Вторжение из ада - Юрий Петухов

— Добрались! — мрачно изрек Глеб Сизов. Он нервно сжимал и разжимал кулаки, будто сам собирался броситься в драку.

Иван промолчал. Он не мог сосредоточиться. Глаза бегали с экрана на экран. Крым. Черное море. Пустые пляжи. Прямо из воды лезли рогатые, их было много, сотни. Какой-то черный, полуобгоревший бронеход бил и бил из единственного уцелевшего орудия в прибой, в волны, бил неприцельно, впустую, скорее всего, внутри уже не оставалось живых. Агония. Страшная, необратимая агония! Черные острые пальцы кипарисов, развалины, гарь, пепел, одуревшие галдящие чайки. Повсюду смерть и ужас. Прибалтика. Пустыня.

Голая, брошенная, какая-то неземная. И уже серые мертвые воды. Там кончено, там прошелся смертный смерч. Только неубранные дистрофичные трупы и бездомные облезлые псы. Дальше! Дальше! Киев — огромный могильник, стрельба, дым, суета и дикие, истерические крики, бой у Святой Софии — беспощадный, лютый бой. Последние бойцы, их всего восемь или девять, отбивают натиск гадин. Смертники! Они обречены. Лица отрешенные, неземные.

Кровь. Стоны. Они даже не догадываются, что камеры с орбитальных станций сейчас выхватывают их из огня, дыма, запечатлевают перед уходом в мир иной, показывают тем, кто далеко отсюда, в Москве. Нет! Хватит!

— Они выдохнутся! — прохрипел Иван со злостью, даже ненавистью, будто заставляя самого себя уверовать в свои же слова. — Это не может продолжаться долго!

Паркет у выхода из кабинета вдруг вспучился, вздыбился, разлетелся. И с отвратительным скрежещущим сипом из пролома полезла такая жуткая трясущаяся желеобразная гадина, что на миг все опешили, растерялись. И только когда сразу шесть извивающихся щупалец протянулись в разные стороны, грозя захлестнуть ближайших людей, охранник из «альфы» вскинул дельта-излучатель — и все потонуло в сиреневом мареве, кипящая слизь потекла в пролом, что-то скользкое, мелкое, вертлявое, юркнуло вниз.

— Взять! — заорал Иван. — Взять немедленно! В силовые поля! — он кричал в голос, кричал по внутренней, сейчас его слышали все в здании, и внизу, и вверху, и по бокам. Там было подготовлено, он предупреждал. Нельзя упустить! Нельзя!

Они пробрались и сюда. Для них нет преград. Как? По «воздушкам»? Иван не знал. Да и не столь это важно. Важно другое, что они вездесущи. Они проникают в такие дыры, куда и муравей не пролезет. Они растекаются по всем порам, трещинкам, каналам и канальцам, они пропитывают своей слизью все материалы и породы, лишь металл им недоступен, они пролезают везде. Но почему?

Откуда взялась эта напасть?! Если поначалу ему казалось, что все дело в подземных заводах и лабораториях выродков, где выращивали сатаноидов и дьяволоидов, то последние дни Иван начинал отчетливо понимать — все сложнее, все значительно сложней. И страшней! Дьяво-лоиды были только пусковым механизмом… нет, они были катализатором, чем-то начальным, запускаемым для разогрева. Пусковой механизм сработал до них… Иван отогнал нехорошие, черные мысли. Нет, он тут не причем, просто так получилось. Да, так получилось. И эти твари скоро выдохнутся! Не век им творить зло!

— Здорово, мужики!

Дверь, пнутая сапожищем, распахнулась, затрещала от удара. На пороге появился взъерошенный и небритый Иннокентий Булыгин. Охранник в черном пытался приостановить его. Но остановить Кешу было невозможно.

— Не суетися, малец, — беззлобно сказал он и отодвинул охранника.

Иван махнул рукой, чтобы впустили. И Кеша, как был — грязный, потный, измочаленный, так и вперся в кабинет. За собой он волочил какое-то чучело волосатое.

