Лад Посадский и компания: Дела торговые, дела заморские - Михаил Русанов-Ливенцов

— И с женой своей поговори! — резко сказал Седобород. — Больно вредная она у тебя. Везде нос свой сунуть норовит! Ох, и натерпелись мы от нее!!!

— К М. Уолту зайду, а жена... Ты же знаешь, Седобород, бабы народ странный... ЖЕНА?! — Глаза Лада на лоб полезли. — КАКАЯ ЖЕНА?!!!

— В этом-то и вся загвоздка. С четвертым обозом из Франзонии послал ты в Посад девицу молодую. Она показала совету посадскому грамоту, написанную тобой, где утверждалось, что девица сия, именем Гадина, есть жена твоя по законам франзонским. Жена так жена, решили мы. Сначала я приютил ее, да только больше недели сил моих не хватило сносить характер ее вздорный! Потом Седобород пригласил ее. Но он выдержал лишь три дня.

После этого я и решил дом тебе срубить. Чтоб не видеть жену твою, значит. Надоела она всем. Смущает люд посадский, а больше всего девкам посадским головы морочит. Что одевать, а что нет, как с мужчинами себя вести, как за себя постоять. Организовала этот... как его... женский клуб! Бабы теперь там вечерами собираются, разговоры ведут странные. Уже были случаи, когда жена мужу перечила, представляешь?!

— И где такую отыскал, Лад? — прорвало Комер-сана. — В Посаде столько девиц пригожих, а тебя угораздило найти эту!

Хоть и сидел Лад на стуле, а пол вдруг рядом оказался. Грохнулся он и замер. Комер-сан и Седобород бросились к нему.

— Эх ты, мудрый, — упрекал Комер-сан Седоборода, — говорил же тебе, не стоит так сразу говорить ему обо всём.

— Не стоит, не стоит, — передразнил купца Седобород. — А что делать-то? Всё равно узнал бы. Зашел в дом, а там она! Думаешь, так лучше?

— Не знаю. Надо его в чувство привести... Поворожил бы ты над ним, что ли.

— Да не берет его ворожба. И жену его тоже, — шепотом добавил Седобород.

— Что?!

— А то. Пробовал я, да без удачи. Она кого хочешь сама заворожит!

— Может, вина ему в лицо плеснуть?

— Толку-то от твоего вина! Есть пойло мафиозное?

— Спирт? Есть.

— Водой разбавь, — предупредил Седобород, — и в рот влей!

Во рту Лада зажгло, темнота перед глазами взорвалась искрами и дыхание сперло. Лад закашлялся, открыл глаза. Седобород и Комер-сан склонились над ним.

— Чему лыбитесь? На конец приберегли самое страшное, да? Эх, мудрые... По любви хоть женился, али как?

— Али как. По расчету. Только вот по какому, никому не ведомо. Думали, ты вернешься и всё объяснишь... А тут вот как вышло...

— Да-а-а, вернулся... Лучше бы и не возвращался! Напомните, как звать-то супругу?

— Гадина.

— Милое имя... Она знает, что я вернулся? — Лад сел на полу, ноги под себя поджал и руками виски сдавил. — Что вы мне в рот влили? Горит всё!

— Водка это. Она сейчас в Посаде популярнее браги медовой. А жена твоя знает, где же ей не знать, если это именно она заставила совет посадский встречу тебе устроить. Старый Зуб и так и сяк вилял, да только она сильно прижала его, заставила раскошелиться.

— Сейчас к ней не пойду...

— Понимаю, — Седобород улыбнулся ехидно. — Ступай на площадь. Успокой разум хмелем, глядишь, и встанет всё на свои места...

Глава 5

На площади пир горой стоял. Праздновал люд посадский возвращение героев. Поднимались чарки заздравные, хвалебные песни горланились.

Расщедрился совет, ломились столы от изобилия еды всякой. И поросята, изжаренные в печах целиком. И барашки на вертелах. И рыба жареная, и вяленая, и соленая. Коренья и овощи тушеные, каши гороховые, медом приправленные. Бульоны заморские в чанах медных бурлили, ароматом соблазняли. Хлеб свежий, с пылу, с жару, горами лежал.

М. Уолт пожаловал от конторы своей на пир деликатесы невиданные — гамбургеры в сотне плетеных корзин, да только не ел их никто. Другие купцы знатные, оценив жест М. Уолта, от себя на пир посадский снедь слали без счету — кто арбузы пудовые, кто связки бананов, телеги граната пурпурного, шары сыра оландского. И запивалось всё это брагой медовой, пивом терпким из Бовуссии, вином франзонским и водкой-катанкой, пойлом отвратным, жгучим, но больно хмельным, что очень нравилось мужикам посадским.

Всюду костры пылали. Детвора посадская, на празднике сём не обиженная (кто фруктом заморским одарит, кто пряником медовым приласкает, а кто тайно, чтоб старухи вредные не видели, и куль карамельки франзонской отсыплет, пускай, мол, детишки сладостями побалуются, зубов не жалея), игры играла и веселилась во всю под хороводы взрослых.

В бражничестве всеобщем где-то и ссоры вспыхивали. Вспоминал кто-то, что сосед давеча гусей своих в загон загоняя, десятка два чужих припутал. Кто-то корову забыть не мог, которая неделю назад забор повалила да огород весь вытоптала...

А где-то сделки торговые вершились. Во хмелю ценности вещей всяких изменения терпят, вот и ловчились купцы изворотливые повыгоднее дела свои сладить. И снова чарки полнились...

Лишь кабатчики хмурились, глядя на угощение богатое, дармовое. Никто нынче в кабак не спешит. Поди найди дураков за монету медную праздник души и живота себе устраивать, когда вон на площади сколь еды и питья выставлено — неделю гуляй, а еще и останется. Вот и травили кабатчики огорчение свое хмелем и соседям по столу праздничному жаловались. Но никто их не слушал. Кому охота на празднике веселом грустить и печалиться?! Подставляй чарку, ешь и пей в удовольствие, прославляя Лада и попутчиков его. А как же, в тридевятые земли ходили, товару разного наторговали, честь и славу Посада Торгового сберегли и умножили...

Ладу поперек горла веселье встало. Не мог он долго за столом праздничным сидеть, отвечать на вопросы о походе дальнем, которого не помнил! Не мог. А некоторые еще жену его поминали и плевались при этом.

Отдав дань уважения совету старейшин, и приняв чарку полную из рук Зуба, Лад откланялся на роду и покинул стол праздничный. Пошел он куда глаза глядят.

Особых причин спешить в новый дом он не находил. Оно и понятно, вовсе не таким виделось ему начало семейной жизни — возвращаешься неизвестно откуда, а тебя встречают как героя и говорят: вот твой дом и вот твоя жена Гадина! И как лоб не чеши, но не вспомнить, красива ли она, ласкова ли, какое приданое за ней и кто родители ее, и была ли свадьба громкой, или всё закончилось попойкой всеобщей?!! При таком раскладе лучше попойкой, решил Лад.

Да, попойкой, чему быть, того не миновать, и он поспешил в кабак Жадюги. Праздновать столь значимое событие в своей никудышной жизни под речи про удачу похода своего показалось Ладу не очень уместным. Не чувствовал он себя героем. А в кабаке, после нескольких кружек браги, иное событие праздником может обернуться, лишь бы только душа не ныла от тревоги непонятной...

В заведении Жадюги было пусто. Лад присел у стойки и звякнул россыпью мелочи. Тут же появился Жадюга, вытер мокрые руки полотенцем, быстрым взглядом оценил достоинство монет и улыбнулся Ладу. Лад усмехнулся жадности хозяина кабака. Как верно иногда имена, данные нам при рождении, отмечают суть нашего характера.

— Налей мне что-нибудь.

— Что-нибудь... — Жадюга сгреб монетки в карман своего потертого тулупа, с которым не расставался ни зимой, ни летом. Злые языки утверждали, что тулупчик этот стал второй кожей Жадюги, и теперь никакая жалость не могла пробиться до сердца хозяина кабака. Некоторые вообще сомневались в наличии оного (то есть сердца) у Жадюги, и у них были вескиё причины на это. — Что-нибудь... На эту мелочь я могу предложить тебе лишь скисшей браги.

— Такую дрянь пей сам, а мне подай то пойло, которое тебе поставляет ЗАО.

— Ладно, раз ты первый клиент за сегодняшний день, так и быть, налью тебе водки. — Жадюга достал огромную бутыль с беловато-мутной жидкостью, от которой несло хлебным духом, и наполнил берестяной стаканчик. — Пей! Еще два стакана за мной, угощаю!

— С чего это ты так расщедрился? — Лад выпил, зажмурился и с шумом втянул в себя воздух. — Крепка, зараза!

— А ты мне сторицей потом вернешь.

— Уверен? Тогда поставил бы мне еду какую. Эту бодягу без закуски пить невозможно.

Лицо Жадюги скривилось как от зубной боли. Но делать нечего, Лад первый клиент. А первого клиента стоит уважать, иначе удачи не будет. На столе появилась квашеная капуста, отварная картошка и холодный кусок вареной курицы.

— Запишу на твой счет. Обычно я в кредит не отпускаю, но для тебя сделаю исключение. Только никому не говори, не порть мою репутацию.

Двери кабака скрипнули, Жадюга приветливо оскалился. Вот она, удача! Но улыбка быстро сползла с его лица, уступив место разочарованию. В кабак вошли Наковальня, гоблин и Донд. Вид у них был жалкий, и Жадюга понял — с этих поживиться будет нечем.

Увидев своих попутчиков, Лад повеселел.

— Прошу к столу, герои!

— Благодарствую, — гоблин повел длинным носом. — Чую, пиво скисшее. Только платить нам нечем.

— Ничего, мне здесь кредит открыли, так что...

Жадюга сплюнул зло и поплелся в кладовую за бочонком пива скисшего.