Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории - Ричард Матесон

Да, он довольно молод. По моим ощущениям, выглядит на тридцать. Как я уже сказал, у него красивое лицо и тело, и, наверное, он производил на других ошеломляющее впечатление. Ничего удивительного в том, что его могли принимать за некоего посланца свыше.

Кожа у него чистая. То есть грязная, но… без дефектов. Рот довольно крупный, полные губы. Четко очерченные. Нос вовсе не крючком, а скорее… ну, не знаю, греческий, наверное. Он очень хорош собой. Да. Очень и очень красивый человек.

Глаза у него…

ПРОФЕССОР?

Да, по крайней мере, подтверждается теория о том, что описание распятия было сделано позже и основывается на ветхозаветном пророчестве. Совершенно очевидно, что очень немногое из того, о чем повествует Библия, является реальным фактом. Здесь нет Иоанна, нет матери, нет Марии Магдалины, никого из тех, кто должен быть. И я не услышал от Иисуса ни слова. Никто не подвергал его осмеянию, если не считать вора, но тот всего лишь разозлился, потому что не получил второй порции дурманящего напитка. И нет никаких знамений.

Думаю, мы можем с уверенностью утверждать, что более поздние хроники сделаны с намерением подтвердить предсказания и просто повторяют описания распятия из Ветхого Завета. Все эти псалмы, двадцать второй, тридцать первый, тридцать восьмой и, прежде всего, шестьдесят девятый, плюс христианское мировоззрение сделали распятие несколько… нет, совершенно не тем, чем оно было в действительности. Чем оно является в ту минуту, когда я стою здесь.

Я… о…

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, ПРОФЕССОР?

Он только что… заговорил.

Он заговорил. Он сказал: «Элои». Он сказал: «Господь» — на своем языке. Лицо у него белое и осунувшееся. Оно искажено страданием…

Его лицо… оно такое… такое прекрасное. Даже сейчас, в момент ужасной муки, он…

Несомненно, самогипноз, легко давшееся самовнушение, учитывая его экзальтацию и эмоциональное напряжение. Уверен, что этот бедолага… несчастный человек должен ощущать некий… своеобразный экстаз, вызванный болью. Может быть, он вообще не ощущает боли. Может, из-за того, что тело функционирует на пределе возможностей, из-за притока адреналина, он лишился чувствительности. Очень даже может быть. Его глаза, они… у него глаза…

ЕСТЬ ЛИ КАКИЕ-ТО УКАЗАНИЯ НА ТО, ЧТО ПРОИСХОДИТ НЕЧТО СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОЕ, ИАИР?

Уверяю вас, ничего, если иметь в виду землетрясение, потемневшие небеса, разверзнувшиеся могилы и еще кучу разных явлений, о которых упоминается в Библии и других источниках.

Нет, боюсь, ничего такого.

Никаких потемневших небес. По-прежнему печет ослепительное солнце. Земля твердая как камень. Летописи несколько ошибаются. Очевидно, авторы тех заметок были недовольны фактами и решили добавить священных предзнаменований действу, лишенному какой бы то ни было сакральности. Рука Господа и прочая чушь.

Честно говоря, меня это просто бесит. Неужели этого момента недостаточно самого по себе? Разве он недостаточно чудовищен, чтобы… о, будь проклято ханжество этих!..

ПРОФЕССОР, С ВАМИ ВСЕ В ПОРЯДКЕ?

Что?

С ВАМИ ВСЕ В ПОРЯДКЕ? ВАМ НЕХОРОШО?

Я… со мной все нормально. Спасибо.

ЧТО ТАМ ПРОИСХОДИТ?

ПРОФЕССОР?

Эти глаза. Какие глаза. Господи, они так… так обжигают! Взгляд отца, побитого собственными детьми. Который все равно продолжает их любить. Который был предан своими возлюбленными, и лишен одежд, и бичеван, и распят, и унижен! Неужели нет…

ПРОФЕССОР?

Я… я… со мной все в порядке. Я совершенно… совершенно нормально себя чувствую. Просто все это… удручает. Этот человек не сделал ничего… О боже!., у него на губах сидят мухи! Прочь!

