Литературная Газета 6495 ( № 13 2015) - Литературка Литературная Газета

ЧТО ПОСМОТРЕТЬ:

«Исповедь хулигана. Сергей Есенин» – видеозапись спектакля Сергея Безрукова;

«Re:поэты» – видеозапись рэп-дэнс-спектакля Наума Блика с использованием стихов классиков.

Теги: литературный процесс

Мерзости наблюдателя

Евгений Гришковец.  Почти рукописная жизнь.  - М.: Махаон, Азбука-Аттикус, 2013. – 496 с. + 16 с. ил. – 15 000 экз.

Евгений Гришковец.  Уик Энд (Конец недели):  Пьеса. – М.: Махаон, Азбука-Аттикус, 2014. – 96 с. – 10 000 экз.

Что отличает истинного писателя от графомана? Наверное, полностью выверенного, канонического такого, однозначного ответа не существует. Кто-то скажет – наличие таланта. Кто-то – отсутствие маниакальной склонности к письму. И каждый по-своему будет прав. Но к пониманию сути проблемы это нас ни на йоту не приблизит. Поставим вопрос по-другому. Кого точно нельзя назвать графоманом? Причём – ещё проще – кого конкретно? Назовите, так сказать, десяток фамилий. В этом списке на верхних позициях обязательно окажутся широко известные, раскрученные писатели. Всё-таки бытует в нашем обществе стерео­тип: если уж прославился, значит – не без причины. Есть, значит, какая-то "изюминка" в творчестве, божественная искра, что ли. Но есть ли она? И в творчестве любого ли жителя современного литературного олимпа? Имея прекрасный инструмент – критическое мышление, мы можем относительно быстро получить ответ. А помогут нам сегодня две книги Евгения Гришковца: образчик дневниковой прозы «Почти рукописная жизнь» и пьеса «Уик Энд (Конец недели)».

Начнём с дневника. Здесь Гришковец рассказывает, что с ним происходило в 2012 году. Вроде бы ни на что жанр не претендует. Формально – почти школьное сочинение «Как я провёл лето». Но, как ни странно, даже находясь в такой системе координат, автор упорно пытается навязать некий подход к жизни. Коротко: Я – Д"Артаньян, а вы все... Да-да, именно Я с большой буквы, а вместо вас – отточие, не подразумевающее даже матерной ругани. Окружающий мир для Гришковца – чёрно-белая картинка. Чёрное – то, что ему лично в силу определённых причин не нравится, белое – то, что его потешает и умиляет. Чёрного намного больше. Суждения о нём безапелляционны. Никакого анализа причин, никакого намёка на вопрос: «А что и как можно изменить в лучшую сторону?» Практически в каждой главке, в каждом «интересном деньке» присутствуют тщательно выписанные картины омерзительности бытия. Вот ужин в дорогом нижегородском ресторане: «Вы понимаете? Картошка в супе была обжарена! То есть она не варилась в этом супе, а была пожарена, а потом брошена в суп. Я такого не то что не ел, я про такое даже не слыхивал. Посреди всей этой дряни в тарелке плавал цельный отварной карась, печальный и жалкий, явно зря отдавший свою жизнь». Вот пример юмора: «Кстати, на днях слышал такую шутку: «Посмотрел НТВ – переключи за собой». По-моему, смешно!» А вот суждение о литературе: «В одной из коробок нашёлся том классической корейской новеллы XVII–XVIII веков. Ведь прочёл же тогда, в последние свои летние каникулы, эту муть от корки до корки!» – и кино: «Раньше я не видел, что фильм «Война и мир» Бондарчука так плох. Я даже удивился тому, насколько он плох практически по всем показателям. Особенно плох сценарий. Как же раньше я этого не видел?»

В описаниях «мерзостей» Гришковец доходит порой прямо-таки до экстаза. Чувствуется, что, скажем, проблемы провинции ему глубоко безразличны. Но как на их фоне не получить удовольствие от сознания собственного величия, праведности и чистоты! Гришковец признаётся, что в жизни выбирает позицию наблюдателя. Действительно, он явно умеет «ловить кайф» от всего, что видит вокруг. Мир для него – декорации, в которых разворачивается история «себя любимого». Если такова сугубо личная позиция – полбеды. Но транслировать её на ближних – уже опасно. Человек, особенно придавленный житейскими тяготами, может легко поддаться искушению, найти в подобном снобистском вуайеризме лёгкий путь решения проблем. Потом – другой человек. И ещё... Получится общество наблюдателей, общество, в котором всем плевать друг на друга.

