На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

—  Рифа.

 —О. Твой брат приезжал последний раз в прошлом году, возможно, год назад, чтобы забрать миссис Траверс, — даже Фрэнк уловил сарказм...

 — … и маленького Джесса, они остались здесь только на одну ночь. Кажется, я слышала что-то о Нью-Мехико, но они мне не доверились, вот так.

— Странно, мне всё время кажется, что я то и дело вижу Эстреллу в городе, просто воображение разыгралось, наверное... О, она сверкнула на него взглядом. — Что, я сказал что-то не то?

— Эта молодая леди, — кивнула она, — закатила здесь адскую драму. Кому нужна опера, если она выступает? Закрадывалась мысль, что она — какой-то восточный мудрец, выше всей этой мелочности и неурядиц, смотрит на нас сверху вниз, вообрази же наше удивление, когда выяснилось, с каким крупномасштабным эгоистом мы имели дело, на самом деле с таким никто никогда и не сталкивался. Большая ошибка, бедные простофили мы все.

  — Так что это ее я постоянно встречаю? Это не они ли...прости, не она?

 — Ты — больше не тот прелестный мальчик из горной школы, которого я помню, видно, что ты прошел университеты, так что, наверное, я не буду слишком щадить твои чувства. Твой брат покинул страну, и главное —бросил жену и ребенка. Эстрелла хорошо ухаживала за маленьким Джессом, нужно воздать ей должное, совсем не обижалась, что ее сестра с мужем находились на расстоянии одного-двух дней езды. Это маленькое ранчо в пригороде Фикл-Крик, Нью-Мехико. Она время от времени уезжает туда.

  — С тех, кто тебе не нравится, ты, конечно, глаз не спускаешь.

 — Просто профессиональные рефлексы. Твой племянник — обаятельный маленький субъект, увидишь.

 — Если поеду туда.

   Она кивнула, криво улыбнувшись:

  — Конечно. Передай им привет.

Он оказался на вершине перевала примерно в то время, когда субботний вечер опускался на Фикл-Крик, с вершины легко можно было расслышать ружейные выстрелы и шум гулянок. С поста у заставы, где взимали дорожную пошлину, сквозь холодный серовато-зеленый свет таявшего льда он рассмотрел городок, расположенный вокруг рыночной площади. Фрэнк выпил стакан красного виски, купил сигары, чтобы набить ими карман, и поехал вниз.

Он нашел полуразрушенный старый отель размером с квартал, отель «Ноктамбуло», в котором царила бессонница. В каждом номере кто-нибудь работал над невозможным полуночным проектом — сумасшедший изобретатель, азартный игрок со своей системой, проповедник с видением, о котором можно было рассказать лишь частично. Двери оставляли незапертыми, незнакомцы действовали по большей части как соседи, все свободно бродили по чужим комнатам. Независимо от того, сколь непроницаема была утренняя мгла, Фрэнк, как оказалось, всегда мог зайти к кому-нибудь в поисках курева и беседы. Во внутреннем дворе всю ночь ходили туда-сюда праздничные толпы. Все стреляли сигаретку.

Странные мотоциклеты, многие из которых были самодельными, с небрежным ревом въезжали и выезжали из города. Поэты-ковбои могли бы предположить, как шум «эхом отражался от обрывистых горных склонов» и разливался внизу в долине, но как раз там это был слишком экзотический звук, чтобы нести какое-то послание, хотя несколько таверн в городе и даже за его пределами уже хлебосольно принимали ватаги мотоциклистов.

Фрэнк понял, что не сможет уснуть, и отправился в ближайший салун. У входа, где раньше привязывали только лошадей, теперь стояли «Сайлент Грэй Феллоуз» и «Индиан В-твинс», явно модифицированные для этих гор, со сцеплением, ремнями, цепями или коробками передач для работы в тяжелом режиме. В этих мотоциклетных салунах по всей Мейн-Стрит тусовались артисты вольтижировки из карнавальных турне по прериям, чтобы немного проветриться, а сорвиголовы с пушком на щеках слаженно пели «Синицу в небе» старым отчаянным приверженцам трудового нигилизма, на чьих ладонях линия любви, линия жизни, бугор Венеры и тому подобное за много лет превратились в карту занозистых белых надписей, которые не взялась бы читать ни одна карнавальная цыганка — после стольких лет костров, отвесных скал, колючей проволоки, разматываемой слишком быстро, штыков в тюремных камерах Кер-д'Алена... . Моторизованные члены печально известной банды «Четыре угла», штаб-квартира которой находилась в Кортесе, покупали двойные шоты «Таосской молнии» серьезно увлеченным своим хобби приезжим аж из Канзаса, не совсем против своей воли не принимавшим участия в клубных турне и всю ночь напролет обсуждавшим сцепления и кривошипные коробки, пока солнце не появится в окне.

