Мечты о морозе - Келли Сент-Клэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ужас заполняет пространство под моими рёбрами. Один из Элиты толкает меня вперёд. Я спотыкаюсь и останавливаюсь под смотровым балконом, где сидит мать. Кассия нет.
— Я видела Кассия, — начинает она, голосом, лишённым всякой теплоты и человечности.
Я никогда раньше не слышала, чтобы она использовала именно такой тон. Она настолько лишена эмоций, что я почти отступаю назад. Я не могу представить, каким было бы её выражение лица, но её голос — чистое зло.
Она рассматривает свою протянутую руку.
— Можешь быть уверена, я выясню, как ты смогла победить опытного мужчину вдвое больше тебя.
Страх пронзает меня насквозь. Я подвергла Аквина и Оландона огромной опасности. Я даже не подумала об этом. Мой разум мечется в поисках разумного объяснения, но ничего не звучит убедительно. Я вполуха слушаю, как она продолжает угрожать. Я не могу позволить ей навредить им.
— Я была вполне счастлива, позволить тебе разрушить свою репутацию, продолжая свои отношения с дикарём Брумой. Но избиение моего возлюбленного брата. Твоего собственного дяди. Ты отвратительна, хуже, чем животное. Практически, хуже, чем Брума, — она делает паузу, постукивая пальцами по трону.
В комнате так тихо. Обычно кто-то из Элиты шаркает, перекладывает меч из руки в руку, хихикает. Но все остаются в напряжении, распространяющемся от Татум.
— Скоро я позволю моим стражникам избить тебя до полусмерти. После этого тебя заберут в пятую ротацию, где ты будешь жить до конца своей неблагодарной жизни. Ты потеряла свой статус Татумы. Он перейдёт к Оландону. Я знаю, что он хотя бы не выставит из себя посмешище. Его можно выдрессировать.
Моё сердце начинает стучать в ушах, пока я обдумываю то, что она говорит.
Я никогда снова не увижу Оландона, Аквина или близнецов. Я не смогу предупредить моего брата или Аквина об угрозе. Что будет с матроной или моими сиротами? Как они получат достаточное количество еды? Мои мечты потерпели крах. Я никогда больше не увижу Кедрика.
Рука матери поднимается, подавая сигнал стражникам. Я могу слышать скрип кожи позади себя, Элита готовится шагнуть вперёд.
Я в отчаянии. Я хватаюсь за единственную идею, которая у меня есть.
— В пятой ротации есть зеркала? — слова срываются с моих губ.
Мне не нужно видеть лицо матери, чтобы знать её ответ. Её рука замирает, все её тело напрягается. Я задела её за живое.
— Что ты сказала? — говорит она.
— Я спросила, если ли зеркала в пятой ротации, — повторяю я. — Я хотела бы знать, потому что как только я попаду туда, я сниму свою вуаль. Может даже раньше.
Тот факт, что она не осознала, как она сейчас выглядит с рукой, застывшей в воздухе, показывает, насколько она потрясена. Внешний вид для неё главное.
Я продолжаю давить, хватаюсь за соломинку.
— Что остановит меня поднять вуаль и предстать перед каждым, кого я там встречу? — я говорю твёрдым голосом, подходя ближе к балкону и откидывая голову назад, чтобы иметь возможность продолжать наблюдать за её реакцией.
Она смеётся. Звук слишком высокий. Её лицо не изменилось, но её нервный смех выдал её.
— Если ты хочешь показать своё отвратительное лицо всем, это твой выбор, — говорит она.
— Мой выбор? Почему ты не говорила мне этого? Я думала, что ты сказала, что у меня определённо нет выбора. Но если это так, ты не будешь возражать, если я…
Я подношу руку к краю вуали, которая свисает вниз до каждого плеча и опускается до ключиц спереди.
Она вскакивает со своего трона и опирается на балкон, раскинув руки в стороны.
— Все зеркала из пятой будут убраны, — шипит она на меня и снова поднимает руку.
Внутри себя я танцую. Она подтвердила свой страх. Если бы она спокойно сидела, она бы выиграла, я бы ни за что не сняла вуаль.
Кедрик был прав. Татум больше напугана тем, что я сниму свою вуаль, чем я.
— Возможно, ты можешь сделать это позже. Это не остановит ущерб, который я могу нанести сейчас. Я решила, что очень хочу её снять, особенно, в такую жару.
Я хватаюсь за грубый материал, делаю вдох и слегка приподнимаю его.
— Стой! — она выкрикивает слово, а затем закрывает ладонью рот.
Я становлюсь выше, как будто я в своей тренировочной одежде, и собираюсь с мыслями. Это не сложно, потому что в прошлом я слишком часто мечтала о своей победе над матерью.
— Мне кажется, что ты не хочешь, чтобы я снимала свою вуаль, Татум. И хотя я бы с огромным удовольствием сделаю это в любом случае. Я готова придти к соглашению, потому что ты — моя мать, и я сильно беспокоюсь о тебе.
Я ухмыляюсь, а она сужает глаза.
— Позволь рассказать тебе, что должно произойти, — говорю я, медленно вышагивая перед ней.
— Меня не будут бить сегодня или когда-либо снова. Я не буду заключена в пятой ротации, и твой контроль надо мной исчезает с этого момента. Я останусь Татумой. Как бы то ни было, не в твоей власти отнять это у меня. Я не буду заперта в башне.
Я делаю паузу и вижу, что её поза застыла, но она снова ухватилась за край балкона. Всё ещё напуганная. В ярости, но напуганная.
— Если ты не выполнишь эти… назовём их, запросы, я открою своё лицо перед всем двором или деревней, или тому, с кем я буду в этот момент, — мой голос не дрогнул.
— Я беспокоюсь только потому, что не хочу, чтобы ты знала, как ты отвратительна на самом деле, — говорит она с грустью в голосе. — Меня это нисколько не затронет, разве что мать почувствует обиду и смущение за одного из своих детей.
— Тебе действительно не стоит произносить такую ужасную ложь, мама.
Я снова тянусь к материалу, и на этот раз поднимаю его вверх, обнажая горло, подбородок. Во рту пересохло, но я отталкиваю страх в сторону. Я поднимаю его и обнажаю свою нижнюю губу, а затем начинаю поворачиваться к Элите.
— Хорошо!
Слово выкрикнуто. Оно эхом