На этой ноте логично перейти к маленькой пьеске «Уик Энд». Собственно, герои её – как раз таки и есть наблюдатели. Бизнесмен Олег, которого «подсиживает» друг и деловой партнёр Виктор, оказывается перед выбором: либо спешно уехать в Эквадор, либо сесть в тюрьму. Плюс вырываются наружу давно копившиеся семейные проблемы. Вроде как пьеса о выборе человеком дальнейшего жизненного пути. Предполагается какая-то внутренняя работа, терзания, что ли. Чего-то достоевского хочется. Но его нет. Постоянно ловишь себя на мысли: всем без исключения героям просто неинтересно происходящее. И Олегу – как ни странно – в первую очередь. Он то смотрит телевизор, то без особых эмоций переругивается с женой. Вроде как согласился уехать, но в итоге решает остаться. Причём только чтобы осложнить жизнь всё уже придумавшему и просчитавшему Виктору. Но и это – не полноценная мотивация, а скорее проявление пассивности. И жалко выглядит попытка Гришковца разбудить героев через абсурдное действие, залезание на стул. Уровень отстранения, сравнимый с таковым в «Постороннем» Камю, может пробить только событие уровня его же «Чумы».

Да не создастся у читателя неправильного ощущения, что в книгах Гришковца нет ничего хорошего. Природа, да и вообще всё, что автору нравится, описано достаточно приятно – как говорится, простенько, но с некоторым вкусом. К сожалению, это лишь капля мёда в бочке дёгтя. Настало время вернуться к разговору о графоманах. Думаю, с позиции сказанного можно немного приблизиться к их определению. Попробую предложить такое: графоман – человек (обладающий талантом или нет), который, даже понимая деструктивность своего творчества, продолжает писать, писать и писать. Потому что не может остановиться.

Теги: Евгений Гришковец , Почти рукописная жизнь , Уик Энд

Многотомный дом классика

М.Ю. Лермонтов: Полное собрание сочинений в 4 т. - СПб.: Издательство Пушкинского Дома. – 300 экз.

Идея создания нового академического издания собрания сочинений М.Ю. Лермонтова, соответствующего достижениям современного лермонтоведения, была выдвинута музеем "Тарханы" на первом оргкомитете по подготовке празднования 200-летнего юбилея со дня рождения М.Ю. Лермонтова. Осуществление этой идеи взял на себя Институт русской литературы (Пушкинский Дом). Новое четырёхтомное собрание сочинений М.Ю. Лермонтова вышло в свет под редакцией И. Чистовой (гл. редактор) и членов редколлегии – В. Багио, О. Миллер, Н. Охотина и Ю. Прозорова.

Это новое научное издание, хотя и не позиционируется как академическое, но продолжает сложившуюся в советское время традицию академических изданий. Неоспоримый научный авторитет до сих пор имеют два академических издания, осуществлённых на базе Института русской литературы (Пушкинский Дом). Это пятитомное собрание сочинений М.Ю. Лермонтова, вышедшее в издательстве Academia в 1935–1937 гг. (под редакцией Б. Эйхенбаума), и академическое, шеститомное, издание М.Ю. Лермонтова (под общей редакцией Н. Бельчикова, Б. Городецкого и Б. Томашевского), осуществлённое в 1954–1957 гг.

«Полное собрание сочинений М.Ю. Лермонтова, – пишет редколлегия издания 2014 г., – <[?]> основывается, с одной стороны, на тех эдиционных традициях, которые сложились в академических изданиях лермонтовского наследия в XX столетии, но, с другой стороны, расширяет и осовременивает эти традиции и в текстологическом, и в комментаторском плане».

Новшеством нового юбилейного издания собрания сочинений М.Ю. Лермонтова стало то, что в корпус текстов поэта введены некоторые его сочинения, вошедшие в научный оборот в последние десятилетия. Например, напечатана поэма (под условным названием) «Евгений», предположительно написанная Лермонтовым в годы учёбы в Московском Благородном пансионе. Впервые публикуются: ученическое сочинение Лермонтова пансионской поры «Бородинское поле» (на французском языке) и прозаическая пародия на жизнь юнкеров «Пограничные известия. Перепония», которая была написана Лермонтовым во время учёбы в юнкерской школе. Редколлегия сочла возможным также включить в собрание сочинений давно известные, но традиционно не публикуемые по цензурным условиям юнкерские поэмы Лермонтова (правда, с сохранением купюр). Как вспомогательный биографический материал в новом издании печатаются не только письма Лермонтова, но и немногочисленные сохранившиеся письма или фрагменты писем, адресованные ему. Издание снабжено большим справочно-библиографическим аппаратом и научным комментарием.