По волчьему следу - Екатерина Лесина

- Не знаю, - честно ответил Бекшеев. – А головы эти… для чего? Вы ведь столько лет сидели тихо. Людей вон крали, использовали, убивали… у вас хоть списки есть, скольких положили? Имена там? Документы?

- Ты что, княже? – Васька вполне искренне удивился. – Кто ж такое хранит-то? Палили сразу. И документы, и вещицы. Ну а людишек… много. Ферма ж большая… восстановить пока сарай там, ограду. Хлева поставить, землю расчистить, что лесом поросла. Потом скотина опять же… вот и искали кого-никого. Бродяг хватает. И никчемников.

- Это кто?

- Это те, кто своим не нужен. У кого ни семьи, ни близких. Кого б искать не стали.

- Ясно. Так головы для чего?

- Ну… ту поляну Анька нашла… точнее я в лесу потерялся, когда малой был. Вот… волки меня вывели. Волки ей служат, это все знают. А потом Анька нашла. А Генрих, он прийти не мог… сперва. Потом-то сумели привести. И он обрадовался. Сказал, что там этот… источник. Темный.

Темный источник?

И еще одна деталь. Боги и богини – что-то совсем уж запредельное, а вот неидентифицированный источник как-то к реальности ближе будет.

- И что к нему уходят души. Все души… ну и он может открыть врата между живыми и мертвыми. Генрих перстень искал, долго… но не выходило. Этот его спрятал. Или забрал, - Васька подвинул к себе опустевшую тарелку и икнул. – Что? Я расту! Мне есть надо хорошо! И мясо…

- Потом еще принесут.

- Только чтоб нормально пожарили… ты хороший, княже. Я б тебя и не тронул, да… Генрих сказал, что нужны не любые люди, а чтоб сильные. Которые о пощаде молить не станут. И вообще… годные. От хорошего врага немало силы взять можно, - сказал Васька серьезно, явно чужие слова излагая. – Вот и искал… только кого? Надо ж, чтоб и человек хороший, и вообще… Василек сильный, злой, а в крови… Генрих не был уверен, что его одного довольно. А других кого и не знал. Шляпа – трус и засранец. Остальные не лучше… военные тоже… те, что в городе. Да и в части… ну и решил сделать так, чтоб прислали кого получше. Этот первый который вроде и ничего был… после его крови Генрих смог сам приходить на поляну. Второй… пил он. И тоже слабый. Негодящий. А вы вот – ничего приехали такие. Я, как этого вашего, Тихоню увидел, так и обрадовался. А Генрих сказал, что ты сильнее…

- Зима?

- Не-а… женщин неможно обижать.

И вновь же убежденность, с которой Васька произнес это… поражала?

- А сестру ты… не обидел? Или твой наставник?

- Чем? – удивление искреннее.

- Тем, что влез ей в голову. Перекроил под себя. Память забирал. Разделил… фактически на две личности. Зачем, к слову?

- Да оно не специально вышло. Когда мамка… того, то и Анька тоже… того. Ну, не в том смысле, что померла, нет. Но выла-выла… потом замолчала и в стенку вперилась. Её ж этот, фриц, тоже держал. А как Генрих его прирезал, то и вот… я за ней ходил, а она один раз такая, другой – этакая. То хохочет до икоты и слез, то вдруг спокойная, будто ничего и не было. Генрих, когда очухался, сказал, что бывает. Что разум, он защищается. И что Анна, чтоб следом за этим не помирать, другую себя сделала.

Раздвоение личности?

И еще осколок.

- Ну и он помог чутка, разделил, когда одна будет, когда другая… которая в городе с людями говорит, она сильная. Злая. Как не баба. А другая-то тихая, наша Анечка… она в доме. Мы о ней заботились… но она людей боялась. Ну и в доме ничего не давала делать. Сразу плакать и все… я говорил ему, что на кой она такая? Пусть бы одну оставил. А он сказал, что вроде как совсем не можно, что если одну пришибить, то и вторая помрет…

- Не совсем верно. Он мог бы ограничить её куда сильнее, но… не захотел. Возможно, ему было проще справиться со слабой Анечкой, чем каждый день сильную ломать. Да и та, которая сильная, она бы вопросы задавать начала. Так? Про ферму, про людей… тогда пришлось бы еще воздействовать. А на неё и так долгое время давили. Тут до безумия один шаг остался. Даже меньше, чем шаг.

- Ну… может и так, - Васька пожал плечами и повторил. – Генрих еще сказал, что люди Аньку видеть должны… что он у неё на поруках вроде бы как. А я малолетний. И ежели чего, то вопросы задавать станут, её в богадельню спровадят, а меня в детский дом… ну а так, она вроде как есть, и злая, и никто к ней с того не лезет… но ты не думай! Мы её любили! И заботились! Генрих её увез бы! Подальше…

И полностью уничтожил ту, вторую Анну, самостоятельную и способную взять в руки топор.

- У нас и деньги были… теперь, небось, ваши найдут и заберут. Или не найдут… хотя… Анька все одно теперь… я ж видел. Не обижайся, княже, где деньги – не скажу, мне об ней заботиться надо. И о дитяти.

- Позаботятся, - сказал Бекшеев. – Последнее на сегодня. Некромант.

- А чего с ним?

- Зачем он был нужен?

- Ну… Генрих сказал, что лучше, чтоб он источник позвал. Ему же ж с мертвяками всяко сподручнее говорить.

Логично.

- Вы сразу его собирались… привлечь?

- Ага… сперва думали, что я к нему прискачу, что, мол, Шапка некроманта требует и все такое… придумаю чего. Мне люди верят. А он сам поперся. И с бабой. Удачно получилось.

Васька вспомнил, чем все закончилось. И вздохнул.

- Ну… все ж могло выйти-то?

Могло.

Но не вышло. Богам ли, источнику, еще чему благодаря, Бекшеев не знал. Только не вышло.

[1] Имеется в виду болезнь куру, поражавшая племя форе из Новой Гвинеи. Члены племени практиковали ритуальный погребальный каннибализм. Умершего съедали, чтобы освободить его душу. Куру – прионная болезнь, которая представляет собой форму трансмиссивной губчатой энцефалопатии. Говоря попросту нейроны мозга постепенно отмирают, заменяясь соединительной тканью. Болезнь смертельная, неизлечимая. Инкубационный период – от 10 до 50 лет. По сути относится к той же группе, что и коровье бешенство.