Светлый град на холме, или Кузнец - Татьяна Иванько

бы опять на стену, на башню, посмотреть. Но они все в огне…

Библиотека горит, поднимая к серому небу гулкий факел ярко-красного огня. Я своими глазами увидел как лопнула клепсидра на её стене, взорвавшись от жара…

Гибнет сказочный город Сонборг, но не мы. Теперь, с подходом войска, бойня становится битвой.

И мы гнём. Мы выбиваем врагов из погибающего города. Из осквернённого, растерзанного, убитого города. Они бегут, те, кого мы даже не добиваем. Отходят.

На площадь, на то, что от неё осталось сходимся, стекаемся, сползаемся все мы — алаи, воины.

То, что было великолепной площадью, пылает по периметру пожарами, где затихающими уже, усталыми, где ещё жадными, злыми… А мы стоим возле чёрной груды, что была некогда теремом, будто ещё можем войти в него.

Мы, алаи, все живы. Все ранены, с перебитыми плечами, ранами на лицах, порезами на бёдрах, но живые. Все до одного.

Мы увидели труп Дионисия у входа в Библиотеку, что осталось от неё, крупные хлопья пепла от сожжённых книг, кружат в воздухе как страшные птицы… Бедняга, величественный старец лежит ничком с поднятой рукой, головой от входа. Преграждал путь? Или пытался проповедать добродетель миролюбия? Не впустить осквернителей в свой храм науки?

Воины разворачивают мёртвого Дионисия. Его тело разрублено от плеча до пояса наискось, чья-то рука не ведая жалости, легко отобрала эту жизнь…

— Надо собрать всех мёртвых, сюда, на площадь, сложить погребальный костёр, — проговорил Гуннар, снимая разрубленный шлем.

— Не надо! Весь город — погребальный костёр.

Это голос Сигурда.

Это Сигурд! Это сам Сигурд на своём Вэне, забрызганный кровью, за ним Исольф, Торвард Ярни подъезжают тоже… Живы! Все мы живы!

Все мы живы. Наши раны несерьёзны, а мы бьёмся уже несколько недель. Заговор Свана Сигню, что она наложила на нас перед Битвой четырёх конунгов, всё ещё бережёт нас?

— Сигурд! — орём мы дружно во все наши алайские глотки с поддержкой Бьорнхарда, Легостая и Гагара, и всех стекающихся сюда воинов.

Сигурд спешился.

— Где… Где все? Успели уйти? — спрашивает Сигурд и смотрит на Гуннара, единственного, кто знал о готовящемся побеге.

Гуннар побледнел и это заметно даже под слоями грязи.

— Что молчишь, воевода? — голос Сигурда страшен. — Терем сгорел до метели, ушли наши люди?

— Мы… Сигурд… Трупов мы не видели…

— Трупов?!.. Какие трупы, брёвна в обхват превратились в пепел! — Сигурд страшен в это мгновение.

И нам становится жутко… кто теперь знает, где наши, ушли или…

Сигурд смотрит на нас. Очевидным усилием гасит пылающий взгляд…

— Сигурд, люди, жители видели, как уходили все. Сигню уводила людей! — выскочил я, думая, отдать или нет ему ЕЁ серьгу. Но отдать, это рассказать, что я нашёл её в крови… нет, ужасно, вдруг она в плену или умерла?.. Пусть думает, что она ушла со всеми. Хотя бы пока…

Сигурд после моих слов будто просветлел немного лицом. Держись, молочный брат, Сигню всегда любили Боги, она не должна пропасть…

— Уходим, — говорит Сигурд, — пусть собирают всех, кто живой. Лекари в моём обозе.

— Сигурд! — не выдержав восклицает Бьорнхард, — мы думали, ты убитый!

Сигурд усмехается невесело, оттягивает ворот вязанки с кольчугой от шеи, показывая длинную поджившую рану поперёк горла.

— На волос глубже и был бы убитый…

…так и было — Ньорд выбросил руку с кинжалом вперёд, полоснул меня по шее, но я успел отклониться, и лезвие разрезало только кожу. Однако, кровь брызнула, обильно заливая грудь, заливая мою броню, пропитывая рубашку. Мать завизжала вскакивая, в ужасе прижав кулаки к щекам:

— Ньорд! Ты… убил его!.. Убил!.. Убил!

Но Ньорд невозмутимо вытащил кинжал из своей ладони, махнул ею, стряхивая текущую кровь и вышел прочь.

Мать бросилась ко мне, прибежала помощь, засуетились… гро Лодинн подоспела, но я оттолкнул её, со словами:

— Не приближайся, ведьма! Хубаву зовите!

Но Рангхильда, белая как смерть уже не напуганная так, видя, что я не слишком и пострадал, выпрямилась:

— Они в плену, — скрипучим голосом проговорила она, — твои алаи Исольф и Торвард, гро ваша, всё твоё войско. И ты, сынок. Хус окружён нашими ратями и во все концы пойдут вести, что ты мёртв. Твоя Сигню станет дроттниг Ньорда и начнётся новая Свея. Пока ты не придёшь в Сонборг и не вернёшь свой трон. Только ЕЁ уже не будет, Ньорд убьёт её.

— Ты помогала ему, чтобы он убил Сигню? — не веря, спрашиваю я, пока с меня снимают окровавленную броню и одежду.

— Ты же не убил. А теперь ты увидишь, как легко она достанется ему и как быстро надоест.

Я отталкиваю тех, кто хлопочет вокруг меня, с перевязкой, стирает кровь с моей кожи.

— Мама! Как же… До чего ты дошла в своей ненависти! — ужасаюсь я.

— Дошла… У ненависти нет пути, — отвечает она, сверкнув глазами. — У ненависти только жар, ослепляющий и беспощадный.

— Жар твоей ненависти выжег тебе и душу, и разум! Ты наслала дикую рать на своих внуков!

— От этой твари, через неё, мне не нужны внуки! Породнится с Рутеной! — захохотала Рангхильда, складывая руки на груди, и глядя на меня как в детстве сверху вниз. — Женишься снова и будут у меня чистые внуки! Обопрись на меня и ты отвоюешь Свею!

— Я завоевал уже Свею!

Мне кажется, что я умер и попал в ад, заполненный безумием. Я рванулся к выходу. Но пики направили мне в грудь ратники у лестницы.

— Ты никуда не уйдёшь, пока Ньорд не покончит с шлюхой Сигню!

С безумием говорить нет смысла. Я отступил. Мне надо выбраться, а чтобы это сделать, я должен оглядеться и рассчитать каждый шаг. Как привык.

За последующие четыре дня я понял, что мне верно войско Брандстана, что мать поддерживает только ближняя стража, её алаи. В один из вечеров, я разоружил стражу, делом нескольких мгновений было прикончить троих человек, остальных заставить сдаться.

Я уже вышел на улицу, когда мать преградила мне путь:

— Неужели переступишь? — она раскинула руки в широких, отороченных мехом рукавах, будто собираясь ловить меня.

— Мама, — я направил остриё копья себе под подбородок, — не отойдёшь с моего пути, на этом копье будет моя голова. Передашь Ньорду, чтобы он доказал всем смерть Сигурда Виннарен.

Я не боялся. Если моя мать ненавидит меня больше, чем любит, лучше пусть оплакивает меня.

— Сигурд! — с диким рёвом прокричала она.

Но отступила, слёзы брызнули из огромных холодных, как воды фьорда глаз.

— Сын!

— Нет больше твоего сына, Рангхильда Орле, после твоего предательства его убил твой брат! Вся Свея теперь это знает!

— Главное, что