Горный цветок - Алексей Владимирович Высоцкий

Главарь мечтает, как, казнив пограничника и разделавшись с мужиками, которые их выдают, он вернется и расскажет Бандере, каким трудным и опасным был этот рейд. Бандера поймет. Только он, Бир, мог справиться с ответственным заданием в сложившейся обстановке…

Бир ловит себя на мысли, что расслабился. А этого допустить нельзя. Он должен быть начеку. Иначе… Даже его чутье может изменить.

Во мгле повис тяжелый багровый месяц. При его свете Шныриков увидел скалистые хребты Гарганских гор, которые Рудой окрестил «петушиными гребнями».

Пограничнику хорошо знакомы их поднебесные кручи с острыми вершинами. Скалистые, крутые, безлесые, они были крепостью, которую довелось штурмовать Николаю и его товарищам по Четвертому Украинскому фронту. Здесь пулеметчика Шнырикова со взводом пограничников забросили в тыл гитлеровским егерям. Атакованные вдесятеро превосходящими силами гитлеровцев, пограничники стояли насмерть и удержали перевал до подхода своих.

Он верил: и теперь на помощь придут друзья. Они где-то близко. Об этом говорит беспокойство стражей, стрельба, петляние по лесам, внезапный уход бандеровцев в горы.

Уже несколько часов льет дождь. Неужели Серега потерял их след? Дождь и снег. Вокруг опять все помутнело. Горные потоки вздулись, словно вены на теле земли. Пелена сгущалась. Даже ели, растущие вблизи, едва видны. Дождь льет частый и крупный, как, бывало, дома весной.

…Босые ноги шлепают по лужам, оставляя на размытой дождем дороге следы. Впереди, лениво обмахиваясь хвостами, степенно идут коровы. Они то и дело останавливаются, будто оглядываясь на шагающих за ними деревенских мальчишек.

Ребята гонят стадо на выпас.

«Слыхал, Колька, челюскинцев сняли с льдины? Во здорово! Это летчики!..» «Водопьянов, Леваневский, Ляпидевский, — залпом уточняет всезнающий Михаил. — Мне учительница говорила. Я, ребята, как вырасту, тоже летчиком стану». «Так тебя и возьмут!» «Возьмут, — уверенно парирует Мишка. — Батя сказывал, что Гришка, сын сторожа из деревни Тупик, в армии выучился на летчика. А что, Комаровка хуже?»

Комаровка… Она была для них целым миром.

Рубленые, низкие, конопаченные мхом избы под соломенными крышами, в которых керосиновая лампа только начала вытеснять лучину. А теплая печь!.. Сколько раз они с Мишкой, бывало, на этой печи, мечтали…

— Отдыхаешь? — долговязый подозрительно смотрит на пленного. Сегодня им не до пыток. Пограничники рядом. Нужно уходить скорее.

Шныриков, слышавший выстрелы карабинов, все понял.

Надежда снова затеплилась в душе. Товарищи недалеко. При мысли о них Николай забывает о боли. Еще час, два, день — ребята наверняка найдут верный след. Их, наверное, ведет Серега…

Только суждено ли им увидеться? Когда банду настигнут, «кабан», конечно, прикажет убить его…

И все-таки Николай надеется. Наперекор всему хочется жить.

И он будет жить. Вера придала силы. Николай уснул. Словно и не было кошмара истязаний, будто не его ждала смерть.

Снова приснилась Комаровка. Старенький деревенский дом и двор, по которому метался огненно рыжий Шарик.

Сильный удар в бок разбудил Николая.

— Не храпи, думать мешаешь! — шипит рябой и скалит зубы, довольный собственной остротой. И в то время, когда губы его растягиваются в улыбке, глаза продолжают смотреть немигающим мертвым взглядом.

«Опять будет пытать!» — содрогнулся Николай. Снаружи донесся какой-то шум и крик. Долговязый, чертыхаясь, вышел из бункера.

