Гвоздь в башке. Враг за Гималаями. За веру, царя и социалистическое отечество - Юрий Брайдер

К сожалению, не чуял беду и я. Еще поговаривали…»

– Что бы это могло значить? – спросил Донцов, ощущая себя игроком в покер, вместо ожидаемого туза прикупившим шестерку.

– В общем-то, сие остается тайной и для нас, – женщина собрала все три листка в одну стопку, – но с полной определенностью можно сказать лишь то, что текст имеет отношение к индуистской культуре середины первого тысячелетия до нашей эры. Сначала мы воспринимали данный отрывок как одну из интерполяций «Махабхараты», древнеиндийской эпической поэмы, имеющей не только литературное, но и сакральное значение, однако очень скоро убедились в своей ошибке. Я популярно объясняю?

– Вполне, – ответил Донцов, а про себя подумал: «Кондакова бы сюда, вот кто на индуистской культуре собаку съел».

Между тем женщина продолжала свою речь, гладкую и корректную, но расцвеченную истерическими интонациями базарной торговки:

– При том что неизвестный автор зачастую демонстрирует глубокое знание реалий той далекой эпохи, все события представлены в абсолютно ином свете, чем это принято в классической редакции «Махабхараты». Взять хотя бы того же Ганешу, которому неизвестный автор уделяет столько внимания. Это имя одного из второстепенных богов ведического пантеона. Героя под таким именем, а особенно состоявшего в родстве с Арджуной, этим Ахиллесом индуистской мифологии, мы не знаем. Автор не скрывает своего резко негативного отношения к этому персонажу, наделяя его такими неблагозвучными эпитетами, как «звероподобный ублюдок» или «враг рода человеческого».

– Я это, кстати, заметил, – сказал Донцов. – С юридической точки зрения подобные заявления могут восприниматься и как обвинительный акт, и как клевета.

– Юридические проблемы находятся вне сферы наших профессиональных интересов… Что касается представленной на экспертизу рукописи, то ее ограниченный объем не позволяет проследить дальнейшее развитие описываемых событий, или вернуться к их предыстории, хотя по некоторым намекам, рассыпанным в тексте, можно понять, что позиция, занимаемая автором, впоследствии оказалась несостоятельной. Вот, собственно, и все, что я хотела сказать. Надеюсь, коллега дополнит меня. – Она вместе со стулом отодвинулась немного в сторону.

Мужчина учтиво кивнул ей и заговорил, продолжая водить руками по уже пустому столу:

– Здесь было справедливо замечено, что мы имеем дело лишь с небольшим фрагментом довольно пространной рукописи, о чем свидетельствует хотя бы порядковое число «тридцать шесть», выставленное в правом верхнем углу листа и выполненное, кстати говоря, в египетской иератической системе счисления. Автором текста, скорее всего, является мужчина преклонного возраста, что вытекает из графологических особенностей почерка. Впрочем, речь может идти и о добросовестном переписчике. Автор, безусловно, является человеком нашего времени. На это указывает тот факт, что современная русская лексика занимает примерно шестую часть текста и употребляется везде, где аналогичное понятие в каком-либо из мертвых языков отсутствует.

– Простите, что перебиваю. – Донцову уже надоело молчать. – Я относительно этих мертвых языков… Автор владеет каждым из них в одинаковой мере?

– Нет. Я как раз и собирался отмстить это. Фрагменты текста, выполненные на арамейском и арийском, можно считать сомнительными или, по крайней мере, спорными, а на древнегреческом и египетском, наоборот, безупречными. Когда я разбирал иероглифы, мне иногда казалось, что пером водила рука кого-либо из фараоновых писцов. Теперь о смысле текста… вернее, о его назначении. Лично мне эта рукопись напоминает объяснительную записку, составленную после какой-то неудавшейся операции, но отнюдь не являющуюся самооправданием. Она не предназначена для посторонних, а потому и зашифрована. То есть мы имеем дело с документом сугубо утилитарного назначения. Здесь, к сожалению, я расхожусь во мнении со своим коллегой, – он вновь вежливо кивнул женщине, – которая воспринимает этот текст как художественное произведение, своего рода «Илиаду», написанную с позиций царя Приама.

– Хочу слегка поправить вас, – вмешалась женщина. – Сравнение с «Илиадой» в данном случае некорректно. По-моему, мы столкнулись с литературной мистификацией, не лишенной как исторического, так к эстетического интереса, типа поэм Оссиана или «Песен западных славян».

– Я попросил бы вас воздержаться от литературных дискуссий, – теперь пришлось вмешаться уже Донцову. – Не забывайте, что вы обсуждаете документ, имеющий отношение к уголовному деду. От вас требуются конкретные, не подлежащие двоякому истолкованию, ответы.

– Мне кажется, вы их получили, – сказал мужчина. – Автор текста наш современник, человек уникальной эрудиции, глубоко разбирающийся в истории древнего мира. Это, конечно, звучит неправдоподобно, но он может иметь доступ к археологическим и палеографическим материалам, не известным современной науке. Рукопись предназначена не для широкого пользования, а для ознакомления людей, близких автору по уровню знаний и миропониманию. К сожалению, назвать какую-нибудь конкретную личность я не могу. Тут уж вам придется воспользоваться своими методами.

– Скажите, пожалуйста, вам не приходилось видеть этот символ прежде? – Донцов предъявил снимок, где жизнерадостные психиатры позировали на фоне третьего корпуса клиники, украшенного (или, наоборот, обезображенного) загадочным знаком, позднее уничтоженным стараниями дворника Лукошникова.

– Нет, – сказал мужчина. – Определенно нет. Скорее всего, это просто чьи-то инициалы.

– Не знаю. – Женщина пленительно задумалась. – Не хочу вводить вас в заблуждение… А имеет это какое-нибудь отношение к тексту?

– Трудно сказать. Сам интересуюсь.

– Понимаете… меня всю жизнь преследуют странные ассоциации. – Женщина закрыла глаза и пальцами коснулась своих век. – Целые цепи странных ассоциаций… Сначала этот текст, пропитанный атмосферой Древней Индии… Потом ваш внезапный вопрос… Эта фотография… И у меня уже возникает ощущение, будто бы нечто подобное я видела именно в Индии.

– Вы там были? – вяло удивился Донцов. – Когда?

– В разные времена… Я посещала храмы, сокровищницы, библиотеки, музеи. Там хранятся многие загадочные находки, часть из которых относится еще к доарийскому периоду. Я видела оружие, как бы не предназначенное для человеческой руки, и доспехи, которые пришлись бы впору только Гераклу. Возможно, на одной из этих реликвий я и видела нечто, напоминающее ваш знак.

«В огороде бузина, а в Киеве дядька», – подумал Донцов, но ради приличия поинтересовался: