Царство юбок. Трагедия королевы - Эмма Орци

Королева увидала его и в свою очередь также побледнела; она с невольной дрожью повернулась к королю, притаившемуся позади нее в кустарнике, и с трепетом произнесла:

— Вот этот страшный человек! Боже мой, дрожь ужаса пробегает у меня по жилам, и при одном взгляде на это чудовище я предчувствую, что заболею от отвращения.

— Мужайся, дорогая Мария, мужайся! — прошептал король. — Вспомни, что благо нашей будущности, благо наших детей, может быть, зависит от этого свидания. Смотри, вот он приближается. Постарайся принять его ласково! Я удалюсь, чтобы тебе одной принадлежала честь этого дня; ведь монархия имеет в тебе прекраснейшую представительницу!

— Но оставайтесь, по крайней мере, поблизости, ваше величество, чтобы вы могли услышать меня, если я позову на помощь, — пробормотала Мария Антуанетта.

Король улыбнулся.

— Не бойся ничего, Мария! Верь только, что самому Мирабо угрожает большая опасность, чем тебе. Не нас, но его назовут изменником, если сделается известным, что Мирабо приходил к нам сюда. Я удалюсь, потому что он сейчас будет здесь.

И король отступил в чащу, тогда как Мирабо остановился с низким поклоном пред королевой.

Мария Антуанетта поднялась с мраморной скамьи. В данный момент она была не королевой, дающей аудиенцию, но оробевшей женщиной, которая идет навстречу опасности и старается задобрить ее учтивостью и улыбками.

— Подойдите ближе, граф, — сказала она, по-прежнему оставаясь на ногах.

Но, пока он подходил, королева медленно опустилась опять на скамью и почти робко подняла взор на Мирабо, который вовсе не казался ей теперь чудовищем, потому что его лицо было взволнованно, а глаза выражали кротость и почтительность.

— Граф, — заговорила Мария Антуанетта слегка дрожащим голосом, — если бы я видела теперь пред собою заурядного врага — человека, стремящегося погубить монархию, не сознавая того, насколько она полезна великому народу, — то я сделала в данный момент весьма неуместный и бесполезный шаг. Но когда беседуешь с Мирабо, то стоишь вне обычных расчетов мудрости и вместе с восхищением к нему питаешь надежду и на его помощь.

— Государыня! — воскликнул взволнованный Мирабо, — Я пришел сюда не как ваш враг, но как ваш преданный слуга, который с радостью готов пожертвовать своей жизнью, если может принести этим пользу монархии и своему отечеству!

— Значит, вы также полагаете, что теперь предстоит решить вопрос жизни или, если хотите, вопрос смерти между французским народом и монархией? — печально спросила королева.

— Да, я убежден в этом, — ответил Мирабо, — Но я надеюсь еще, что мы можем разрешить этот вопрос в пользу монархии, разумеется, если своевременно употребить надлежащие средства.

— А в чем заключаются, по вашему мнению, эти надлежащие средства, граф?

Мирабо улыбнулся и с удивлением взглянул на благородное лицо королевы, которая с такой спокойной непринужденностью соединила в коротком вопросе все, что уже несколько лет ставило в тупик величайших мыслителей и политиков.

— Простите, ваше величество, если, прежде чем ответить, я испрошу милостивого разрешения в свою очередь задать вопрос моей августейшей королеве.

— Спрашивайте, граф! — ответила Мария Антуанетта с грациозным наклонением головы.

— Я желал бы знать, государыня, намерены ли вы, ваше величество, восстановить прежний режим и считаете ли вы возможным двинуть назад колесницу мировой истории и политики?

— В вашем вопросе заключается и ответ на него, — с печальным вздохом ответила Мария Антуанетта. — Невозможно восстановить разрушенное здание из его обломков. Нужно довольствоваться тем, если из храма удастся построить дом, в котором можно сносно жить.

— Ах, ваше величество, — с воодушевлением воскликнул Мирабо, — этот ответ подобен первому солнечному лучу, пробившемуся сквозь густые грозовые тучи! Чуешь наступление нового дня и приветствуешь его с восторгом. Получив этот великолепный ответ вашего величества, я чувствую себя утешенным, и грозовые тучи не пугают меня больше, так как я знаю, что они должны рассеяться. Я хочу сказать: если употребить надлежащие средства.

— А я повторяю свой вопрос, граф, в чем заключаются, по вашему мнению, надлежащие средства?

— Прежде всего в понимании того, что нужно, — ответил Мирабо, — а потом в радостной и честной готовности сделать то, что признано необходимым.

— Тогда скажите мне: что же нужно?

Мирабо поклонился королеве и заговорил, описывая ей в ясных, определенных выражениях и вдобавок с большой энергией, положение Франции, отношения различных политических партий между собою, а также между двором и троном. Он отдельными, резкими чертами охарактеризовал главарей политических клубов, предводителей партий национального собрания, указав на опасные цели, к которым стремились демагоги, люди крайней левой. С осторожной деликатностью он не произносил слова «республиканец», но дал понять королеве, что ниспровержение монархии, трона, уничтожение и полное искоренение королевского рода составляло конечную цель всех стремлений этих яростных ораторов и вожаков крайней левой.

Королева слушала его внимательно, но и с полным достоинства самообладанием, а серьезный, вдумчивый взор ее больших глаз все сильнее воодушевлял Мирабо, так что речь лилась из его уст огненным потоком, зажигая и окрыляя новой надеждой самого оратора.

— Все еще обойдется, — воскликнул он в заключение, — нам удастся одолеть подпольные силы, которые подкапываются под трон вашего величества, вырвать из рук ваших врагов пагубные орудия разрушения. Я восстану против замыслов демагогов, я выступлю их явным противником и буду ревностно служить монархии, пользуясь такими средствами и ресурсами, которые согласуются со всеобщим возбуждением умов. Было бы опасно запугивать их реакцией, вызывать подозрение в том,