Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник - Фридрих Шиллер

твердой решимостью старалась принести утешение этой страждущей душе в ее последние часы. Никто не понимал Аделаиду столь хорошо, как я; из моей истории она узнала о событиях, которые требовали пояснений; обрести их сделалось мечтой ее жизни. Нас не покидала надежда, что Альфонсо придет в себя настолько, чтобы быть в состоянии нам все рассказать; он оглядел нас растроганно и сочувственно, жена моя внимательно всматривалась ему в лицо в преддверии осуществления своих надежд — или их полного крушения. Это заставляло сильней биться ее сердце и сообщало ее чувствам непостижимую подвижность.

Так стояли мы вокруг постели Альфонсо в немом и смутном ожидании. Сверкнула молния, и прежде чем раздался удар грома, каждый ощутил удары своего пульса, замерев, как если бы в присутствии некоторой опасности. Глаза наши были боязливо потуплены, мы прислушивались к таинственным отдаленным звукам, едва смея дышать. Дон Бернардо стоял со скрещенными руками в изголовье больного, пристально наблюдая за ним. С—и обнимал моего тестя, граф положил голову мне на плечо, я смотрел на мою жену, в ожидании склонившуюся над постелью.

В волнении мы позабыли отослать слуг из комнаты. Они стояли вокруг нас, глядя робко, ничего не зная, ни о чем не догадываясь и живописно довершая сцену всеобщей растерянности и испуга. Но едва лишь Альфонсо открыл глаза и пошевелился, дон Бернардо первым делом махнул слугам, чтобы они ступали прочь. Они были рады покинуть комнату, и через миг мы остались одни.

* * *

Альфонсо, придя в себя, приподнялся на постели и окинул нас красноречивым взглядом. Тут же раны его дали о себе знать; терпя муку, он возвел глаза к небу — возвышенный момент! Все выражение лица его переменилось, я едва узнавал его.

— Благодарю вас, мадам, — сказал он, выпустив мою руку и беря руку моей жены, — я благодарю вас за вашу любовь ко мне, за все ваши распоряжения по поводу моей предстоящей кончины, но еще более за нечто другое. Ваш супруг пребывал в заблуждении, я подслушивал все ваши тайные беседы, вы именно та, кто уготовал ему его будущее счастье.

Аделаида молчала. Возможно, она не знала, что ей следует отвечать. Она не могла еще вполне его понять.

— Дни мои сочтены, — продолжил он после некоторого раздумья, — думаю, жить мне осталось совсем недолго. В моих бумагах содержится вся моя история. Эти записки откроют вам многое. Но моя любовь к тебе, Карлос, мое расставание с тобой, моя верность, моя более чем человеческая нежность... Ах, я принял тебя младенцем из рук твоей матери, гений величия и счастья благословил тебя уже в колыбели. Ты никогда не слышал о графе фон М**?

— Милостивый Боже! — только и вырвалось из моих уст, я опустился подле его ложа на колени. — Да, теперь я узнаю вас, вы мой дядя.

— Да, это я, Карлос; баловень судьбы потерял все наслаждения жизни, чтобы в сей низкой оболочке вести своего любимца. Я поклялся моей обожаемой сестре сделаться твоим другом, и я умираю с гордостью, ибо за всю свою жизнь ни на один-единственный миг не нарушил клятвы. Я жил для тебя, Карлос, и теперь умираю ради тебя!

Найдутся ли у меня силы, чтобы описать эту возвышенную сцену? Она была одной из торжественнейших и трогательнейших в моей жизни, ибо не было ни затруднения, ни недостатка для ее выражения. Величие его страсти, стойкость, жертвенность на протяжении долгих лет ради счастья другого человека, его столь проникновенный, столь всеосознающий, столь мощно влияющий дух — это было непостижимо, по ту сторону всяческих человеческих понятий. В лицах всех присутствующих читалось изумление, мне же пришлось глубоко ощутить свое несовершенство. Аделаида плакала безмолвно, дон Бернардо, погруженный в думы, был нем и неподвижен. Граф пребывал в крайнем волнении, а отец Аделаиды и С—и замерли, почти лишившись чувств. Альфонсо устремил на нас взор умирающего, без страсти и без слез, ибо он, терзаемый недугом, приближался к кончине.

— Ты не понял смысла Союза, Карлос, — заговорил он снова, — ведь я стоял у его руководства, я ввел тебя в его сердцевину. Я не намеревался сделать тебя великим, лишив счастья. Я оставался хозяином обстоятельств, но ничего не мог поделать со случайностями. Случайность не зависела от меня. Не вини меня за то, что причиной разногласия меж нами стал ты; я спас Эльмиру и подготовил нападение на похожую на нее обманщицу, которую к тебе подослали против моей воли. Я держал тебя вдали от Испании, как только увидел, что большинство против меня. Розалия поклялась тебя извести, она начала с Франциски, граф фон С** присутствовал при расправе с нею. Дон Педро предал всех нас, я не мог ему помешать. Я руководил твоей жизнью и счастьем и теперь приблизил тебя снова к Союзу, поскольку опять все объединились. Карлос, у меня есть перед тобой заслуги!

— Мой дорогой дядя!

Рыдания сдавили мою грудь, но я не мог плакать.

— Все, кто вокруг тебя сейчас собрались, Карлос, все они — твои верные друзья.

Ознакомь их с деятельностью и ценностями Союза, если ты его признаешь, пусть они заменят тебе меня. Я шел ради тебя трудным путем, но мне не удалось пройти его до конца. Ты был смыслом моего существования, и вот теперь вынужден я отпустить тебя без провожатого. Твой Гений отлетает в иную жизнь, но у тебя есть верные друзья. Я хочу указать тебе на одного надежного человека, который всей душой постиг цель нашего Союза.

Он взял руку дона Бернардо и вложил ее в мою. Этот неколебимо твердый человек разразился слезами и вздохами. Грудь его стеснилась.

— Я понял тебя, мой брат, — сказал он, обнимая моего дядю. — Моя присяга в этой руке, которую ты только что дал твоему Карлосу.

— Благодарю небеса! Лишь немногие способны нас понять. Покрывало природы прячет от сторонних глаз свои возвышеннейшие создания[240]. Сколь прекрасно и величественно — быть ничем, но влиять на все! Но еще прекрасней, умирая, видеть замыслы воплощенными. Мое дыхание отлетает прежде, чем я этого достиг, иначе бы и я сделался совершенным. Но теперь я наказан за то, что не осуществил свою задачу.

— Ты дал моему Карлосу доверенного и вожатого, — сказала Аделаида, — а мне ты не придаешь значения, Альфонсо?

— Я считаю тебя одним из его любимейших и пылких друзей. Не занимаешь ли ты в его сердце первое место? Разве