Демонтаж народа. Учебник межнациональных отношений - Сергей Кара-Мурза

Он совершенно верно определяет эту память как «социальное отношение к войне, воплощенное и закрепленное в главном символе, интегрирующем нацию: победе в войне, Победе в Великой Отечественной войне. Это самое значительное событие в истории России, как считают ее жители, опорный образ национального сознания. Ни одно из других событий с этим не может быть сопоставлено. В списке важнейших событий, которые определили судьбу страны в ХХ веке, победу в ВОВ в среднем называли 78 % опрошенных… Всякий раз, когда упоминается «Победа», речь идет о символе, который выступает для подавляющего большинства опрошенных, для общества в целом, важнейшим элементом коллективной идентификации, точкой отсчета, мерилом, задающим определенную оптику оценки прошедшего и отчасти – понимания настоящего и будущего».

Вся статья проникнута ненавистью к этой памяти, к этому «опорному образу национального сознания». В свой текст, выдержанный в академической манере, Л.Д. Гудков даже включает художественный образ: «Победа торчит сегодня как каменный столб в пустыне, оставшийся после выветривания скалы». Да, за 15 лет удалось, по его мнению, превратить национальное сознание народа России в пустыню, выветрить то, что недавно было скалой. И вот, осталась Победа – торчит (!) как каменный столб. Надо ее взорвать!

Почему же память об Отечественной войне и Победе стала таким важным объектом ударов в психологической войне? Л.Д. Гудков дает развернутое объяснение: «Она стягивает к себе все важнейшие линии интерпретаций настоящего, задает им масштаб оценок и риторические средства выражения… [Она дала] огромному числу людей свой язык «высоких коллективных чувств», язык лирической государственности, который намертво закрепился впоследствии, уже к середине 1970-х годов, и на котором только и могут сегодня говорить о войне большинство россиян».

Таким образом, если бы удалось вырвать из национального сознания память о Победе, то для народа России была бы уничтожена система «всех важнейших линий интерпретаций настоящего». Более того, была бы уничтожена система координат для оценки реальности, то есть была бы рассыпана мировоззренческая матрица народа. Он был бы лишен языка («риторических средств выражения»). Кроме того, народ был бы лишен и общих художественных и эмоциональных средств общения внутри себя и с государством – он утратил бы «язык «высоких коллективных чувств» и язык «лирической государственности». Поразительно точно определил цели бомбометания социолог из ВЦИОМ – вот для чего команда Юрия Левады двадцать лет изучала наше национальное сознание. Видимо, непростой операцией для В.В. Путина было лишить противника России в психологической войне такого важного наблюдательного пункта.

Л.Д. Гудков признает, что память о войне в России не окрашена национальной ненавистью и не создает никакой напряженности в отношениях с бывшими противниками, это память для нас самих. Он пишет: «Смысл победы у россиян обращен исключительно к себе, он значим лишь в структурах российского самоопределения. Сегодня практически не осталось тех, кто испытывал бы ненависть к тем странами, которые были врагами: Германии или тем более – Италии, Японии, Румынии».

Значит, разрушение этого главного символа национального сознания требуется вовсе не из соображений безопасности Запада. Эта операция психологической войны – не средство обороны. Это именно агрессия, единственная цель которой – дальнейший демонтаж народа, разрыв соединяющих его связей.

Л.Д. Гудков отмечает, что нынешнее поколение российских граждан уже имеет смутное представление о конкретных военно-политических аспектах войны. Казалось бы, это естественно – зачем держать в социальной памяти детали, если война стала общим символом, источником «высоких коллективных чувств». Но у социолога свое, удивительно подлое объяснение. Он пишет о наличии разных толкований военно-политических факторов в ходе войны, особенно в ее первый период: «Это не выражение раскола общества на «партии» с четкими позициями и ясными убеждениями, а симптоматика «нечистой совести» и какой-то непроявленной то ли вины, то ли внутренней неудовлетворенности общепринятым отношением к проблематике войны».

Попробуйте в здравом уме найти основания для «нечистой совести» из-за победы в войне с фашизмом! Каких он хотел бы «четких позиций и ясных убеждений»? Чтобы мы сегодня передрались из-за отступления 1941 года? Те, кто в сознательном возрасте встретил победу, прекрасно помнят чувство глубокой горечи, которое было у солдат и офицеров, вернувшихся с войны живыми. Их товарищи погибли, а они живы! Но даже в самый извращенный ум не могла тогда прийти мысль о «нечистой совести». Совесть была нечистой только у дезертиров, но ведь Л.Д. Гудков говорит обо всем населении России.