— А это еще чего?! — изумился он, чуть не сверзившись в дыру. Таких дыр в кабинетах иметь не полагалось, Кеша даже растерял немного былую уверенность.

— Добрались и до нас, — пояснил Глеб Сизов, не сводя глаз с чучела и начиная нервничать еще больше. — Какого черта ты притащил этого мертвяка?!

— Притащил, стало быть, надо! — мудро ответствовал бывший каторжник и ветеран. И оглянулся на оборотня Хара. Тот сидел в дверях, как и положено зангезейской борзой, и тихо поскуливал.

— Отвечай! — потребовал Иван.

Он уже понимал, почему Кеша притащил сатаноида. Тот был дохлый! Они впервые видели дохлого выползня. Эти твари не издыхали, по ним можно было прокатиться пять раз бронеходом, но все равно через какое-то время раздавленные, изничтоженные ткани соединялись, срастались, стягивались — и выползень вставал на ноги, оживал, брел на поиски новой жертвы.

— Вот так с ними надо! — сказал Кеша. И пнул дохляка сапогом.

— Серебряной пулей, что ли? — насмешливо поинтересовался Глеб Сизов. — Или осиновым колом?!

Кеша поглядел на вопрошающего сверху вниз. Потом перевел взгляд на Хара и заявил вполне серьезно:

— Это он его укусил.

Кривые улыбки сошли с лиц, их место заняло недоумение. И надежда. Иван подошел ближе к дохляку. Был тот небольшой, метра на полтора, весь покрытый реденькой сизой шерсткой, колени и локти выступали острыми розовыми проплешинами, ножки сами по себе были тонкими и кривенькими, зато живот расползался бурдюком. Уродливая голова увенчивалась двумя выгнутыми рогами, один был обломан, видно, выползень вволю успел покуролесить. На получеловечью-полузвериную морду глядеть не хотелось — сплошные морщины, рыло, остекленевшие пустые глаза. Глотка у сатаноида была перегрызена от уха до уха.

Перегрызть да перерезать глотки этим тварюгам — дело нехитрое, коли б они не заживали тут же, не срастались. У этого не срослась, значит, что-то есть в слюне у оборотня, значит, надо срочно провести химическую экспертизу, выделить эту самую составляющую, синтезировать в массовых объемах… Ивана даже в жар бросило. Но он почти сразу охладел. Где синтезировать? Все разрушено, народ разбежался, многие погибли. На орбите?!

Кеша подошел к нему вплотную.

— Видал, — сказал он полушепотом, положив руку на плечо Ивану, — не одних трехглазых можно бить. Этих тоже! Не боись, прорвемся, бывало и похлеще!

— На экспертизу! — приказал Иван, и кивнул в сторону оборотня. — И его заодно! — Он хотел пнуть выползня, но отвел ногу, побрезговал.

Ерунда. Все это ерунда! Дело зашло слишком далеко, на Земле сейчас сотни тысяч, миллионы рогатых тварей и миллионы слизистых гадин. Кеша молодец, он вдохнул в них во всех надежду… но поздно, слишком поздно!

Дверь снова распахнулась. Вошли трое. Средний держал в руках стеклянный шар, похожий на аквариум. Но это был не аквариум. Иван ткнул пальцем в столешницу длинного резного стола.

— Успели?! Хорошо, очень хорошо!

Он медленно подошел к «аквариуму», присел на ближайший стул. За бронестеклом и незримыми переплетениями мощных силовых полей что-то шевелилось. Прозрачный червячок, совсем крохотный — тонкий шнурочек с просвечивающими беленькими позвонками и раздутой кругленькой головкой, два красных глаза-бусинки, бледный клювик и розовый мозжечок за студенистой пленочкой… Пристанище! Иван окаменел на стуле. Ему было тяжко, несказанно тяжко — будто накапливавшиеся годами боль, усталость, страдания, муки навалились на него многопудовым грузом, придавили, прижали к земле, расплющили. Да, недаром черные предчувствия грызли его, не зря! Пристанище безгранично и вездесуще, это Вселенная вселенных и аура Мироздания. Земля лишь малая часть Пристанища… Как он мог забыть? Как он мог забыться?!