, а тем временем гости уже начали собираться — каждая семья в соответствии с ее рангом, — чтобы засвидетельствовать свое уважение Имперскому Стратегу. Приближался момент, когда Маре и Накойе придется покинуть свою укромную нишу, так как Акома была одним из самых древних родов Империи, первым после Пяти Великих Семей. Две семьи — Кеда и Тонмаргу — уже стояли наготове впереди Мары. Когда же за ними устремился властитель Ксакатекас, правительница Акомы двинулась через толпу.

— Иди медленно, — предупредила она Накойю.

В отличие от остальных семей, которые шествовали большими группами, включающими сыновей, дочерей, зятьев, невесток, братьев и сестер — да еще каждому кровному родственнику разрешалось иметь почетного стража — собственная свита Мары состояла из первой советницы и Папевайо.

Многие властители и их советники даже не обращали внимания на властительницу Акомы до тех пор, пока она не проходила мимо них, так как величие и власть редко обходятся без грома фанфар.

Из обрывков разговоров, которые Мара могла услышать по пути, она успевала понять их смысл, прежде чем собеседники замечали ее приближение. В нескольких группах шептались о том, что в двух спутниках Альмеко удалось опознать тех самых Всемогущих, по милости которых Ассамблея Магов поддерживала кампанию Имперского Стратега в варварском мире. В обществе Стратега часто видели и других магов, о которых говорили как о его любимчиках. Низко надвинутые капюшоны мешали разглядеть лица, но если эти двое — действительно Эргоран и его брат Элгахар, то кое-кто из властителей, плетущих нити заговоров, сегодня может потерпеть неудачу.

Когда семейство Ксакатекас приступило к исполнению положенных поклонов, Мара, напутствуемая Накойей, взошла на возвышение. Пока она поднималась по ступеням, у подножия лестницы уже остановились следующие за ней Камацу из рода Шиндзаваи и его сын. Но вот Ксакатекасы отошли, и Мара оказалась лицом к лицу с Альмеко и с хозяином дома, Джингу Минванаби.

Оба Всемогущих располагались по одну сторону от Альмеко; особый ранг магов ставил их вне любых церемониальных правил. Но, выпрямившись после поклона, Мара успела перехватить проницательный взгляд одного из них и распознала под черным капюшоном крючковатый нос и тонкие губы Эргорана.

Как бы помогая Маре подняться. Имперский Стратег взял ее за руку; летучая искра сарказма промелькнула в его улыбке, когда в ответ на ритуальное приветствие властительницы Акомы он милостиво склонил голову. Очевидно, Альмеко не забыл их последнюю встречу, когда она покорно повторила слова Бантокапи насчет ночлега в хлеву у нидр. Этикет не позволял ему касаться этой темы, ибо ритуальное самоубийство сняло пятно с чести Акомы. Но ничто не препятствовало Стратегу завести с Марой беседу и направить ее в такое русло, чтобы гостье пришлось несладко.

— Госпожа Мара, какая приятная неожиданность! Я чрезвычайно рад удостовериться, что ты унаследовала доблесть твоего отца, иначе ты не решилась бы сунуться в это змеиное гнездо.

Все еще держа Мару за руку и поглаживая ее с показной отеческой заботой, он обернулся к властителю Минванаби. Хозяин дома стоял, пытаясь подавить раздражение, не меньше Мары пораженный последним замечанием Альмеко. А тот не унимался:

— Джингу, ты же не собираешься омрачить кровопролитием празднование моего дня рождения, правда?

Властитель Минванаби побагровел и забормотал что-то невразумительное, но Альмеко прервал его. Вновь обратившись к Маре, Стратег посоветовал:

— Ты только не позволяй своему телохранителю слишком крепко спать у твоей двери, госпожа. Если Джингу вздумает убить тебя без соблюдения правил приличия, то я буду чрезвычайно зол на него. И он это знает. — Стратег покосился на могущественного союзника. — Не говоря уже о том, что он поручился за безопасность всех гостей, и, следовательно, ничего не выгадает от твоей погибели, раз ему придется поплатиться за это собственной жизнью.

Виновник торжества от души рассмеялся. И Мара поняла, что Великая Игра была для этого человека поистине только игрой. Если бы Джингу мог убить правительницу Акомы таким способом, который позволил бы ему полностью снять с себя ответственность за это злодеяние, то Альмеко не только не стал бы негодовать, но мысленно рукоплескал бы властителю Минванаби за искусство заметать следы. И даже если бы Джингу потерпел неудачу, для Альмеко все эти события послужили бы просто занимательным развлечением. Мару бросило в жар. Сохранять безмятежный вид становилось все труднее. И в этот момент стоявший в двух шагах от нее второй сын властителя Шиндзаваи что-то прошептал отцу. Глаза Альмеко сузились; заметив мертвенную бледность лица Мары, он с наигранным сочувствием пожал ее руку:

— Не огорчайся, птичка: Джингу может удивить нас всех примерным поведением. — С широкой ухмылкой Альмеко добавил:

— Конечно, сейчас соотношение сил не в твою пользу, но все же шансы дожить до конца празднества у тебя есть, хотя они действительно невелики.

Он не выказывал намерения отпустить Мару и явно собирался еще позабавиться на ее счет; но тут раздался вежливый голос:

— Господин Альмеко… — вступил в разговор Камацу из Шиндзаваи. Искушенный жизнью, проведенной среди дворцовых интриг, бывший полководец клана Каназаваи переменил предмет разговора с изяществом, на которое вряд ли был способен кто-либо еще из присутствующих:

— Всего лишь несколько минут тому назад госпожа Мара напомнила, что во время ее свадьбы у меня не было благоприятной возможности представить тебе моего младшего сына.

Воспользовавшись тем, что обращение Камацу отвлекло от нее внимание Альмеко, Мара сумела высвободить пальцы из захвата Стратега. Она отступила на полшага влево; такое же движение без малейшей задержки сделал и Камацу. Имперскому Стратегу оставалось только одно: примириться с мыслью, что перед ним стоит уже не Мара, а властитель Шиндзаваи. Статный юноша сопровождал отца. Камацу улыбнулся и проговорил:

— Позволь представить тебе моего второго сына, Хокану. — Альмеко нахмурился; маска благодушия едва не упала с его лица. Он повернул голову к молодому Хокану, но пренебрежительное замечание, на какие он обычно не скупился, не успело слететь с его губ. Как ни в чем не бывало, Камацу продолжил: