История - Лев Диакон

9. Совершив свое преступное и богопротивное дело, Иоанн вошел в великолепный дворцовый зал, называемый Хрисотриклином [62], надел на ноги пурпурную обувь, воссел на василевсов трон и стал размышлять о том, как захватить государственную власть и устранить возможное сопротивление родственников василевса. Тем временем воины из охраны Никифора, слишком поздно узнав о его убийстве и надеясь, что он еще жив, бросились на помощь и изо всех сил старались проломить железные ворота. Но Иоанн приказал вынести голову Никифора и показать ее через отверстие его телохранителям. И вот некто по имени Аципофеодор, подойдя [к телу Никифора], отрубил голову и показал ее бунтующим [воинам]. Это страшное и невероятное зрелище подействовало на них: они выпустили мечи из рук, запели на другой лад и в один голос провозгласили Иоанна василевсом ромеев.

Труп Никифора целый день валялся на снегу под открытым небом; это было в субботу одиннадцатого декабря; только поздним вечером Иоанн приказал предать его подобающему погребению. Тело уложили в наскоро сколоченный деревянный ящик и в полночь тайно отнесли в храм Святых апостолов; там его поместили в одну из царских гробниц [63], в той же усыпальнице, где покоится тело божественного и прославленного Константина [64]. Но злодеи поплатились за свое преступление; неусыпное правосудие отомстило им впоследствии: у всех, кто приложил руку к убийству василевса, было отнято имущество и, очутившись в крайней нищете, они, подлые, подло и жизнь свою закончили. Мне представляется, однако, что я уже достаточно сказал о подвигах василевса Никифора, о его жизни и гибели. Я полагаю, что те, кто слишком долго останавливается на этом предмете и чрезмерно распространяется о нем, страдают пороком любопытных сверх меры людей, которые выходят за границы описываемого и не обходят вниманием никакой мелочи. Итак, мне кажется, что пора прекратить рассказ о [Никифоре] и его деяниях и вписать по возможности деяния Иоанна, которого прозвали Цимисхием (это армянское слово в переводе на греческий язык означает «туфелька» [65]; такое прозвище было дано Иоанну, потому что он был малого роста), – пусть же не исчезают в пучине забвения дела полезные и достойные памяти.

Книга 6

1. Таким образом, после уже описанного мною убийства императора Никифора, бразды правления берет в свои руки Иоанн, по прозванию Цимисхий. Уже в начале четвертой ночной стражи, на рассвете в субботу одиннадцатого декабря тринадцатого индикта шесть тысяч четыреста семьдесят восьмого года [1] по улицам города разъезжал отряд избранных воинов, провозглашая Иоанна и сыновей прежде царствовавшего Романа самодержцами ромеев [2].

В небольшом удалении от воинов следовал Василий Ноф [3], сын императора Романа Старшего от скифянки, украшенный достоинством проедра. Никифор первый из августейших правителей ввел такое звание, чтобы почтить этого человека, который, хотя и был скопцом, отличался предприимчивостью, изобретательностью и умением применяться к различным обстоятельствам. Он участвовал в заговоре Иоанна и был очень к нему расположен. Сначала он притворялся больным, а потом и в самом деле занемог и слег в постель; узнав о ночном убийстве Никифора, он с отрядом отважных юношей пошел за упомянутыми воинами, провозглашая Иоанна августейшим императором ромеев. Затем он вернулся во дворец и стал заниматься с Иоанном государственными делами, получив от него звание паракимомена.

Посовещавшись о принятии мер к собственной выгоде, они тут же разослали по всему городу указы и предписания, в которых под страхом отсечения головы запрещалось поднимать мятеж или совершать ограбления. Весть об этом внушила немалый страх византийцам, и никто не посмел в нарушение приказа произвести возмущение. Во время такого рода переворотов встречаются праздные из народа и неимущие, которые грабят добро и разрушают дома, а иногда и убивают соотечественников. Так было и во время провозглашения императором Никифора, но указ Иоанна предотвратил и подавил эти безрассудные устремления площадной черни [4].

2. Во время этих событий родной брат Никифора, куропалат Лев, спал у себя дома. При известии об убиении брата ему следовало раздать на улицах свои огромные золотые сокровища, привлечь таким путем на свою сторону горожан и призвать их также к отмщению тиранам [5]. Если бы он решился на это, ему удалось бы немедленно и без пролития крови лишить Иоанна власти – ведь люди, занимавшие государственные должности, получили их от Никифора, а в Византии находилось преданное ему значительное войско. Все они присоединились бы к [куропалату Льву], если бы он отважился поднять мятеж и горячо принялся за дело. Но он помутился разумом от большого горя и даже не подумал об этом; предоставив все судьбе и силе обстоятельств, он поспешил в прославленный храм Премудрости божьей.