ЧТО ПРОИСХОДИТ, ПРОФЕССОР ИАИР? ВЫ НЕ…

Ему дают пить. Его, должно быть, мучает чудовищная жажда. Солнце так печет. Даже я захотел пить.

Солдат только что макнул губку в ведро с поской, солдатским напитком из уксуса и воды. Теперь он насадил губку на палку, которая валялась на земле. Он подносит губку ко рту Иисуса.

Он… приникает к губке. Рот у него дрожит. Вкус, должно быть, отвратительный… теплая горечь. Боже, ну почему они не могут дать ему нормальное питье, немного холодной воды? Неужели им неведома жалость…

ПРОФЕССОР, ПРИГОТОВЬТЕСЬ К ВОЗВРАЩЕНИЮ. ВЫ ТАМ УЖЕ ПОЧТИ СОРОК МИНУТ. ВСЕ, ЧТО НУЖНО, УЖЕ СДЕЛАНО.

Нет, не возвращайте меня, не сейчас. Еще немного. Совсем недолго. Со мной все будет в порядке. Клянусь вам, все нормально. Л-лишь позвольте мне… остаться здесь, с ним. Не забирайте меня сейчас. Прошу.

ПРОФЕССОР ИАИР.

Его глаза, его глаза… какие глаза! О, Господь мой на небесах, они смотрят прямо на меня! Он видит меня! Я уверен! Он меня видит!

МЫ ВОЗВРАЩАЕМ ВАС.

Нет, не сейчас. Я… я должен… я…

ТОЛЬКО НЕ ВЫХОДИТЕ ЗА ЭКРАН.

За экран? Да, наверное, я смогу… смогу…

ВЫ ВОЗВРАЩАЕТЕСЬ.

Нет! Нет, я пройду сквозь экран, если вы попытаетесь вернуть меня! Я… Клянусь, я так и сделаю, не трогайте меня!

ПРОФЕССОР, ПРЕКРАТИТЕ!

Я должен остановить их! Я обязан их остановить! Я ведь здесь, я могу его спасти! Могу! Почему бы мне не затянуть его к себе в экран и не спасти его?!

ИАИР. НЕ ТЕРЯЙТЕ ГОЛОВЫ!

Почему же нет, будь все проклято, почему нет! Я не могу просто стоять здесь и смотреть, как они его убивают! Он слишком чистый, слишком добрый. Я могу его спасти, я могу!

ИАИР, ВЫ СДЕЛАЛИ СВОЕ ДЕЛО! ДАЙТЕ ИМ СДЕЛАТЬ СВОЕ!

Нет!

ЗАПЕРЕТЬ ЭКРАН.

Что? Что вы делаете?

МЫ ЕЩЕ МОЖЕМ ЕГО ВЕРНУТЬ, НЕСКОЛЬКО СЕКУНД ЭКРАН ПРОДЕРЖИТСЯ.

Выпустите меня! Господи, помоги мне, освободи меня! Прекратите, вы не ведаете, что творите!

БЫСТРЕЕ!

Нет. Перестаньте, прекратите! Не забирайте меня! Нет!

ВНИМАНИЕ!

Они стащили его, обезумевшего и брыкающегося, с платформы. Отнесли в кабинет, уложили на кушетку, и доктор Рэндалл вколол ему успокоительного.

Через полчаса профессор Иаир пришел в себя настолько, чтобы выпить стакан бренди. Он сидел в большом кожаном кресле, глядя прямо перед собой пустым взглядом. Сознание не до конца вернулось к реальности, он все еще стоял на одиноком холме под Иерусалимом.

Иаир о многом хотел рассказать — кирпичики слов в здание истории. Он мог бы описать одежду, какую видел на Голгофе, повторить произнесенные там слова, описать сам момент во всей его грубой и безрадостной полноте. Рассказать, что именно то, как спешно его выдернули назад, и породило феномен, названный в Библии землетрясением и камнепадом.

Но ничего из этого он им не сообщил.

Он лишь сказал, что хочет пойти домой.

Профессор надел пальто, шляпу, галоши и вышел в серый день. Резиновые подошвы шлепали по наполовину раскисшему снегу, глаза всматривались в медленно опускающийся снежный занавес.