Шестиклассники - Юрий Сальников

Сзади громко засмеялись:

— Молодец! Здорово отчубучил!

Вразвалочку подходил Лядов. Хлопнув Галкина по плечу, он прищурился, глядя на Аню.

— Что? Съела?

— А тебя не спрашивают! — дрожащим голо­сом проговорила она.

— Спокойствие, гражданочка, спокойствие, — изогнулся Лядов, не скрывая своей насмешки. — Мы сами с усами!

— Гони её, гони, — подтвердил Галкин.

Ане стало до слёз обидно. Она никому не сде­лала плохого. Никому! И никогда не ябедничала! Она поняла, о чём заговорил Галкин. Только про двойку его матери сообщила не она, а Эмма Жар­кова. Вечером Эмма прибегала к ней от Зойки хвастаться кудряшками. Кудряшки Ане не понрави­лись. Эмма надулась, рассердилась и, увидев Лидию Тарасовну, мать Лёни, которая проходила мимо с бельём в руках, вдруг с ухмылочкой выло­жила ей всё про Галкина: дескать, опять ваш сы­ночек хуже всех в классе. Аня тогда окончательно поссорилась с ней: разве хорошо ехидничать? И вот теперь Галкин налетел на неё.

Она не стала ничего объяснять и молча отошла к своей парте.

За спиной опять раздался смех. Лядов что-то шепнул Галкину, и оба захохотали. Ну и пускай, пускай думают что угодно, раз они такие против­ные — сплошные двоечники, прогульщики и обид­чики!

В перемену Таисия Николаевна, заглянув в класс, сама поинтересовалась, почему вчера не было Галкина. Лёня ответил не задумываясь:

— Болел! Голова, знаете, как трещала! Таисия Николаевна спросила у Гроховского, и он тоже заявил, что болел.

— Странная эпидемия, — покачала головой учи­тельница и велела друзьям принести на следующий день от родителей записки с объяснением, почему каждый из них пропустил занятия в школе.

Гроховский помрачнел, а Лёня поспешно заявил:

— Альбом-то для выставки я принёс!

Он, конечно, хотел «задобрить» Таисию Нико­лаевну: вот, мол, какой я, почти в срок принёс!

Учительница кивнула и, выходя из класса, ска­зала, чтобы Дима Шереметьев взял у Лёни альбом и положил в шкаф.

Дима немедленно подлетел к Галкину:

— Давай, давай! А коллекция где?

Коллекции у Галкина не было. Тогда Шереметь­ев выхватил у Лёни синюю тетрадку, какие про­даются для рисования, и перелистал её всю очень быстро. И вдруг, глядя прямо на Галкина, засмеял­ся тоненько-тоненько, словно издеваясь. Потом ото­шёл к своей парте и снова оглянулся, не в силах скрыть какую-то непонятную, переполнявшую его радость. А Галкин, наоборот, нахмурился и стал совещаться с Гроховским.

Странное поведение Шереметьева объяснилось после уроков.

Едва показалась Таисия Николаевна, которая к концу дня опять зашла проведать своих воспитан­ников, как Дима крикнул:

— А Галкин обманул! Сдал альбом, а это вовсе не его!

— Как не его? — удивилась Таисия Николаевна.

— Он рисовать не умеет, а тут нарисовано!

— Может быть, он научился?

— Да нет! — уверял Дима. — Тут совсем дру­гое!

Таисия Николаевна стала просматривать альбом. А Шереметьев, торжествующе улыбаясь, ёрзал на месте и поминутно оглядывался.

— Сиди ты! — одёрнул его сзади Гена Кузеванов.

— А пусть не обманывает! — даже привстал с места Дима. — Мы собираем, что за лето сдела­ли. А он ничего летом не сделал, только нахвастал­ся, а теперь хочет обмануть!

Может, и правдой было то, что выкрикивал сейчас Дима Шереметьев. Но так нестерпимо хо­телось ему уличить товарища, так давно он, видно, ждал этого случая и так откровенно торжествовал сейчас победу, что Аня возмутилась его подлой зловредностью. И, несмотря на то, что Дима был в числе примерных учеников, которые хорошо учат­ся, не пропускают занятий и образцово сидят на уроках, а Лёня Галкин являлся одним из тех без­дельников, прогульщиков и обидчиков, от которых страдала Аня и весь класс, Аня, не рассуждая, безоговорочно встала на сторону Лёни Галкина.

— Ничего не значит, — крикнула она. — Ничего не значит, когда сделано! Я тоже растения тундры сейчас готовлю!

— Конечно, конечно, — зашумели вокруг другие ребята.

Наверное, многим не понравилось, как Шере­метьев налетел на Галчонка.

Аня с тревогой смотрела на учительницу, кото­рая ещё не произнесла ни слова. Неужели она бу­дет хвалить Шереметьева, а Галкина поругает? Замечает она или не замечает, что весь класс на­строен сейчас против Шереметьева?

