Русская готика - Михаил Владимирович Боков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жизнь Валькину решил случай. Раз терся он у ресторана «Рябинушка» в пятничный вечер. Вход охраняли двое из ларца, одинаковых с лица, – здоровые быки. Вальку они не пропустили: решили, что он наркоман. В боксе Валентин выступал в петушином весе. Был он худой, сутулый и стриженный под машинку. Носил штаны с тремя полосочками. Шмыгал переломанным носом.
– Пшшел на хуй, – брезгливо отмахнулся от Вальки бык-охранник. И жестом этим, будто прогонял комара, подписал приговор в небесном протоколе судеб – и себе, и Вальке, и безвинным жителям нашего городка.
Страдал Валька такой напастью: если замечал, что на него смотрят, если ловил внимание к своей персоне – начинал паясничать, устраивал клоунаду. Раз в школе проделал дырку в кармане штанов, просунул изнутри туда свое хозяйство и пошел к одноклассницам: «Люб, а Люб, глянь, че это у меня в кармане?» Люба шарит рукой и понять не может: «Вроде теплое что-то. Палец, что ли?» А Валька и лыбится во весь рот: «Ага! Палец!» Покраснела Люба, все поняла и убежала плакать со стыда.
А однажды вдруг зашатался Валька как пьяный прямо в ринге. Скосил глаза и запел. Дело было на чемпионате области. Вальку прочили в чемпионы. «Валентин! – заорал на него тренер. – Валентин, не дури!» И видя, что тот – ноль внимания, тренер взмолился: «Валенька, родной, не губи! Мне же премию за тебя дадут, мне семью кормить… Бей его, родненький, бей…»
Бой Валя закончил победой. Судья поднимал ему руку, а он стоял, сутулый, щуплый, и глядел на зрителей хитрыми глазами. В раздевалке тренер потом сказал: «Ты эту эстраду брось, Валя! В ринге работа! Веселье потом!»
И вот тогда у ресторана вспомнил Валька тренерский наказ. И решил устроить веселье. Себе и остальным.
– Люди добрые-е-е, – заголосил он. – Собираем аттракцион!
Мимо Вальки текла в ресторан публика: бандиты, бляди, честные женщины, рабочий люд. Пятничный вечер. Одеколоны благоухают. И тут Валька:
– За копеечку, за рублик, кто сколько подаст, объявляю конкурс! Спорю на все, что у меня есть! Спорю на мамкину квартиру! Спорю, что с одного удара положу вот этого быка спать на землю! – И тычет пальцем в охранника.
Народу стало интересно. Столпились.
– А что, малой, если проиграешь? – поинтересовались люди.
– Проиграю – ключи отдам. – Валька побрякал ключами от родного дома.
Маменька его в это время пила чай и смотрела программу «Время». «Сыночка гуляет, и хорошо, и пусть себе: дело молодое», – думала она, не зная, что сыночка в данный момент ставит на кон ее однушку.
– А ну, кидай ключи в шапку! – достали шапку для спора. Насовали туда денег. Валька сверху прикрыл деньги ключами.
– Упадет бык – все себе заберешь. Не упадет – прощайся с хатой! – так напутствовали удальца.
Валька развернулся. Бык-охранник смотрел на него, посмеиваясь. Давай, мол, задохлик. Покажи кун-фу. Валька и показал. Никто не видел, что случилось – будто кошка лапой махнул рукой Валентин, а здоровый охранник уже свалился на пол и дернул ногой.
– Че? – не понял брат-близнец его.
– А хотите второго? – войдя в раж, спросил Валька.
– Хотим! – закричала почтенная публика.
– Ну, раз хотите, мечите тогда еще денег.
И ему быстро накидали еще денег в шапку, а Валька развернулся, и – ррраз! – второй бык лежит на земле. Так Валька понял, что дано ему невиданное искусство – вырубать людей и что грех на этом искусстве не заработать. Понял он, что деньги будто на деревьях висят. И сшибать их можно, как те яблоки в сентябре: ты не дергайся, а они сами упадут.
С этого дня стал Валентин шустрить.
Для начала собрал бригаду – всех друзей со двора: Кольку Лысого, Кольку Дэвида, Ваську Пепса и Никодима. Ватага вышла как на подбор: все бритые, смурные и сонные. Им что дерево повалить, что человека – разницы нет. И Валька-клоун: плещет весельем и юродством – вошел в охотку людям морды бить и на страх ставить.
Начали с наркоманов. Их в ту пору была тьма: летом резали мак по огородам, в остальное время мутили героин у цыган. Стали Валя с друзьями у цыганской дачи караулить и смотреть. Как увидят, что человек от цыган вышел, так и навалятся всей кодлой. Посадят в машину, тащат в лес.
Там, на темной поляне, стращают человека. Побьют. Сунут лопату в руки:
– Могилу копай!
Человек заплачет, упадет на колени, вцепится в Валькину ногу. Откажется копать.
– Тогда сдавай порошок и деньги неси!
– Какие деньги? Да у меня нету…
– Тогда могилу копай.
Деваться некуда. Оставит бедняга все, что есть, оставит свой героин в целлофане и идет искать деньги – отдавать бригаде и Вальку. И так весело пошло дело, что стал Валька скоро городским королем.
Машину свою, ржавую «шестерку», поменяла бригада на битый «мерс». Треники поменяли на новые треники. Обзавелись золотишком. Стали в ресторане «Рябинушка» почетными гостями. Быки-охранники, двое из ларца, теперь, завидев Вальку, улыбались: «Здравствуйте, Валентин Николаевич. Как ваше здоровье, Валентин Николаевич?» И пропускали – хотя знали, что внутри Валентин Николаевич будет чудить, к гадалке не ходи. Один раз в мужчину ткнул розочкой по пьяни. В другой раз прицепился к девчонке. Парня ее, который хотел заступиться, уронил и пинал ногами, лежачего.
Валька и на цыган хотел прыгнуть: чтоб отдавали торговлю русским людям. Да только те отбрехались: стрельнули в воздух из «калаша», Валька и уехал ни с чем.
Но больше всего перепадало от Вальки рабочему люду. Когда была на заводе получка, а была она – если не задерживали – 10-го числа каждого месяца, знал Валька: рабочий человек захочет пойти с деньгами в ресторан. И ждал там. Гулял с братвой туда-сюда по банкетному залу: высматривал, кто тратит больше. Увидит хмельного работягу, который привел жену угостить, и кивает своим: этот! И к работяге уже подкатывают кореша – Колька Лысый и Колька Дэвид.
– Поговорим?
– Ребят, ну вы чего? – отмахивается человек: добродушный, пришел отдохнуть, выпил уже.
– Ща увидишь, чего.
И тащит его бригада в намоленный лес, и дальше по накатанной. Отдает человек свою получку. Отдает золото. Называет пин-код от карточки.
– В милицию не ходи! – напутствуют его. – В милицию пойдешь – секир-башка будет!
Стонал от Вальки Хляпина весь город. А тот как паук питался кровушкой и страхом. Наглел. Толстел. Вышагивал по улицам хозяином: стрелял глазами в поисках жертв. Купил мегафон – вроде тех, что берут на митинги. Колесил на битом «мерсе» ночами и кричал, пьяный, в свой рупор: