Зеркала и галактики (СИ) - Ворон Елена

– Изверги, – фыркнула Тамара, возвращаясь с сумкой на плече. – Издеваются, как хотят. Ну, пошли, что ли?

И они пошли.

На Одиннадцатом Приюте Элан сделал двухчасовой привал и повел группу дальше; на Двенадцатом заночевали. Назавтра снова двойной переход, и когда в сумерках дотащились до Четырнадцатого, Лена зашмыгала носом и сквозь слезы заявила, что дальше не пойдет.

– А я вас никуда и не веду, – Элан отпер дверь и запустил систему жизнеобеспечения. В доме зажегся свет. – Будете жить здесь. – Он обвел рукой просторную площадку, высокие уступы, поросшие редкими деревьями.

На Четырнадцатом Приюте очень красиво и вольготно. Стоишь высоко-высоко, один на один с небом, и у твоих ног простерся весь мир.

– Хочет ли кто-нибудь, чтобы я оставил вас и ушел дальше? – осведомился тигреро.

– Нет, – быстро ответила Лена.

Борис обиделся, но смолчал. Тамара метнула на брата язвительный взгляд, передернула плечами и первая вошла в дом.

На Четырнадцатом было хорошо. Изабелла не проявляла недовольства, были тиха и благожелательна. Прошлых событий вслух не обсуждали, а как будто превратились в обычных людей на отдыхе, у которых впереди много ничем не занятого времени. Неделя, две, от силы три. Придет яхта, и не добравшуюся до космодрома группу начнут искать. И увезут домой.

Да, на Четырнадцатом была благодать. Элан ходил успокоенный; Мишель держалась рядом с ним, купаясь в его молчаливой нежности. Лена с Борисом открыли для себя друг друга и сияли от счастья.

Писателька снова взялась за компьютер и ревностно трудилась над романом. Она никого не подпускала смотреть, но при этом казалась очень довольна собой. Майк уверял, что Борис раздвинул для нее горизонты и теперь Лена разбирается, о чем идет речь в ее собственных опусах. Как-то раз версан вздумал поглядеть текст на экране, чтобы проверить свои догадки, но писателька озлилась и с криком его прогнала, и Майк оставил ее в покое.

При пылкой страсти Лены и художника, было странно видеть ее отношение к Элану. Она подолгу следила за ним издали, и в размытых глазах читался интерес и непонятная тоска. То ли она его по-прежнему любила, несмотря на бурные утехи с Борисом? Мишель слегка ей сочувствовала и в душе подсмеивалась: пристальные писателькины взгляды выводили Элана из себя, он принимался стряхивать невидимых змей и старался поскорее уйти.

А Майка Мишель жалела по-настоящему. Разумеется, Тамара не простила ему кормления винными ягодами и отыгрывалась изобретательно и коварно. Версан стоически сносил ее выходки, не теряя надежды помириться, а колдунья расходилась все пуще. С улыбкой и лукавым прищуром темных очей она его подкалывала, подкусывала, поддразнивала и всячески изводила, и не было с ней никакого сладу. Мишель не переставала удивляться: зачем мучить хорошего парня, если можно его просто любить? Она задала бы Тамаре отменную трепку, но ссоры на Приюте были запрещены.

Первым не выдержал этого издевательства Элан.

Несмотря на ядреный вечерний холодок, ужинали, по обычаю, у костра. Лена с Борисом прильнули друг к другу на своем бревне, версаны, не нарушая традиций, – на своем. Тамара восседала в одиночестве, и напротив нее оказался тигреро. Колдунья шельмовски поблескивала глазами, поглядывала на Майка. Должен же он в конце концов сообразить, что от него требуется: стать на колени, принародно покаяться и принародно же испросить прощения.

И вот Тамара в очередной раз пустилась в рассуждения о бросившей Майка жене. И прошлась так зло и обидно, что версан отставил тарелку с чудеснейшим мясом, понурился и лишь цедил сок из бокала. Мишель едва посмела глянуть ему в лицо, боясь заметить в глазах влажный блеск. Не увидела. Однако Элан взъярился.

– Тамара, – начал он вежливо, – я прошу вас оставить эту тему. Изабелла чутко откликается на всякое зло.

Колдунья довольно улыбнулась: проняло.

– Разве правда бывает злой? – отозвалась она. – Я только…

– Я вам сказал, – резко оборвал Элан, – придержите язык.

– Не грубите. Еще не хватало!

– Сестрица, помолчала б ты, – вступил Борис. – Я устал слушать.

