Первое Дерево - Стивен Дональдсон

Мы всегда осуждали подобное поведение и никогда не перестанем осуждать его и впредь, хотя и не считаем это Злом. Однако для любой смертной женщины это чревато жертвами, цены которых она сама постичь не в силах. Одаренная, а скорее поглощенная любовью всей Земли, воплощенной в человеческом облике, она теряет свою душу. Это можно сравнить с сумасшествием, одержанием, но никак уж не с той любовью, на которую способны смертные. Полюбив ее, он, сам того не ведая, подписал ей смертный приговор.

Тогда-то его и избрали Обреченным, чтобы он сам исправил причиненный вред. Но в то время Земле угрожала столь серьезная опасность, что мы не могли не вмешаться. На самом крайнем севере, где зарождаются зимы, вдруг забил огненный фонтан. Я не стану объяснять вам причин этого явления, достаточно лишь сказать, что его жар был столь велик, что грозил расплавить земную кору. Так вот, повторяю, когда мы собрались, чтобы избрать Обреченного, Кастенессен отсутствовал в Элемеснедене. Но даже если бы он там и находился и попытался противиться общему решению, то все равно был бы избран, ибо причинил вред смертной, не из самозащиты, а потому что называл это убийство любовью.

Но так была велика в нем сила того, что он называл любовью, что, узнав о своем избрании, Кастенессен не придумал ничего лучшего, как подхватить свою смертную любовницу и улететь вместе с ней в надежде скрыться и от нас, и от судьбы, на которую его обрекли.

Мне и еще нескольким элохимам было поручено разыскать его. Он, очевидно, тогда совсем сошел с ума от страха, так как иначе все же понял бы, что на всей Земле ему негде скрыться от нас. И даже если бы ему удалось каким-то образом обмануть нас, приняв образ, в котором мы не смогли бы его распознать, то придать такой же образ своей любимой было выше даже его возможностей. И все же он так и не оставил ее до тех пор, пока мы не нашли его и не доставили обратно в Элемеснеден.

Женщине мы старались помочь как могли, но его любовь уже разъела ее душу настолько, что мы сумели лишь слегка облегчить ее страдания. Но исцелить ее уже было невозможно. А его мы отправили на север, гасить пожар. Для нас он так и остался элохимом, который не может избежать участи, на которую его обрекли. Но сам он считал, что принадлежит теперь не Земле, не народу элохимов, а только той женщине, которую любил. Кастенессен совсем сошел с ума: он не желал признавать ни своего избрания Обреченным, ни того факта, что Земле угрожает катастрофа, которой нельзя пренебречь. Он взбунтовался против нас, против небес, против Чреви. А меня, поскольку я неотлучно находился рядом и не мог его не слушать, он осыпал проклятиями, предрекая мне участь гораздо страшнее его собственной. Но, несмотря на все его протесты, мы все же довезли его до места, лишив его права выбора и имени, и погасили им пламя. Так Земля была спасена, а Кастенессен утратил свое бессмертие.

Элохим замолчал, и на несколько мгновений воцарилась мертвая тишина; Великаны подавленно молчали. Тогда Финдейл обернулся к Линден с Ковенантом, глядя на них так, словно его рассказ был ответом на многие их вопросы и сомнения, и дрогнувшим голосом добавил:

— Будь у нас в распоряжении другие средства затушить пожар, мы не стали бы принуждать Кастенессена. Он был избран не для жестокого наказания. Он был избран потому, что кто-то же должен был это сделать. — Казалось, что его желтые глаза, вобрав в себя свет фонаря, светятся в темноте. — Цена за умение дальше видеть — риск и ответственность. Я хотел бы, чтобы вы меня поняли.

И через секунду его уже не стало. Лишь тишина, словно эхо его непостижимого одиночества, распростерла крылья над Великанами.

Когда Линден подняла голову к звездам, они больше не радовали ее. Финдейл мог бы повторить: «Ты что, сдурела? Это же конец!»

В течение последующих трех дней погода оставалась прекрасной, а ветер продолжал гнать «Звездную Гемму» с прежней скоростью в нужном направлении. Но на пятый день после отбытия из Бхратхайрайнии внезапно резко похолодало, над морем нависла промозглая мгла, и ветер ослаб, словно был не в силах пробиваться сквозь сырой туман. Небеса затянуло разбухшими тучами. А вскоре хлынул дождь, и ветер задул с новой силой, но теперь уже он постоянно менялся, и корабль Великанов стало швырять по волнам, как игрушку. Временами все другие звуки заглушал рев хлещущей с неба воды и хлопанье мокрых парусов. Изменчивые и мощные шквалы разгуливали от горизонта до горизонта. Для корабля они пока не представляли серьезной угрозы, зато основательно замедляли его ход. Лишенная грот-мачты «Гемма» медленно, но упорно продолжала ползти к своей цели, стараясь не обращать внимания на шалости погоды.

После дня болтанки Линден почувствовала, что ей недалеко до морской болезни. Тем более что сквозь камень она ощущала вибрации уныния, охватившего команду из-за того, что цель уже близка, а достичь ее опять что-то мешает. Ковенант тоже не мог ее успокоить, потому что сам весь издергался. Линден спас Красавчик, заставивший ее выпить разведенного водой «глотка алмазов», что мгновенно избавило ее от головокружения и заставило желудок работать нормально.

В ту ночь Линден с Ковенантом предпочли спать на постеленных на полу ее каюты соломенных тюфяках, считая, что заснуть в раскачивающемся как маятник гамаке вряд ли удастся. Но на следующий день погода стала еще хуже. Вечером, когда ветер слегка разогнал тучи, Хоннинскрю по звездам определил, что за минувшие сутки «Звездная Гемма» прошла немногим больше двадцати лиг.

— Мы так поспешаем, — проворчал он, — что Остров Первого Дерева успеет трижды затонуть, прежде чем мы доползем до него.

— От Великана ли я это слышу? — хмыкнул Красавчик. — Хотя, конечно, капитан, торопыгой тебя уж никак не назовешь.

Хоннинскрю не ответил и обернулся к Ковенанту, в его глазах читалась боль за Мечтателя. Неверящий как бы про себя заметил:

— Спустя несколько столетий после Ритуала Осквернения Посох Закона разыскал один из пещерников — Друлл Камневый-Червь. У него была одна из любимых забав: играть с погодой.

Линден пристально посмотрела на него, собираясь спросить, не думает ли он, что происходит нечто подобное и сейчас, но Ковенант тем временем снова заговорил:

— Как-то раз я по глупости попал в один из его штормиков. И разнес его еще до того, как поверил, что дикая магия существует.

Теперь внимание всех, кто находился поблизости, было прочно приковано к Ковенанту. В воздухе повисли немые вопросы. Вслух отважилась высказаться только Первая:

— Друг Великанов, уж не хочешь ли ты сказать, что можешь управлять погодой?

Ковенант замялся. По его напрягшимся плечам и нервным пальцам Линден видела, что он горит желанием предпринять любое действие, лишь бы оказаться ближе к цели. Даже во время сна он не расслаблялся до конца. Однако он сказал: