Почему ты не пришла до войны? - Лиззи Дорон

Одед взял невесту за руку, и оба поспешно направились к выходу.

Следующего раза не было.

Через несколько дней Елена призналась соседям, заподозрившим что-то неладное:

— Я перенесла тяжелейший удар.

Годы спустя соседка Фанни принесла выписываемый ею немецкий журнал со статьей о знаменитых и счастливых семьях Германии.

— Только послушай, — сказала она, дрожащим пальцем указав на статью. — Вот, тут пишут о благополучной, состоятельной паре, которая не хочет разглашать подробности своей жизни и давать интервью. Журналистка исполнила их просьбу, но все-таки напечатала некоторые сведения, полученные ею из достоверных источников. Только послушай.

Нацепив на нос очки, Фанни срывающимся голосом начала переводить:

— «Во время Холокоста Одед потерял всю свою семью, несколько лет прожил в Израиле, служил в военно-морском флоте, учился на инженера-кораблестроителя. Его жена Елена — дочь офицера СС, после войны приговоренного к казни. У супругов, по их собственному решению, нет детей, зато есть немецкая овчарка и сад с редкими растениями».

Фанни подняла глаза и, сняв очки, испытующе посмотрела на Елену, у той над губой выступил пот.

— Журналистка выражает свое удивление, что эта пара отказывается фотографироваться и давать интервью, ведь, по ее мнению, это прекрасный пример семейного счастья.

Фанни спросила:

— Это, случайно, не твой родственник?

С закрытыми глазами Елена из последних сил проговорила:

— Никому не говори, это военная тайна, он там по заданию спецслужб.

— Ах, вот оно что. — Фанни тут же захлопнула журнал и выбросила его в мусорное ведро, без лишних слов показав, что ни одна живая душа от нее ничего не узнает.

Елена не спала всю ночь. Сорвав со стен фотографии кораблей и открытки со снежными пейзажами, убрав сувениры и подарки, она сложила все в большой ящик и вынесла из дому. А на следующее утро сказала мне:

— Представляешь, в Германии умер дядя Одед, его похоронили прямо в открытом море. — А потом полушепотом добавила: — Поэтому я решила сделать ему небольшую могилку.

— Где?

— Рядом с городской канализацией.

— У этой клоаки, где всегда так воняет? — удивилась я.

— Да, именно там, — ответила она с явным удовлетворением.

Короткое замыкание

Боясь оставлять меня дома одну на время ночного дежурства, Елена отказалась от должности акушерки в большой больнице и перешла в районную поликлинику. Бывшие сослуживцы принялись настаивать, чтобы Елена отпраздновала свое увольнение, угрожая, что, если она не устроит вечеринку, они сами нагрянут к ней с прощальными подарками.

Елена пыталась возражать.

— Катастрофа, — жаловалась она, — в моем доме соберется вся больница.

Однако давление оказалось слишком сильным, и Елена сдалась.

Не имея привычки устраивать праздники, она пребывала в чрезвычайном волнении. Продумывая до мелочей, как рассадить гостей и чем их угостить, она всю неделю разговаривала сама с собой. Набрала у соседей рецептов, специально для праздника сходила в магазин. А накануне значительного события притащила дополнительный ящик содовой — не дай Бог, кому не хватит. В день праздника Елена проснулась ни свет ни заря и с самого утра принялась за уборку.

Прибравшись, она окинула квартиру раздраженным, недовольным взглядом:

— На мебели ни пылинки, но обивка порвана. Унитаз хоть и сверкает, но весь разбит.

С презрением отозвалась Елена и об облупившихся стенах:

— Все ремонты видны.

Некоторое время она находилась в растерянности, потом неожиданно изменилась в лице и улыбнулась.

— Пойду-ка я прогуляюсь с собакой, — сказала она так, чтобы я услышала. И, подозвав пса, вышла из дома.

В общем, Елена гуляла с собакой, как вдруг во всем квартале погас свет. Соседи начали выходить из домов, пытаясь понять, что случилось, почему отключили электричество.

— Стою я возле трансформаторной будки, как вдруг — раз, и свет исчез, — рассказывала Елена одной соседке, а уже через мгновение невозмутимо делилась с другой: — Так все и произошло, надо же мне было именно в этот момент оказаться около трансформаторной будки; любопытно, что как раз сегодня собачка решила справить нужду на этом месте.

Соседи возмущенно восклицали:

— Это немыслимо! Ни в какие ворота не лезет!

