Шпион по призванию - Деннис Уитли

Сунув деньги в карман, Рапно проводил Роджера по узкому коридору под низкой кормой, пинком ноги открыл дверь в каморку, три четверти которой занимала койка, и оставил юношу одного.

К чувству облегчения, которое испытывал Роджер, обеспечив наконец себе переезд в Англию, примешивалось нетерпеливое ожидание того, чтобы барк поскорее покинул порт. Каждый час казался длинным, как день, причем с приближением темноты время не стало тянуться быстрее. Роджеру было нечем себя занять, и хотя он опасался без особой необходимости показываться морякам на борту, но чувствовал, что торчание в жалкой каюте до вечера может возбудить подозрения.

В шесть часов Роджера, бесцельно шатавшегося по судну, позвали ужинать с капитаном и его двумя помощниками — молчаливым нормандцем и низеньким чернобородым марсельцем. Оба, очевидно, боялись однорукого Рапно как огня, поэтому трапеза прошла невесело.

В полночь Роджер подумал, не лечь ли ему спать, но решил, что все равно не сможет заснуть, пока судно не отчалит, поэтому провел оставшиеся часы, меряя шагами палубу. Он постоянно беспокоился из-за погоды, зная, что при малейших признаках шторма Рапно не выйдет в море. Роджеру казалось, будто ветер начинает свежеть, но, к его колоссальному облегчению, незадолго до четырех утра свисток боцмана призвал команду занять свои места.

Сен-Валери был маленькой гаванью, поэтому туда нечасто заходили суда даже такого относительно небольшого размера, как барк, поэтому они почти целый час маневрировали на мелководье, но к пяти часам паруса были подняты, и судно закачалось на волнах. Утомленный тревогой Роджер наконец смог вернуться в тесную каюту и плюхнуться, не раздеваясь, на койку.

Он проспал почти до полудня, и его первой сознательной мыслью после пробуждения было, что погода испортилась вновь. Корабль болтало из стороны в сторону, и дождь хлестал в иллюминатор. Поднявшись, Роджер поплелся к грязному умывальнику, наскоро освежился и направился в основную каюту, служившую также офицерской столовой.

Капитан и его второй помощник только что уселись за второй завтрак — оба явно пребывали в дурном расположении духа. Выяснилось, что барк не стал бы отплывать прошлой ночью, если бы они не опаздывали в Фалмут, но теперь Рапно сожалел о своем решении. Роджер молчал, притворяясь, что не понимает большую часть того, что говорилось за столом. Он благодарил Бога за то, что какой-то скоропортящийся груз вынудил Рапно выйти в море, и не возражал, чтобы судно проделало путь на боку, лишь бы смогло высадить его в Англии. Но через несколько часов его чувствам было суждено резко измениться.

После полудня Роджер мог думать только о своем чудесном спасении от шпаги де Келюса, от рук маркиза и Люсьена де Рошамбо и от агентов месье де Крона и поэтому не слишком ощущал усиления качки. Но к вечеру все паруса постепенно были убраны, и барк остался с обнаженными мачтами наедине с бурей и свистящим в снастях ветром.

Волны становились все выше, закрывая горизонт, и корабль превратился в своего рода центр миниатюрного мира, полностью изолированного в котле пенящейся, бурлящей воды.

Роджер воображал себя хорошим моряком, но это оказалось не соответствующим действительности. Уцепившись за пиллерс, он содрогался от приступов рвоты. Злясь на самого себя, он пополз в свою каюту, но, несмотря на избавление от полуденной пищи, жгучая тошнота не отпускала его.

Последующие двадцать четыре часа не могли привидеться Роджеру даже в самом худшем из ночных кошмаров. При этом его даже не могли оставить наедине с его мучениями. Рано утром капитан Рапно ногой распахнул дверь каюты Роджера и позвал его помогать управляться с помпами, так как крышку носового люка сорвало бурей и волны заливали трюм.

Из-за полного истощения, а не из-за отсутствия желания помочь Роджер оставался глух к крикам капитана и не поднимался с койки. Но это его не спасло. Осведомившись, какого черта он выдавал себя за моряка, Рапно с проклятиями схватил канат, завязанный морским узлом, и стал нещадно хлестать им Роджера по ногам и спине.

Со стоном Роджер поднялся, пытаясь сопротивляться, но в теперешнем состоянии он был не соперник рассвирепевшему капитану, который, продолжая наносить ему удары по плечам, погнал его вперед по накренившейся палубе.

Когда Роджер из последних сил трудился у помп, вода захлестывала его до колен, и ему искренне хотелось, чтобы судно пошло ко дну, положив конец его мучениям. Должно быть, Роджер в конце концов потерял сознание и его отнесли назад в каюту, так как, очнувшись, он обнаружил себя вновь лежащим на своей койке.

Шторм продолжался весь день, и Рапно еще дважды безжалостно гонял Роджера к помпам. Но перед последним разом один из матросов дал юноше кружку кофе, смешанного с бренди, которую он умудрился выпить, после чего почувствовал себя лучше.

Буря начала стихать, и, хотя Роджер все еще поворачивал железные ручки скрипящих помп вместе с тремя крепышами матросами, чувство юмора начало возвращаться к нему. Ему пришла в голову вся нелепость ситуации, когда с элегантным месье шевалье де Брюком, о ком, должно быть, говорил весь Версаль как о победителе грозного графа де Келюса, обращались, словно с галерным рабом. Он также подумал, насколько был прав, отказавшись от морской службы, так как если подобное возможно в начале сентября, то оказавшиеся в море в холодные зимние месяцы, должно быть, испытывают поистине адские муки.

Ночью Роджера не беспокоили, и он проспал до одиннадцати утра. Проснувшись, он, к своему удивлению, чувствовал себя неплохо и даже ощущал голод. Выйдя на палубу, Роджер обнаружил, что море успокоилось и барк скользит под половиной парусов по маслянистым волнам. Оглядевшись, Роджер увидел берег, и его сердце учащенно забилось при мысли, что это, должно быть, Англия.

Вскоре пробили восемь склянок, и Роджер направился в главную каюту. Там уже был чернобородый марселец, который, покуда они ждали Рапно, чтобы приступить к еде, описал Роджеру ситуацию. Юго-западный ветер сбил их с курса на несколько миль, и теперь они плыли на запад вдоль побережья Сассекса.

Роджер снова потерял счет времени, но быстро выяснил, что сегодня воскресенье, 3 сентября. К своему ужасу, он осознал, что прошло шесть суток со времени его отъезда из Парижа, но из-за шторма он находился к Лондону не ближе, чем в Сен-Валери, так что сможет передать драгоценную бумагу в Уайтхолл не ранее 7-го числа. Даже если правительство будет действовать немедленно, было невероятным, что они успеют вовремя передать инструкции британскому министру в Гааге, чтобы он смог остановить мятеж, назначенный на 10 сентября.