Бледный тип в черном капюшоне молча зашел и сел в дальнем углу бара. Бармен поставил перед ним бутылку и стакан, обычным образом скрестив запястья, чтобы поставить бутылку справа от посетителя, а этот господин вдруг издал душераздирающий вопль, натянул капюшон на глаза и так резко подался назад, что упал с барного стула и лежал на полу, поднимая облако опилок.

—   Что происходит?

— О, это Золтан, ездит на «Вернере», взбирается на каждый холм на своем родном «венгре», а сейчас у него мировое турне, ищет свежие вызовы. Он завоевал награды, у которых еще нет названия, не боится гор, какой бы они ни были высоты, но покажите ему что-нибудь, что похоже на букву Х, и с ним начинает твориться вот такое.

—  А еще он не очень-то любит салунные зеркала, вот почему он всегда сидит в дальнем углу, как тот...

  — Это происходит каждый раз, когда он заходит? — поинтересовался Фрэнк. — Почему бы просто не...поставить сначала бутылку, потом принести стакан, потом...

— Слышал такое предложение много раз, действительно надо бы так сделать, но здесь Денвер, у парней не так-то много развлечений, а на старину Золли просто подсели. Каждую ночь наблюдаем это представление.

Где-то в середине третьей смены Фрэнк пошел позавтракать оладьями в кафе вверх по улице, там он вскоре понял, что Стрэй всё это время находится на втором этаже с моторизованным бандитом, чей широко известный голубой «Эксельсиор» был припаркован снаружи, да, выражение довольства на ее лице, когда она возвращалась обратно в этот ресторан карманного формата, ее осанка, ее волосы — Бога ради, всего этого было достаточно, чтобы разорвать парня на две части, скажем так, спокойно, вы только посмотрите на нее — как может мужчина возмущаться и так далее, а другой был так травмирован, что измазал целую ресторанную скатерть слезами и соплями, не волнуясь, видит ли его кто-то. Когда она проскользнула внутрь, официантки в красивых нарядах (их на самом деле было больше, чем требовал размер зала и ночное время), смотрели на нее тем самым взглядом...

О, смотрите, а вот идет ее возлюбленный, знаменитый на региональном уровне Вэн «Оттяжка стрелы» Фили, Фрэнку показалось, что он выглядит почти слишком легендарным, чтобы у него осталась какая-то чувственность — его мотоциклетная экипировка была черной, скромной и неповреждаемой. Ни сказав ни слова, он прошел мимо Фрэнка, настроение которого не улучшилось, когда он понял, что за ним пристально наблюдают, кажется, уже долго, через промежность Вэна, ну, это общее направление... Вау. Такое поведение могло ускользнуть от внимания самого Вэна, но не от этих безжалостных веселых официанток, толпящихся в зале, Фрэнк не мог не думать о том, что они его обсуждают, особенно пока Вэн был на улице, консультируясь с Золтаном, который несколько часов назад пришел в себя после судорог, насчет таких механизмов мотоцикла, как заглушка, поскольку, учитывая нынешние сложности жизни Вэна, при которых многочисленные достижения ночи могли схлопнуться за долю секунды, характеристики двигателя могли значить всё.

Стрэй никак не могла допить полчашки кофе, она лениво улыбалась всем вокруг, включая Фрэнка, которого не узнала, если вообще когда-нибудь его видела, потом, наконец, допила свой кофе, поставила чашку на поднос с тарелками, ожидавшими официантку, свободно спрятала руку в карман пыльника и неподражаемой походкой вышла из зала, чтобы сесть позади и обнять чертова Вэна, подняв пыль и юбки движением столь же привычным и продуманным, как реверанс в День Бабушки, на самом деле она подняла юбки и на радость зевакам, достаточно высоко, чтобы они не загорелись от выхлопов транспортного средства. Присоединившись к толпе доброхотов, внимательных, как ковбои, наблюдающие за поездом на вокзале, Фрэнк тоже был там и помахал ей «адьос».