Все были разгневаны и раздражены, а Елена, наоборот, вела себя необыкновенно дружелюбно и любезно, рассказывая рассвирепевшим соседям, что ей хуже всех, ведь с минуты на минуту у нее должна начаться прощальная вечеринка для бывших сослуживцев. Какая-то соседка заметила:

— Темнота прекрасно подходит для прощания.

— Да, но не для вечеринки, — ответила Елена без тени расстройства на лице.

Когда пришли гости, Елена объявила, что вечер пройдет при свечах, а вместо горячего будут поданы сладости. Разумеется, она собиралась устроить все иначе, но надеется на понимание в связи с тем, что отключили свет.

Поначалу все растерялись. Однако уже через некоторое время пели, смеялись и танцевали. Перед уходом гостей до меня донеслись чьи-то слова, что этот вечер они не забудут никогда и обязательно придут сюда еще раз, чтобы при свете дня взглянуть на столь полюбившийся им дом. Из рассказов Елены они знали, что она сама покрасила стены и лестницу, своими руками натянула обивку на мебель и отреставрировала картины. Но в темноте, увы, ничего не разглядели.

— Какое счастье, что это врачи и медсестры, а не электрики, иначе еще, не дай Бог, включили бы свет, — порадовалась Елена после ухода гостей.

Даже спустя годы стоило Елене встретить кого-нибудь из бывших коллег, как ее начинали благодарить за прекрасную вечеринку, которую она некогда устроила. Заключительным аккордом стала следующая история: в тот вечер, в темноте, один молодой врач сидел бок о бок с юной медсестрой. Они влюбились друг в друга и решили пожениться; в присланном Елене свадебном приглашении было особо отмечено, что свадьба состоится только благодаря ей.

В разгар вечеринки, а также несколько часов по ее окончании техник из службы по энергоснабжению и соседи пытались выяснить, кто виноват в сбое электропитания. Искали очевидцев. Допросили и Елену:

— Может, вы видели, как кто-то дернул за провода? Мы слышали, что в момент происшествия вы находились на улице.

— Лично я дергала только за собачий поводок, — ответила Елена, и все с одобрением засмеялись.

Не смеялся только господин Геринг, член коммунального сообщества, он попросил техника прекратить допрос Елены.

— Это одинокая женщина, которая целую вечность провела во тьме, — пояснил он. — Она просто не может без света и вообще уже вдоволь настрадалась.

И подмигнул Елене.

Геринг явно хотел продолжить отчет о бедствиях Елены, но техник его больше не слушал.

На следующий день, ближе к вечеру, повреждения были исправлены, все встало на свои места, а в протокол занесли, что виновник данной диверсии неизвестен, но совершенно очевидно, что кто-то отсоединил центральный кабель в трансформаторной будке.

Спустя несколько недель Елена встретила члена коммунального сообщества Геринга.

— Ты даже не поблагодаришь меня?

— За что? — удивилась она.

— Я видел, что ты сделала в трансформаторной будке.

— Я сделала то, что было нужно.

— Как это? Тебе было нужно обесточить целый квартал? — удивился Геринг.

— Нет, просто я выгуливала собаку.

— Но, Елена, — настаивал Геринг, — я живу напротив и видел в окно, как ты выдернула кабель.

— Это был не кабель, а поводок. Подумай хорошенько, — предложила ему Елена вместо благодарности.

Геринг лишился дара речи.

Этот господин не только состоял в коммунальном сообществе, он еще страдал тяжелой формой диабета. Два раза в неделю Геринг ходил в поликлинику на уколы. Там-то он и натолкнулся на старшую медсестру Елену. Говорили, что однажды господин Геринг попросил заведующего перепоручить его другой сестре — Елена колет слишком больно.

Заведующий вызвал Елену и потребовал объяснений, а та без колебаний порекомендовала медсестру Блуму.

— У нас с господином Герингом короткое замыкание, — сказала она.

Когда Геринг пришел на прием к Блуме, Елена предупредила ее:

— Смотри, не сделай господину Герингу больно, этому одинокому, чувствительному человеку. Он и так за свою жизнь хлебнул немало горя.

И подмигнула ему.

— Почему ты ему подмигиваешь, ведь у вас с ним короткое замыкание? — удивилась Блума.

— Тебя это не касается, это предназначалось ему. А если действительно хочешь знать, то у него спроси.

Тут Геринг завопил:

— Ай, больно!

И Блума, поспешив приложить вату к уколотому месту, обо всем забыла.