Четыре любовницы и ни одного классического СЛР (СИ) - Стрелецкая Екатерина

В общем, чем ближе они подходили к квартире Валькевичей, тем сильнее начинало её колотить.

На удивление Роза Григорьевна весьма тепло приняла Еву. Они мило пили чай весь вечер и напоследок будущая свекровь посоветовала почаще заглядывать в гости. Возвращаясь домой, Ева тщательно прокручивала в голове каждое мгновение встречи и анализировала, пытаясь найти подвох, но так ничего и не обнаружила. То же самое повторилось и во второй, и в третий визит. Ева любила Марка, но боялась любить. Вот такой парадокс. Ей казалось, что вот-вот и хрупкое счастье разлетится на мелкие осколки. Как уже было неоднократно. Это больно. Очень больно. И тяжело. После развода она несколько раз пыталась начать новые отношения, но ничего из этого не получилось. И когда она уже поставила на своей личной жизни жирный крест, на горизонте появился Марк. Несмотря на то, что ей на тот момент было всего двадцать три года, внутренне она ощущала себя старухой. И только этот влюблённый восемнадцатилетний мальчишка заставил её ожить, воспрянуть духом. Он ухаживал настойчиво, но при этом очень деликатно, словно чувствовал, насколько она переломана внутри. Несмотря на возраст, от него исходила такая мужская сила, чувствовался крепкий внутренний стержень. Полтора года Марк добивался её расположения, прежде чем Ева позволила себе разрушить крепостные стены собственноручно выстроенные ею когда-то. Именно с ним она впервые ощутила, что значит быть любимой женщиной и позволила дать волю своим чувствам. Но знакомство с потенциальной свекровью выбило её из колеи.

В конце концов, Ева не выдержала и одна приехала к Розе Григорьевне, чтобы поговорить. Она настолько перенервничала, что буквально с порога вывалила на будущую свекровь все свои аргументы насчёт того, почему не подходит Марку ни в качестве девушки, ни тем более в качестве жены. Роза Григорьевна удивила и в этот раз, предложив сперва чаю. Потом молча достала коллекционный коньяк и разлила по рюмкам.

— Евочка, зря ты так. Марку никто больше не нужен, кроме тебя. Я это в первую очередь не как мать говорю, а как человек, который два года внимательно наблюдал за ним. Поверь мне, это не юношеская влюблённость и даже не инстинкт охотника добыть редкий трофей, который не даётся в руки. Здесь глубокие чувства. Как мать, прежде всего хочу, чтобы мой ребёнок был счастлив. А с тобой он действительно счастлив. Я бы приняла тебя любой: хоть кривой, хоть косой, хоть однорукой, хоть полупараличной… Любой. Видеть сияющие глаза своего сына дорогого стоит.

Ева опустила голову и прошептала:

— Я — хромая…

— Девочка моя, я заметила. Но ты весьма удачно маскируешь этот дефект своей походкой и чуть разными по высоте туфлями. У тебя на одной туфле сделан дополнительный накат и набойка толще.

Ева подняла удивлённые глаза на Розу Григорьевну:

— Но как же так?… И ещё… У меня не может быть детей… Точнее шансы минимальные…

Роза Григорьевна разлила чай по кружкам и пересела поближе к Еве, погладив её по голове:

— Я уже сказала, но готова повторять вновь и вновь: для меня совершенно не имеет значение ни твоя внешность, ни твоё прошлое, ни твой характер. Когда счастлив мой сын, радуюсь и я. Насчёт детей… Марик же рассказал тебе? Вижу, рассказал. Так вот. Конечно, хотелось бы внуков понянчить. Но! Это ваша с ним жизнь, как вы решите, так и будет. Получится родить детей –прекрасно, не получится — значит так тому и быть. Мне порой кажется, что сама природа выступает против продолжения рода Валькевичей. Решите побороться, пойти на ЭКО и тому подобное — поддержу, решите оставить всё как есть — пойму и этот ваш выбор, решите усыновить ребёнка — приму, как родного. Только чтобы вы были счастливы. И это самое главное. Семья, Ева, это, прежде всего, отношения между двумя людьми, решившим идти вместе по жизни. И никто иной, кроме этих двоих, не может решать, как им взаимодействовать, на каком фундаменте строить свою семью, какие стены возводить и какую крышу выбрать. В молодости нам с мужем преподали серьёзный урок…

Закончился вечер откровений тем, что Ева рыдая на груди у Розы Григорьевны попросила прощения за недоверие и рассказала всё. И про первый брак, когда любимый муж оказался тираном и садистом, ревновавшем её к каждому столбу, несмотря на то, что ни малейшего повода так думать не давала. И про нелицеприятные слухи, распускаемые о ней теми, кому она отказала.