Что же касается Иоанна, то он, прежде чем солнце распространило всю мощь своего сияния над землей, назначил на высшие государственные должности своих приверженцев. Он отстранил претора, друнгария флота [6], [друнгария] виглы [7], называемого ночным эпархом [8], которые были сторонниками Никифора, и приказал им вместе с их родственниками жить в своих сельских поместьях. Брата же императора Никифора, куропалата Льва, с сыном его, патрикием Никифором, он заверил в том, что их жизни не угрожает опасность, и отослал их в город Митимну, расположенный на острове Лесбосе [9]. Затем он сместил всех топархов областей [10] и поставил вместо них своих близких. Тогда же он отстранил от должности и отправил в Амасию [11] и [второго] сына куропалата Льва, патрикия Варду, который был возведен [Никифором] в достоинство дуки и находился в Халдии [12]. Таким образом, он сделал все возможное для того, чтобы пребывать в полной безопасности и спокойно заниматься делами, устранив от управления государством всех подозрительных людей; затем Цимисхий поселился во дворце. Когда он вступил на императорский престол, ему шел сорок пятый год.

3. Что касается наружности Иоанна, то она была такова. Лицо белое, здорового цвета, волосы белокурые, надо лбом жидкие, глаза голубые, взгляд острый, нос тонкий, соразмерный, борода вверху рыжая и слишком суженная по сторонам, а внизу правильной формы и не подстриженная. Он был малого роста, но с широкой грудью и спиной; в нем таилась гигантская сила, руки обладали ловкостью и непреодолимой мощью; геройская душа [13] его была бесстрашна, непобедима и отличалась поразительной для такого маленького тела отвагой. Он один без боязни нападал на целый отряд и, перебив множество [врагов], с быстротой птицы возвращался к своему войску, целый и невредимый. В прыганье, игре в мяч, метании копья и стрельбе из лука он превосходил всех своих сверстников. Говорят, что он выстраивал в ряд четырех скакунов и, птицей мелькнув над тремя из них, садился на последнего. Он так метко направлял дротик в цель, что тот пролетал через отверстие величиной с кольцо; в этом он превосходил даже прославленного Гомером островитянина [14], стрелы которого проходили через проушины в секирах. Он клал кожаный мяч на дно стеклянной чаши и, пришпорив коня, проносился на полном скаку, ударяя по нему рукоятью копья так, что мяч подпрыгивал и устремлялся в воздух, чаша же оставалась совершенно целой и не двигалась с места. Он всех превосходил щедростью и богатством даров: всякий, кто просил у него чего-либо, никогда не уходил обманутым в своих надеждах. Он был человеколюбив и ко всем обращался с открытым сердцем и лаской, расточая, подобно пророку, елей [15] благотворительности; если бы паракимомен Василий не обуздывал его ненасытное стремление оказывать благодеяния согражданам, он очень скоро исчерпал бы всю императорскую казну на раздачи бедным. Но недостаток Иоанна состоял в том, что он сверх меры напивался на пирах и был жаден к телесным наслаждениям [16].

4. Таким образом Иоанн, сверх всяких ожиданий, за семь дней устроил все дела управления и укрепил свою власть. Ведь обычно при больших переворотах возникают мятежи и беспорядки, а тогда, после убийства императора Никифора, народ по неизвестной мне причине молчал и соблюдал полное спокойствие; никто из телохранителей не получил даже пощечины. [Затем Иоанн] отправился в великий храм Премудрости божьей, чтобы патриарх, как положено, увенчал его императорской диадемой. Согласно обычаю, всякий вступающий на ромейский престол приближается к амвону храма, и тот, кто облечен в то время саном иерарха, благославляет его и возлагает на его голову царский венец [17]. Патриарший трон занимал тогда Полиевкт. Это был муж святой и, несмотря на свой престарелый возраст, пламенный духом. Он объявил, что не дозволит государю войти в храм, пока тот не изгонит из дворца августу и не назовет убийцу императора, кем бы таковой ни оказался; кроме того, он потребовал вернуть синоду изданную Никифором в нарушение справедливости грамоту. Дело в том, что Никифор, то ли намереваясь устранить допускаемые, по его мнению, некоторыми иерархами нарушения священных обрядов, то ли желая подчинить даже то в религии, над чем ему властвовать не полагалось, заставил иерархов составить указ, согласно которому ничего нельзя было предпринимать в церковных делах без его воли [18].