Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

- Выпейте, мисс. Это старая добрая мадера. Ваш папа сказал, что вы должны немного поесть. Он говорит: «Моя дочь, может быть, останется здесь, мистер Робинсон, она слишком молода для такого дела. Убедите ее съесть что-нибудь, иначе она не выдержит». Это были его собственные слова.

Молли ничего не сказала. У нее не было сил для сопротивления. Она выпила вина и немного поела, следуя уговорам старого слуги, а затем попросила его, оставить ее одну, вернулась к своему креслу и позволила себе заплакать, чтобы облегчить сердце.

Глава LII

Горе сквайра Хэмли

Казалось, что прошло довольно много времени, прежде чем мистер Гибсон спустился вниз. Он вошел в комнату, встал спиной к погасшему камину и помолчал несколько минут.

 - Он лег спать, — произнес наконец мистер Гибсон. — Мы с Робинсоном уложили его. Но только я собрался покинуть его, он подозвал меня и попросил позволить тебе остаться. Право, я не знаю… но в такую минуту не хочется отказывать.

 - Я бы хотела остаться, — сказала Молли.

 - Правда? Ты — добрая девочка. Но как ты справишься?

 - О, не беспокойся об этом. Я могу справиться. Папа…, - Молли замолчала, — … отчего умер Осборн? — спросила она тихим, дрожащим голосом.

 - Что-то не в порядке с сердцем. Ты не поймешь, если я скажу тебе. Я ожидал подобного с некоторого времени. Но лучше не говорить о таких вещах дома. Когда я видел его в четверг, неделю назад, он, казалось, выглядел лучше, чем прежде. Я так и сказал доктору Николсу. Но в таких заболеваниях ничего нельзя просчитать.

 - Ты видел его в прошлый четверг? Ты не упоминал об этом! — воскликнула Молли.

 - Нет. Я не говорю о своих пациентах дома. Кроме того, мне не хотелось, чтобы он считал меня своим доктором, а только другом. Любая тревога относительно его здоровья только бы ускорила трагедию.

 - Тогда он не знал, что болен… болен серьезно, я имею ввиду, настолько, что мог умереть, как и случилось?

 - Нет, конечно, нет. Тогда он бы только наблюдал за своими симптомами, ускоряя процесс.

 - О, папа! — произнесла потрясенная Молли.

 - У меня нет времени объяснять тебе, — продолжил мистер Гибсон. — А пока ты не знаешь, что должно говорить обеим сторонам в каждом случае, ты не годишься для того, чтобы судить. Мы должны сосредоточить свое внимание на ближайших обязанностях. Ты проведешь здесь остаток ночи?

 - Да.

 - Обещай мне, что пойдешь спать как обычно. Ты можешь не думать об этом, но скорее всего ты тотчас же заснешь. В твоем возрасте так и происходит.

 - Папа, думаю, я должна рассказать тебе кое-что. Я знаю большую тайну Осборна, которую обещала торжественно хранить. Но в последний раз, когда мы с ним виделись, он, должно быть, боялся чего-то подобного, — к горлу Молли подступили рыдания, ее отец испугался, что они закончатся истерикой. Но внезапно она справилась с ними, взглянула в его озабоченное лицо и улыбнулась, чтобы его приободрить.

 - Я ничего не могла поделать, папа!

 - Да. Я знаю. Продолжай, о чем ты говорила. Тебе следует быть в постели, но если у тебя есть тайна в сердце, ты не уснешь.

 - Осборн был женат, — сказала она, сосредоточив взгляд на лице отца. — Это и есть тайна.

 - Женат?! Чепуха! Почему ты так думаешь?

 - Он сказал мне. То есть, я была в библиотеке… читала там, давно. Вошел Роджер и заговорил с Осборном о его жене. Роджер не видел меня, а Осборн видел. Они взяли с меня обещание молчать. Не думаю, что я поступила неправильно.

 - Не утруждайся сейчас определять, что правильно, а что неправильно. Расскажи мне об этом побольше.

 - Я знала не больше тебя шесть месяцев назад… в прошлом ноябре, когда ты поехал к леди Камнор. Тогда он пришел и дал мне адрес своей жены, но это все еще было нашим общим секретом. И кроме этих двух раз и одного, когда Роджер как-то обмолвился, я не слышала, чтобы кто-то упомянул об этом. Я думаю, что в последний раз он бы больше рассказал мне, если бы не пришла мисс Фиби.

 - Где живет эта его жена?

 - На юге, возле Винчестера. Он сказал, что она француженка и католичка. И он сказал, что она была служанкой, — добавила Молли.

 - Уф! — мистер Гибсон издал что-то среднее между долгим вздохом и свистом, пытаясь справиться со смятением.

 - И, — продолжила Молли, — он говорил о ребенке. Теперь ты знаешь столько же, сколько я, папа, кроме адреса. Он хранится дома в безопасности.

Явно забыв, что время уже перевалило за полночь, доктор сел, вытянул перед собой ноги и, засунув руки в карманы, начал размышлять. Молли тоже молчала, слишком устав, чтобы делать или говорить еще что-нибудь.

 - Что ж! — произнес он наконец, поднявшись, — ночью ничего поделать нельзя. К завтрашнему утру я, быть может, смогу разузнать. Бедное бледное личико! — обхватив лицо Молли ладонями, он поцеловал ее. — Бедное, милое, бледное личико! — затем он позвонил в колокольчик и попросил Робинсона прислать какую-нибудь служанку, чтобы проводить мисс Гибсон в ее комнату.

 - Он не встанет рано, — произнес он при расставании. — Потрясение слишком ослабило его. Пришли ему завтрак в его комнату. Я снова приеду сюда около десяти.

Он сдержал свое слово и утром снова был на месте.

 - Теперь, Молли, — сказал он, — мы с тобой должны рассказать ему правду. Я не знаю, как он воспримет ее, но у меня есть крошечная надежда; как бы то ни было, ему следует знать об этом.

 - Робинсон говорит, он снова пошел в комнату, и он боится, что сквайр запер дверь изнутри.

 - Не беспокойся. Я позвоню в колокольчик и пошлю Робинсона сказать, что я здесь и хочу поговорить с ним.

Робинсон принес ответ: «У сквайра сердечная печаль, и он не может повидаться с мистером Гибсоном сейчас». Слуга добавил: «Прошло много времени, прежде чем он ответил это, сэр».

 - Снова поднимись наверх и скажи ему, что я могу подождать, когда ему будет удобно. А вот это ложь, — сказал мистер Гибсон, поворачиваясь к Молли, как только Робинсон вышел из комнаты. — Мне следует быть достаточно далеко в двенадцать часов, но если я не ошибаюсь, врожденные привычки джентльмена заставят его беспокоиться, что он вынуждает меня ждать его благоволения, и приведут его из той комнаты в эту скорее, чем любые просьбы.

Тем не менее, прежде чем они услышали шаги сквайра на лестнице, мистер Гибсон стал терять терпение. Сквайр шел явно медленно и неохотно. Он вошел почти как слепой, и, нащупывая опору, хватался за стул или стол, пока не дошел до мистера Гибсона. Сквайр ничего не сказал, когда взял доктора за руку. Он только продолжал вяло пожимать руку в знак приветствия.

 - Мне так тяжело, сэр. Я полагаю, это воля Божья. Но мне так больно. Он был моим первенцем, — сквайр произнес эти слова так, словно разговаривал с незнакомцем, сообщая ему факты, о которых тот не знал.

 - Вот Молли, — сказал мистер Гибсон, немного задохнувшись от эмоций, и подталкивая дочь вперед.

 - Прошу прощения. Я не заметил вас сначала. Моя голова сейчас очень занята, — сквайр тяжело опустился на стул, а затем, казалось, почти забыл об их присутствии. Молли гадала, что за этим последует. Внезапно заговорил ее отец:

— Где Роджер? — спросил он. — Похоже, он не скоро вернется с Мыса?[125] — мистер Гибсон встал, бросив взгляд на нераспечатанные письма, принесенные с утренней почтой; среди них одно было написано почерком Синтии. И Молли, и он заметили это одновременно. Сколь далеко от них было вчерашнее утро! Но сквайр не обратил внимания на их взгляды.

 - Полагаю, вы будете рады видеть Роджера дома, как можно скорее, сэр. Сначала должно пройти несколько месяцев; но я уверен, он вернется, как можно быстрее.

Сквайр что-то ответил очень тихим голосом. И отец, и дочь напрягли слух, чтобы услышать, что он сказал. Они оба поняли, что сквайр произнес: «Роджер не Осборн!». И мистер Гибсон согласился с этим убеждением. Молли прежде не слышала, чтобы он говорил так тихо.

 - Да! Мы это знаем. Как бы мне хотелось, чтобы все, что мог сделать Роджер, или я, или любой другой человек, утешило бы вас. Но это за пределами человеческой помощи.

 - Я пытаюсь сказать «На все воля божья», сэр, — произнес сквайр, впервые взглянув на мистера Гибсона, в его голосе стало больше жизни, — но покорным быть труднее, нежели полагают счастливые люди, — они все немного помолчали. Сам сквайр заговорил первым: — Он был моим первенцем, сэр, моим старшим сыном. А в последние годы мы были… — его голос сорвался, но он совладал с собой: — мы не были столь хорошими друзьями, как хотелось бы. И я не уверен… не уверен, что он знал, как я любил его, — а теперь он зарыдал громко и безмерно горько.

 - Так лучше! — прошептал мистер Гибсон Молли. — Когда он немного успокоится, не бойся, расскажи ему все, что ты знаешь, точно так, как все произошло.