Как в один далеко не прекрасный день Евгений, тот самый первый муж, решил, что Ева слишком долго расплачивалась за доставленную пиццу. Устроив сцену ревности, сперва избил жену ногами, а потом полуживую столкнул с лестницы. Сам же запер дачу и уехал, решив таким образом проучить неверную. Ева пришла в себя лишь через сутки. Потом полдня ползла до телефона, чтобы вызвать скорую. Спасателей, чтобы выломать дверь, вызвала уже бригада врачей, приехавшая на вызов. На память о первом замужестве осталась укоротившаяся вследствие неправильно сросшегося перелома нога, минимальный шанс забеременеть и выносить ребёнка, и изорванная в клочья душа. Уходя в тот вечер от Розы Григорьевны, Ева взяла с неё слово, что та ничего о подробностях первого брака не расскажет Марку, пообещав сообщить ему лично, когда будет готова.

Вторым откровением, окончательно сломавшем оставшиеся стереотипы в её голове, стало то, что, когда она получила от Марка предложение руки и сердца и рассказала о своём первом браке, тот признался, что давно в курсе этой истории. Но, понимая, насколько Еве больно говорить на эту тему, просто ждал, когда она сама будет готова всё рассказать. И даже в том случае, если бы она решила никогда больше не вспоминать тот период, для него ничего бы не изменилось. Кажется, в тот день Ева повторно влюбилась в Марка. А спустя три месяца Ева Прегова стала Евой Валькевич. С Розой Григорьевной у них сложились тёплые и доверительные отношения, что, впрочем, не мешало последней изредка ворчать на невестку, мотивируя тем, что "старая женщина имеет право брюзжать и искать «пылюку», ибо «статус обязывает». Но при этом она каждый раз так старательно прятала задорные огоньки в глазах, что Ева, еле сдерживалась от смеха, включаясь в игру. Свекровь сумела заменить ей мать, которая умерла, когда Ева пошла в первый класс. Её вырастил отец, которому помогала тётушка Линда, дальняя родственница по линии матери. Ева не уставала благодарить судьбу за то, что она послала ей Марка и Розу Григорьевну. Но самым большим подарком стало то, что через четыре года после свадьбы она совершенно неожиданно, вопреки прогнозам врачей, забеременела и родила Вову.

Зная об участии Владимира Львовича в жизни Валькевичей, она сама предложила так назвать сына. И муж, и свекровь поддержали её в этом выборе. Когда Роза Григорьевна впервые взяла внука,на руки, она в прямом смысле рыдала от радости. А после рождения через год второго внука, Гриши, и вовсе пребывала на седьмом небе от счастья. Больше Еве так и не удалось забеременеть. Нет, они с Марком не ставили себе цель родить третьего ребёнка. Просто решили, что пусть будет, как будет. В их случае рождение двоих сыновей и так было настоящим чудом.

В дверь позвонили.

— Валькевич Ева Себастьяновна?

Еву редко называли по отчеству. Сразу вспомнилась любимая папина шутка: «Зовут меня Себастьян Перейра, торговец чёрным деревом.» Он часто любил в шутку так представляться, проводя параллель с одним из героев старого фильма. Себастьян Петрович Прегов всю жизнь прослужил на торговом судне. Когда Ева в детстве поинтересовалась, откуда у него такое необычное имя, то он рассказал, что его мать, соответственно, бабушка Евы, будучи беременной, прочла какой-то роман, где одного из главных героев звали Себастьян, и так ей это имя понравилось, что никак иначе сына назвать не захотела.

Папа… Полгода, как похоронили, а Ева всё никак не могла поверить, что его больше нет рядом. Она настолько сильно любила отца, что скрыла от него подробности первого замужества, благо на тот момент он был в двухлетней зарубежной командировке, и о последствиях, и о том, что вряд ли он когда-нибудь станет дедушкой. К счастью, всё сложилось наилучшим образом. И с Марком у них установились прекрасные отношения, и внуков практически вырастил. Мальчики очень скучали по деду. К сожалению, болезнь слишком поздно удалось диагностировать. Рак пожрал его всего за три каких-то месяца. Но, даже умирая, папа не переставал шутить, взяв с Евы и Марка слово, чтобы в случае рождения ещё одного внука не вздумали назвать его Себастьяном. Ибо «в семье может быть лишь один „Себастьян Перейра“ и это право он оставляет навсегда за собой!»