Отпуск в тридевятом царстве - Галина Бахмайер

Как всякий раз при упоминании Джелайны, на Бенвора снова нахлынула тоска. Ссутулившись, он прошептал:

— Пусть ищут сколько угодно. Она… Ее больше нет.

Настоятель повздыхал, покачал головой и пробормотал под нос длинную неразборчивую молитву.

— Не убивайся так, сын мой, — попытался он утешить юношу. — Она теперь в другом мире, куда лучшем, чем этот.

Бенвор отвернулся, надеясь, что его унылый смешок сойдет за сдерживаемые рыдания.

— Вы правы, святой отец, — еле слышно выдавил он. — Даже не представляете, как вы правы.

Выдержав приличествующую траурную паузу, отец Бовейн снова принял важный вид.

— Ты ведь пришел сюда не только за новостями, верно?

— Да, — неохотно ответил капитан. После всего услышанного он уже и сам понял, что ему наверняка откажут, но все же попросил: — Я надеялся найти здесь пристанище. Хотя бы на первое время, пока уляжется суета.

Как он и ожидал, настоятель тотчас покачал головой.

— Увы, сын мой, тебе нельзя у нас остаться. Это не постоялый двор, здесь не живут просто так.

— Но Микас-то живет! Я тоже могу переписывать книги, и работать наравне с братией.

— Нет, нет. Микас — старик, а ты… Ну, разве что примешь монашеский постриг, — иронично вздернув бровь, заметил отец Бовейн. Бенвор растерянно замолк. Такого поворота он не ожидал. Настоятель усмехнулся и выразительно поскреб ногтями аккуратную тонзуру на макушке.

— Если это единственный выход… — нерешительно начал Олквин. — В конце концов, служить Господу — не самый худший удел.

Отец Бовейн хлопнул ладонями по коленям.

— Ты — и служить Господу? С твоей-то гордыней? Или с тех пор, как ты покинул эти стены, в тебе добавилось смирения? Что-то не похоже.

Бенвор опустил голову. Настоятель вздохнул.

— Я понимаю, каково тебе сейчас. Овдоветь в молодости — это тяжко, но все люди когда-нибудь умирают. Господь посылает тебе испытания…

— Хватит, святой отец, — оборвал его Олквин. — Он все время мне что-нибудь посылает. Я уже начинаю привыкать терять всех близких мне людей.

— Никакого смирения, — задумчиво констатировал настоятель. — Да и будь оно… Что ты можешь принести в дар дому божьему? У тебя теперь ничего нет, никакого имущества.

На это Бенвору было нечего возразить. Монастырь действительно не принимал к себе просто так — что воспитанников на обучение, что новых послушников.

— К тому же, — продолжил отец Бовейн, — ты значишься в "черном списке" короля. Если о тебе узнают, нам всем несдобровать. Даже если никто не придет сюда искать — не забывай, твоя голова оценена золотом. Сам я, конечно, буду молчать, но не могу поручиться, что вся братия окажется столь же бескорыстной. Не надо вводить их в искушение.

— Понимаю, — пробормотал капитан. — Простите, святой отец, за причиненное беспокойство.

— Никто не выгоняет тебя в лес на ночь глядя, — тут же спохватился настоятель. — Завтра будет новый день, и Господь обязательно пошлет тебе надежду. Сегодня можешь переночевать здесь. У Микаса хватит места.

Бенвор кивнул. Светиться перед остальными обитателями Кампа ему и правда не стоило.

— Благодарю, святой отец. Не сомневайтесь — на рассвете я покину эти стены.

В крошечной келье горела одинокая свеча, тускло освещая деревянное распятие на стене, узкое ложе в углу и низкий стол, весь заваленный исписанными пергаментами.

— И куда вы теперь пойдете, милорд? — расстроенно спросил писарь.

— Не знаю, Микас, — печально ответил Бенвор. — Попробую добраться до Олквинау…

— Только этого не хватало! — испугался старик. — Уж там-то вас точно будут поджидать.

— Но я же должен узнать, что с Ланайоном.

— А что с ним может быть? Либо присягнул и прощен, либо давно похоронен. В любом случае вам в родовой замок лучше не соваться.

— Тогда больше некуда, — тихо произнес капитан.

— Ложитесь-ка спать, милорд, — засуетился Микас. — Кто знает, когда вам теперь доведется ночевать под крышей? За меня не беспокойтесь — я постоянно работаю ночами, привык уже. Все равно бессонница, а свечи здесь и днем приходится жечь.

Устроив Бенвора на своей жесткой постели, старик сел за стол, открыл чернильницу и принялся старательно переписывать один из скрученных рулоном пергаментов. Вскоре дыхание юноши выровнялось. Оглянувшись и хорошенько прислушавшись, Микас поднялся и на цыпочках прокрался в дальний угол кельи. Встав на колени, он осторожно, стараясь не шуметь, вытащил из стены камень, пошарил рукой в отверстии и извлек наружу тугой сверток. Вернувшись к столу, писарь развязал тряпицу и развернул на столе пачку нарезанных и сшитых листов. Открыв последний, Микас сел и стал что-то добавлять внизу убористо исписанной страницы. Вскоре к пачке добавился новый лист, и старик продолжил увлеченно писать, еле успевая макать перо в чернила.

Бенвору снова снился один и тот же кошмар. Горели стены, кричали люди, со всех сторон летели стрелы и копья… Он проснулся раньше, чем случилось самое страшное, но сердце все равно тревожно колотилось, отдаваясь тупой болью. Поежившись от уже привычного ломящего озноба, Олквин сел и завернулся в колючее одеяло. Услышав шорох, сгорбившийся за столом Микас быстро обернулся.

— Что это вы не спите, милорд? — заискивающе поинтересовался он. Бенвор встряхнул головой и встал.

— Кошмары. У тебя окошко открывается?

Вскочив, писарь распахнул маленькую раму, и в душную келью ворвался свежий весенний ветер. Юноша почти высунулся наружу. Было новолуние, и густо усыпанное звездами небо предвещало назавтра солнечный день.

Услышав за спиной какой-то шум, Бенвор оглянулся. Микас стоял в углу на коленях, торопливо заталкивая что-то в дыру. Выпавший из стены камень и привлек стуком внимание капитана.

— Что это там у тебя? — полюбопытствовал Олквин.

— Ничего, милорд, — неестественно-тонким голосом поспешно отозвался писарь. Бенвор подошел и потянул за тряпку. Микас вцепился и не отпускал.

— Покажи, — велел юноша. — Что ты от меня прячешь?

— Это не от вас! — взмолился старик. — Прошу, не надо!

После короткой борьбы сверток достался капитану. Микас жалобно кряхтел и цеплялся за рукава Бенвора, мешая ему развернуть рукопись. Даже попытался опрокинуть на нее свечу. Олквин поймал пламя рукой, зашипел, обжегшись, и отвесил Микасу легкую затрещину.

— Строчишь доносы ищейкам, старый пень? — разозлился он. — Я же вижу, там повсюду мелькает мое имя!

— Нет, милорд! — вскричал тот, падая на колени. — Я никогда бы не предал вас! Это не доносы!