– Никто не заставляет уши растопыривать. Я беседую с Майком. Просто хочу напомнить, что впредь ему следует с меньшим апломбом подходить к женщинам. Не стоит так уж надеяться на собственные мужские достоинства.

Версан поднялся, собираясь уйти от костра.

– Сядь, – велел Элан.

– Осточертело мне.

– Сядь! – повторил Элан, и Майк сел. – Тамара, либо вы прекратите свои номера, либо…

– Что? – прищурилась она с улыбкой. – У вас поднимется рука меня ударить?

– Хуже. – У него недобро блеснули глаза. – Десять раз пожалеете.

– Вот интересно-то! – протянула колдунья, забавляясь.

– Эл, ну ее к черту, – вмешался Майк. – Перестань.

Элан и ухом не повел. Глаза у него блистали все ярче, от лица исходило слабое золотое свечение. Демон.

– Элан, не надо! – вскрикнула Мишель и ощутила, как рядом напружинился Майк.

Тигреро поднялся на ноги. Колдунья взирала с живым любопытством.

– Что вы затеяли, господин Ибис?

– Я тоже умею колдовать. Сейчас убедитесь.

– Эй-ей! – всполошился Борис. – Бросьте дурацкие шутки.

Лена с жадным вниманием вытянула шею и даже привстала.

– Эл, прекрати, – велел Майк.

– Я вам покажу, как ворожат на Светлом озере. Майк, пересядь к Тамаре. Пересядь, я сказал!

Версан выпрямился во весь рост, но не тронулся с места.

– Я не позволю никакого колдовства.

– Тебя не спрашивают, – отрезал Элан. – Я сполна налюбовался. Сядь к Тамаре.

– Эл, уйди. По-хорошему прошу.

Мишель съежилась. Не приведи Господь схватиться с Майком…

Элан мотнул головой, блеснули светлым золотом волосы.

– Уходи, – рыкнул Майк, сжимая кулаки.

Тигреро бесстрашно улыбнулся:

– Сперва будем колдовать.

– Я убью тебя!

Мишель взметнулась – и оказалась с Эланом плечом к плечу, глаза в глаза с Майком.

– Только посмейте, – услышала она собственный голос.

– Ну и черт с тобой, – вдруг погаснув, Элан спокойно уселся на бревно и взялся за недоеденный ужин. – Мишель, вы опрокинули еду.

Она вернулась на свое место, собрала на тарелку остатки вывалянного в земле мяса и бросила все в огонь. Майк опустился рядом.

– Совсем вы, ребята, того, – укорил Борис. – Еще из-за сестрицы грызться не хватало.

– Элан, – вкрадчиво молвила Лена, – а как колдуют на Светлом озере?

– Майк не захотел – не будет вам колдовства.

– Расскажите словами.

– Нельзя.

– А если я попрошу? – тонко улыбнулась Тамара. – Мне страсть как любопытно. Мы с вами коллеги по ремеслу? Что за магия у вас на Светлом? Поделитесь.

Тигреро лишь усмехнулся.

– Элан, ну что вы ломаетесь, как девочка? Не желаете рассказывать – покажите. Я прошу, – Тамара подалась вперед, заглядывая ему в лицо. – Я вас очень прошу, – повторила она настойчиво, всерьез распаленная.

– А не боитесь?

Яркие губы тронула снисходительная улыбка.

– Вы дурного не наколдуете. Майк, поди сюда, – она похлопала ладошкой по бревну.

Версан неохотно пересел. Он не верил в сверхъестественное происхождение Тамариной ворожбы, однако ее магия действовала безотказно; тем более черт знает, чего можно ожидать от демона. Хотя Тамара права – он и впрямь дурного не наколдует.

Элан поворошил дрова в костре; в глазах плясали отраженные огненные язычки.

– Ладно. Как надоест, уйдете. Для начала я вам спою.

Несколько мгновений он смотрел в огонь, как будто черпал в пламени силы. А потом запел.

Над площадкой точно грянул оркестр – и смолк. Осталось только эхо, которое долго дрожало, замирая. Потом зазвучала тонкая тугая струна – она разрезала холодную ночь, отсекая ломоть за ломтем прозрачной синей тишины, и тишина начинала звенеть миллионом крошечных колокольцев. Затем сильный, страстный голос стал накатывать волна за волной; он разбивался, точно прибой о прибрежные скалы, рассыпался множеством пламенных нот, сливался в стремительные вихри. Эти вихри кружились, взлетали к небу, возносили на своих крыльях ошеломленных слушателей, рождали томительную дрожь и сладкую тоску, и в колдовской песне слышался зов истосковавшегося по любви и ласке тела.