До сих пор Таисия Николаевна делала всё, что делают другие руководительницы: интересовалась учёбой, ходила к ученикам, изучала, кто как жи­вёт, кто с кем дружит. А вот теперь она впервые стояла перед классом, и от неё ждали ответа, по которому можно сразу понять, справедливая она или несправедливая.

И она сказала:

— Я считаю, что Аня Смирнова права. Нет бе­ды, если мы приготовим для выставки что-нибудь сейчас. Летом не успели сделать, а впечатлений много. И хорошо, если Лёня потрудился теперь.

— Так ведь он не сам! — опять выкрикнул Ше­реметьев.

Таисия Николаевна, пристально глядя на него, вдруг спросила:

— А чему ты радуешься?

Ага! Значит, и она заметила, как он злорадст­вует! Тут уж все ребята, осуждая Диму, зашумели:

— Сам не сам — не важно! Главное — сделано! Нечего приставать!

Но Таисия Николаевна успокоила класс:

— Подождите. Защищая Лёню Галкина от не­нужных придирок, мы не можем пропустить без внимания и слова Димы.

Аня только сейчас поняла, что для полной ясно­сти, конечно, нужно выслушать Галкина. Возмущён­ная поведением Шереметьева, она готова была всё простить Лёне, даже если он виноват. А учительни­ца, осудив Шереметьева, решила разобраться до конца. И это тоже было справедливо!

Лёня встал, подтолкнув локтем Стасика. Встал и Гроховский.

— Вот, — начал Лёня. — Рисовал он. И писал кое-что. Ну и я… Оба мы.

— Оба альбом делали? — переспросила Таисия Николаевна.

Лёня и Стасик вместе кивнули.

— А почему выдаешь его за свой?

— Так он его и есть! — воскликнул Стасик. — Я только помогал ему.

— Чтобы красивее было, — добавил Лёня.

— Так, — Таисия Николаевна задумчиво пере­листала тетрадь. — Рисуешь ты хорошо. Я рада, что у нас в классе появился такой художник. А сам к выставке что-нибудь готовишь?

Гроховский заулыбался:

— Хотел рисунки. Когда ехал сюда в поезде, из окна вагона рисовал. Доделать надо, да времени нет. Всё над этим сидели.

— Так, — повторила Таисия Николаевна медлен­но. — Значит, своё отложил, чтобы товарищу по­мочь?

— Ну да.

— Молодец! Ты хороший друг, Стасик. И я ду­маю, Лёня не будет возражать, если мы на этом альбоме так и напишем — тут пока нет никакой подписи: «Делали Лёня Галкин и Стасик Грохов­ский». Согласны?

— Согласны, согласны! — закричал Лёня, а за ним и ребята.

Все с улыбкой оглядывались на Стасика: довольны были таким решением. Дима Шереметьев дождался, когда стало потише, и снова подал голос:

— Все равно обманул Галкин! Он ещё коллек­цию обещал, а её нет!

— А ты ежа обещал! — выпалил Лёня. — Где твой ёж?

— Сдох! — ответил Шереметьев. — Нет боль­ше ежа!

— Ну, так вот и коллекции нет. Перепуталась вся трава.

— А говорил — сделана!

— Сиди ты! — ещё раз одернул Шереметьева Гена Кузеванов.

Таисия Николаевна сказала:

— Лёня Галкин в день переклички поторопился сообщить нам, что у него для выставки все готово. Лучше, ребята, сначала сделать, а потом говорить.

— Вот, вот, — поддакнул Дима.

— А ты, — обратилась к нему учительница, — никогда не рой яму другому, ненароком и сам в неё угодишь!

Эти слова вызвали смех. Кто-то из соседей Ди­мы даже прихлопнул его по плечу: дескать, прова­ливайся в яму!

Дима покраснел и замолчал.

В классе начался новый разговор — о сегодняш­них занятиях.

Аня слушала теперь Таисию Николаевну, следя за ней признательным взглядом, полным уважения.

Фраза, которую ребята охотно произносили раньше, — «Таисия Николаевна у нас хорошая!» — наполнилась конкретным смыслом. С радостью вве­ла Аня Таисию Николаевну в круг самых дорогих людей, которые во всём умеют правильно разбирать­ся и всегда бывают справедливыми.

В заключение Таисия Николаевна напомнила Галкину и Гроховскому, что ждёт их завтра с за­писками от родителей. И хотя это были уже не­приятные для ребят слова, все их восприняли как надо: ведь и это справедливо.

Выходя из школы с девочками, Аня видела, как Галкин и Гроховский бок о бок удалялись по улице вдвоем, отколовшись от остальных мальчиков. О чём они говорили? Об альбоме? О коллекции? Или о записках из дому?

Аня проводила Машу Гусеву, потом повернула назад к себе и у ворот своего дома столкнулась с Гроховским: он шёл, конечно, от Галкина.

Выглядел Гроховский таким скучным, что его узкое лицо, казалось, вытянулось ещё и острый длинный нос торчал ещё сильнее. Мальчик даже не заметил Аню, прошёл мимо, но она окликнула его: