Плацдарм - Сергей Звонарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из четырех ИСов, атаковавших зенитчиков, только один получил незначительные повреждения — были разбиты передние фары и поврежден перископический смотровой прибор. Крутов приказал вывести танки на шоссе — двигаться дальше, подчищая то, что им оставили тридцатьчетверки. Немецкие Т-4 пока не появлялись: то ли еще не очухались, то ли собирались дать бой дальше по шоссе. Что ж, Крутов считал, что его танкисты готовы к любому из этих вариантов.
Спустя четыре часа наступления румынские войска полностью выбили с железнодорожной станции Мытищи и прилегающих кварталов — только возле штаба пехотной дивизии еще оставался очаг сопротивления. Появилась проблема, о которой не подумали — множество пленных, которых надо было охранять. Первый танковый бой произошел у Калининграда: взвод Т-4 устроил засаду на шоссе. Эффект внезапности сработал — немцам удалось в упор подбить тридцатьчетверку, но на этом их успехи закончились: слабая броня немецких танков прошивалась снарядами насквозь.
Примерно в это же время проявила активность авиация: звено «Юнкерсов» атаковало передовую колонну тридцатьчетверок. В отсутствии советских истребителей немецкие бомбардировщики чувствовали себя вольготно, пикируя на танки и сбрасывая бомбы с малых высот. Только ИСы, имевшие крупнокалиберные зенитные пулеметы, могли огрызаться — правда, довольно слабо, потому что боекомплект пулеметов был весьма ограничен. После появления самолетов боевое построение атакующих колонн несколько изменились, добавив к тридцатьчетверкам ИСы. Это замедлило темпы продвижения, но зато повысилась защищенность наступающих.
К вечеру в штабе Говорова подводили итоги первого дня наступления. Советские войска продвинулись по Ярославскому шоссе на расстояние до пятидесяти километров, подойдя вплотную к Загорску. Как и ожидалось, сопротивление румынских частей в общем и целом оказалось слабым, за исключением отдельных артиллерийских подразделений. Наибольшую опасность представляла авиация, особенно в условиях недостатка средств противовоздушной обороны в атакующих порядках.
— Что с погодой? — спросил Говоров, выслушав доклад начальника штаба.
— Завтра будет ясно, но потом обещают облачность с дождями, — ответил тот.
Говоров усмехнулся.
— Их бы устами да мед пить. Ладно, посмотрим…Что с потерями?
— Десять тридцатьчетверок и четыре тяжелых танка. Все ИСы можно отремонтировать, но четыре тридцатьчетверки потеряны безвозвратно.
— Причины?
— Артиллерийские засады, в основном зенитки.
Говоров мысленно вздохнул — в условиях высоких темпов наступления и отсутствия воздушной разведки с этим ничего нельзя поделать. Четырнадцать танков за один день, а пройдена только четверть расстояния до Ярославля. И это первый день, пока немцы с румынами еще не очухались как следует, и не начали принимать серьезные меры.
— Василий Евгеньевич, темпы продвижения неплохие, но потери у нас большие, — задумчиво сказал Говоров.
— И это еще не все, — ответил тот, — из-за действий авиация многие танки получили повреждения: фары, баки с горючим, перископы, пулеметы.
Генерал молча подошел к окну: он привык обдумывать проблему, глядя вдаль.
— А что с партизанами? — спросил он.
— Установили связь, организовываем взаимодействие. В Мытищах и Пушкино они взяли на себя зачистку от остатков румынских войск и охрану пленных. Там уже формируются органы местного самоуправления.
— Хорошая новость, — ответил Говоров. — Вот что, Василий Евгеньевич. Значит, наша главная проблема — это авиация и артиллерия, так?
— Верно, — согласился тот, — и еще добавьте два-три десятка Т-4.
— Согласен. Значит, вы говорите, с местными взаимодействие налажено, так?
— Да, и весьма неплохо.
— Тогда почему бы нам не использовать это на полную катушку?
Говоров вернулся к карте.
— Что вы имеете в виду, товарищ генерал?
— Наступление в темное время суток. Авиация немцам не поможет, да и эффективность засад резко упадет.
— А не заплутаем мы в темноте-то? — возразил начштаба.
Говоров улыбнулся.
— Василий Евгеньевич, я ведь не зря спросил вас о взаимодействии с местными. Нам нужны провожатые — те, кто знает местность и кому мы можем доверять. Есть такие?
— Наверняка найдутся, — задумчиво ответил тот, — но нужно время для подготовки…
— Так давайте начнем действовать прямо сейчас, — предложил Говоров, _ подготовьте приказ с указанием ответственных.
— Есть! — сказал начальник штаба и подумал: никогда не знаешь, чем закончится разговор с командующим. Но идея толковая, надо попробовать…
Над бесконечным лесами северо-востока России летел кукурузник.
Вылетел он из Москвы, с Тушинского аэродрома — базы московской школы Осоавиахима. В годы оккупации на нем базировалось звено «Юнкерсов», которое было выведено при отступлении немцев из столицы. В одном из многочисленных ангаров аэродрома с довоенных времен сохранился экземпляр У-2, использовавшегося в учебных целях. Немцев он, естественно, не заинтересовал, а при отступлении о нем просто забыли.
Однако те, кто работал в школе до войны, прекрасно помнили самолет. Получилось так, что в отсутствии полноценной авиационной группы старенький У-2 оказался единственным самолетом в распоряжении Говорова.
Генерал знал, как его использовать.
Это была опасная миссия — путь самолета лежал над оккупированными территориями, от северо-восточных окраин Москвы до Кирова, частично освобожденного войсками Восточного Союза: почти семьсот пятьдесят километров, предельная дальность полета с дополнительным баком. Стоит ли говорить, что при обнаружении уцелеть у тихоходного самолета шансов практически не было?
Пилотировал самолет лейтенант Карцев — воспитанник Осоавиахима, только в другом, параллельном мире. Карцев должен был доставить сообщение руководителю Восточного Союза товарищу Троцкому о плане советского наступления на северо-восток. Никто не знал, насколько велики шансы долететь до Кирова, потому что точных сведений о дисклокации немецких подразделений от Москвы до Волги и дальше на восток в штабе Говорова не было. Решили лететь по прямой — тем более, что длина маршрута оказалась практически предельной.
Самый опасный участок — над Волгой, потому что именно там немцы возводили оборонительный вал, преодолеть который, согласно немецкой пропаганде, войска Восточного Союза не смогут никогда. По этой причине вылет спланировали так, что в самое темное время У-2 пролетел как раз над рекой. Сначала лейтенант колебался, на какой высоте ему лететь — ниже или выше. У каждого варианта были преимущества: если лететь выше, звук двигателя на земле слышен меньше, но зато самолет заметить легче — особенно зенитчикам. Если ниже — звук громче, но заметен он меньше. В конце концов Карцев полетел низко — решил, что тарахтение кукурузника сильно отличается от гула самолетного двигателя и немцы могут элементарно спутать его с чем-то.
Волгу
