Ярость - Уилбур Смит

Идя за ним в кабинет, она читала по своему блокноту.

– Постарайтесь сначала связать меня с секретарем премьер-министра, потом с лордом Литтлтоном.

Шаса сел за письменный стол и нахмурился, заметив на письменном приборе несколько белых крошек. Он раздраженно смахнул их и хотел попросить Тришу поговорить с уборщиками, но она еще читала по блокноту, а у него оставалось меньше часа, чтобы до начала заседания разобраться с главными проблемами из ее списка.

Вначале он ответил на вопросы секретаря премьер-министра. Готовые ответы были у него в голове, и ему не потребовалось обращаться в министерства. Потом его соединили с Литтлтоном. Литтлтон хотел обсудить дополнение к повестке их встречи днем, и, после того как они договорились, Шаса тактично спросил:

– Вы узнали что-нибудь об утренних речах?

– Боюсь, что нет, старина. Я в таком же неведении, что и вы.

Протянув руку, чтобы положить трубку, Шаса заметил на бюваре еще одну белую крошку, которой минуту назад не было; он собирался смахнуть ее, но передумал и поднял голову, чтобы посмотреть, откуда она взялась. И нахмурился, увидев на потолке небольшое отверстие и паутину отходящих от него трещин. Он нажал кнопку внутренней связи.

– Триша, пожалуйста, зайдите на минуту.

Когда она вошла, он показал на потолок.

– Что вы об этом скажете?

Триша удивилась и подошла к его креслу. Оба всмотрелись в повреждения.

– О, я знаю, – с облегчением вздохнула Триша, – но я не должна вам говорить.

– Выкладывайте, сударыня! – приказал Шаса.

– Ваша жена, миссис Кортни, сказала, что хочет кое-что обновить в вашем кабинете, но что это сюрприз. Наверно, она попросила хозяйственный отдел что-то сделать.

– Проклятие!

Шаса не любил сюрпризы, которые нарушали привычный ритм его существования. Кабинет ему нравился таким, каким был, и ему вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь, тем более человек с «передовыми» взглядами Тары, вмешивался в то, что и так прекрасно его устраивало.

– Думаю, она планирует также сменить шторы, – невинно добавила Триша. Она не любила Тару Кортни, считая ее мелкой, неискренней и коварной, не одобряла ее неуважительное отношение к Шасе и не прочь была посеять семя раздора. Будь Шаса свободен, существовал бы шанс – конечно, очень небольшой и трудноосуществимый, но шанс, – что он получше разглядит ее и поймет, как она, Триша, к нему относится. – И еще она говорила о смене люстры, – добавила она.

Шаса соскочил со стола и пошел к занавескам. Они с Сантэн посмотрели по меньшей мере сто образцов, прежде чем выбрали эти. Он поправил штору и тут заметил на потолке второе отверстие и выходящий из него тонкий изолированный провод. Ему трудно было в присутствии секретарши сдержать свой гнев.

– Свяжитесь с хозяйственным отделом, – приказал он. – Поговорите с самим Одендалем, не с кем-нибудь из его работников, и скажите ему: я хочу знать, что происходит. Скажите: что бы они ни делали, сделано это плохо, и у меня по всему столу известка.

– Сделаю сегодня же утром, – пообещала Триша и умиротворяюще добавила: – Осталось десять минут, мистер Кортни. Вы же не хотите опоздать?

Когда Шаса шел по коридору, Манфред Деларей появился из своего кабинета, и они зашагали рядом.

– Что-нибудь узнали?

– Нет, а вы?

Манфред отрицательно покачал головой.

– Все равно чересчур поздно, мы уже ничего не успеем.

У входа в столовую Шаса увидел Блэйна Малкомса и подошел поздороваться. Вдвоем они вошли в столовую.

– Как мама?

– Сантэн в порядке, с нетерпением ждет тебя сегодня на ужин. – Сантэн давала в Родс-Хилл прием в честь Литтлтона. – Я оставил ее, когда она доводила повара до истерики.

Они рассмеялись и заняли свои места в первом ряду. Как министр и глава оппозиции, они имели право на зарезервированные места.

Шаса повернулся и посмотрел в конец зала, где были установлены телекамеры. Увидел Китти Годольфин – она казалась маленькой девочкой рядом со своими операторами; Китти проказливо подмигнула ему. Но тут свои места во главе стола заняли оба премьер-министра, и Шаса наклонился к Манфреду Деларею и прошептал:

– Надеюсь, вся эта суета не из-за пустяка и у Супер-Мака приготовлено для нас что-то интересное.

Манфред пожал плечами.

– А я надеюсь, что сюрприз не слишком грандиозный, – сказал он. – Иногда безопаснее поскучать…

Он замолчал, потому что спикер палаты депутатов призвал к тишине и встал, чтобы представить переполненному залу, в котором присутствовали все самые влиятельные люди страны, премьер-министра Великобритании. Наступила выжидательная тишина.

Даже когда Макмиллан, высокий, любезный, с необычайно снисходительным выражением лица, встал, Шаса не ощутил, что находится на наковальне, на которой куется история; он скрестил руки на груди и опустил подбородок, выражая внимание и сосредоточенность, как всегда во время дебатов и обсуждений.

Макмиллан говорил без эмоций, четко и ясно; текст его выступления явно был тщательно подготовлен, старательно проверен и отрепетирован.

– Наиболее сильное впечатление из всех, полученных мною за тот месяц, что я провел вне Лондона, – сказал он, – это сила африканского национального сознания. В разных местах оно принимает разные формы, но существует повсюду. Над материком дует ветер перемен. Нравится нам это или нет, рост национального сознания – политический факт. И мы должны принять этот факт. Наша национальная политика должна его учитывать.

Шаса выпрямился и опустил руки; вокруг все по-разному выражали изумление. Только теперь во вспышке прозрения Шаса понял, что мир, который он знал, изменился, что в ткани бытия, которая почти триста лет соединяла разные народы и страны, эти простые слова проделали первую брешь, и заделать эту брешь уже не удастся. Пока он пытался осмыслить весь масштаб повреждений, Макмиллан продолжал своим размеренным рассчитанным сочным голосом:

– Конечно, вы понимаете это не хуже других. Вы родом из Европы, родины национализма. – Макмиллан коварно включал их в новое видение Африки. – И в истории нашего времени навсегда останетесь первыми представителями африканского национализма.

Шаса посмотрел на Фервурда рядом с английским премьер-министром и увидел, что тот взволнован и встревожен. Уловка Макмиллана, не показавшего текст выступления, застала его врасплох.

– Наше искреннее желание – поддерживать и подбадривать Южную Африку как участницу Британского Содружества, но, надеюсь, вы не обидитесь, если я откровенно скажу, что определенные аспекты вашей политики не позволяют нам и дальше поддерживать вас, не отступая от наших глубоких убеждений относительно политического предназначения свободного человека.