Л.Д. Гудкова тревожит тот факт, что память о Победе действует как средство сплочения народа, помогает залечивать старые раны и расколы. А старые раны надо растравлять, сыпать на них соль. Вот головная боль антисоветских интеллектуалов: «Уходит память о сталинских репрессиях (значимость их для российской истории за последние 12 лет, по мнению опрошенных, упала с 29 % до менее 1 %); напротив, позитивные оценки роли Сталина с 1998 года к 2003 году выросли с 19 % до 53 %; на вопрос: «Если бы Сталин был жив и избирался на пост президента России, вы проголосовали бы за него или нет?» – 26–27 % жителей России сегодня ответили: да, проголосовали бы».

Похоже, что целью этой идеологической кампании является превращение граждан России совсем в беспамятных людей, лишенных здравого смысла. Кому же должны граждане давать «позитивные оценки» – изменникам Родины типа Горбачева, творцам хаоса типа Ельцина и тем, кто, как Гусинский, присвоили их национальное достояние?

Разрушение образа войны как национального символа необходимо, согласно Гудкову, и потому, что он способствует постепенному, робкому выздоровлению российской государственности. А государственность России ненавистна антисоветским интеллектуалам в любой ее форме. Гудков пишет: «Воспоминания о войне нужны в первую очередь для легитимации централизованного и репрессивного социального порядка, они встраиваются в общий порядок посттоталитарной традиционализации культуры в обществе, не справившемся с вызовами вестернизации и модернизации, обществе, не выдержавшем напряжения начавшихся социальных изменений… Непрожитая война оборачивается рецидивами государственной агрессии – чеченской войной и реставрацией репрессивного режима».

Если отцедить ругань, то смысл ясен – память о войне мешает ликвидации централизованного государства, превращению России в периферию Запада, поддержанию правового хаоса и сохранению «серых зон», контролируемых преступным миром.

Поэтому Гудкову ненавистен даже сам праздник, связанный с Победой. Надо быть просто свиньей, чтобы ехать в Германию и говорить такие слова о праздновании 60-летия Победы: «Это будет принудительная имитация коллективной солидарности с властью, не имеющей ничего за душой, кроме казенного полицейского патриотизма и политического цинизма» [90].

§ 10. Разрушение исторической памяти

В гл. 16 коллективная историческая память рассматривалась как один из ключевых механизмов соединения людей этническими связями. Когда-то (в 1919 г.) Джон Стюарт Милль говорил, что «самой сильной из всех является идентичность политических предшественников; наличие национальной истории, а следовательно, общие воспоминания; коллективные гордость и унижения, радость и сожаление, связанные с тем, что случилось в прошлом».

Во время перестройки и реформы 90-х годов была проведена большая операция психологической войны против советского народа, а затем и народов РФ, направленная на разрушение этого механизма, а также и накопленного ранее в массовом сознании «фонда исторической памяти» (об этом см. [91])[165].

Подводя итог этой операции, современный политолог пишет: «История – это биография нации… В результате [перестройки] в истории страны нет ни одного живого места. История России превратилась в одну сплошную зону экологического загрязнения, куда всяк сливает свои токсичные помои. Не верится во все это. Не может такого быть… Прекращение идеологической истерии по поводу своего прошлого и восстановление разорванных исторических связей неизбежно и необходимо, если мы хотим быть мировой нацией. Дайте нам быть лояльными собственным предкам. Наша война с отеческими гробами ни у кого не вызывает уважения, в том числе у нас самих» [45].

В 1990 и в 2001 гг. были проведены два больших представительных исследования исторического сознания граждан РФ. Во втором из них был задан вопрос: «искажается или нет отечественная история в современных публикациях?» Только 5 % ответили «нет». Какие же периоды искажались в наибольшей степени? Советский период, перестройка и реформы 90-х годов. Люди чувствовали, что у них разрушили историческую память и не дают ее восстановить. Это чувствовали даже 63,5 % опрошенных, не имевших среднего образования. При этом подчеркивалось, что «наиболее искажается история советского общества, когда руками, умом, трудом народа осуществлены такие свершения, которые вывели нашу страну в разряд великой мировой державы, что является обобщающим достижением всех народов, населявших тогда СССР».