Шныриков изнемогает. Ему кажется, что он не выдержит больше пыток. Но он должен выдержать, он обязан…

Все то, что Николай перенес у бандеровцев, позволило ему яснее, чем когда-нибудь, ощутить, насколько нужна людям их пограничная служба.

Изнемогая от ран и боли, он все же не чувствует себя побежденным. Нет, он не повержен. Побеждает он…

— Вставай! — В блиндаж в сопровождении долговязого вошел красногубый. — Не притворяйся!

— Шо ты его уговариваешь, дай я его подниму! — сказал рябой.

Но Шныриков на этот раз их не слышит. Силы оставили его, и он вновь потерял сознание.

— Вроде без памяти, — сплюнул долговязый и длинно выругался, — придется нести.

— Проклятый москаль! — дергается красногубый. Нагнувшись, он хватает пограничника за ногу и тащит. — Тяни за вторую.

На поляне, куда они волокут пленного, их ожидают сотни. В сборе все, кроме тех, кто караулит лагерь. Бир обещал зрелище. Обозленные, усталые, страшась угрожающей им опасности, они свирепо радуются предстоящему развлечению.

Снег и дождь прекратились. Прояснилось небо.

— Сейчас будет казнь, — обещает Бир.

Главарь, как опытный режиссер-постановщик, продумал все детали спектакля.

Он сам выбрал деревья. Бир уверен, пограничнику не устоять. Мертвый и тот не выдержит…

— Вы побачите, як вин зломается, — говорит главарь. — Кличьте усех, нехай побачут. — Биру хочется, чтобы все видели его победу.

Николай лежит без сознания недалеко от деревьев, где распоряжается Бир. Он не знает, что замыслил вожак. Впрочем, Шныриков не ждет ничего хорошего. Еще утром красногубый сообщил ему со злорадной улыбкой:

— Отнянькались мы с тобой. Сегодня Бир зломает тебя.

Не зная точно, что затеял «кабан», Шныриков понял: конец.

«Только бы устоять. — Шныриков смотрит на перекошенное злобой лицо красногубого. — Должен выдержать. Отроду не было предателей среди Шныриковых…» Перед глазами проплыли лица деда, отца, дяди… «Ваш муж, бронебойщик Алексей Кондратьевич Шныриков, пал смертью героя…»

Николай представил себе этот миг. На дядю Алексея, громыхая гусеницами, ползут тупорылые бронированные чудовища.

Дядя нашел силы, как тот солдат, которого замучили бандеровцы. А Михаил, направивший горящий танк на машины фашистов?

И он, пограничник ефрейтор Шныриков, умрет как солдат. Зря сорвали значок с его гимнастерки. Комсомол у него в сердце, врагам его не достать. А боль? Стоит ли ее бояться? Он ведь уже переступил ту незримую черту, которая разделяет жизнь и смерть. Пусть боятся враги. Им не уйти. Возмездие близко. Не сегодня, так завтра они будут разбиты. Их действительно много. Красногубый не соврал. Наверное, сотни три. И все же они бегут. Прячутся… Их преследуют не только пограничники, но и страх…

Пытки сделали Николая совсем слабым. Без посторонней помощи ему не сделать и трех шагов. Но вера его жива. На последнем привале, лежа у дерева, Николай нацарапал на гладкой коре несколько букв: «Верю!»

На большее не хватило сил. Но товарищам достаточно будет и этого. Напрасно бандеровцы тщательно маскируют следы. Все равно их прочтут Серега, Варакин…

Бессмертие

Шныриков не знает, что, безоружный и беспомощный, он внушает страх красногубому. Бандеровец не только ненавидит раненого, он боится его. Красногубый опасается, что Бир сохранит жизнь солдату, когда тот выдаст мужиков. Что пограничник заговорит, красногубый не сомневается: то, что придумал Бир, выше сил человека. Недаром он вожак. У него голова. Но, восхищаясь Биром, красногубый не радуется. Он не может радоваться.

— Ты что, его в сотню решил узять? — угрюмо спрашивает он главаря.

Занятый