Крепости и замки Сирии эпохи крестовых походов - Александр Юрченко

Самая мощная башня крепости – донжон диаметром 29 метров – одна из самых больших, из построенных крестоносцами на Ближнем Востоке. Сохранились остатки зубцов в её верхней части; по рядам бойниц видно, что башня была трёхэтажной.

Одно из интересных мест – угловая северо-восточная башня. Стены обоих поясов обороны так близко подходят друг к другу, что получается, что одна башня, как бы стоит на другой. Это мешало врагам в случае овладения первым поясом стен полностью окружить цитадель.

Крепостью восхищались как непревзойдённым образцом французского фортификационного искусства, как современники, так и исследователи нашего времени. Например, известный нам Вилбранд Ольденбургский оставил такие воспоминания:

«Это огромная и мощная крепость, защищённая двойными стенами и несколькими башнями. Она стоит на высокой горе. Эта крепость принадлежит Госпитальерам и является самой мощной из всех в этой стране. Она стоит лицом к лицу с многочисленными крепостями Старца Горы и султана Алеппо и осуществляет такой контроль за их тиранией, что собирает с них ежегодную дань в 2000 марок. Каждую ночь четыре рыцаря-госпитальера и двадцать восемь солдат несут стражу здесь. Госпитальеры содержат здесь 1000 человек отдельно от гарнизона. Каждый год на землях вокруг замка собирают урожай пшеницы, который увозили более чем на 500 повозках. Провизии в крепости хватает на пять лет» [78].

Мусульманский географ Якут, писавший в 1220-х годах, высказывается более лаконично, но не менее восторженно:

«Все говорят, это крепость, подобную которой никто не видел».

Крепостью и расположенным на берегу моря в трёх километрах от подножия замка городом Валения (сейчас Банияс) с 1119 г. владело семейство Мазуар, имевшее большой вес в Антиохийском княжестве. Шевалье Рено I Мазуар (Мансер), констебль Антиохии (1101–1131 г.г.), был одним из самых влиятельных баронов Антиохийского княжества. Он отличился в сражении регента княжества Рожера Салернского с атабеком Алеппо Ильгази из династии Артукидов, известном как битва «на Кровавом поле». Из 700 рыцарей, участвовавших в сражении, в живых осталось только двое: Рено 1 Мазур – главный конюший княжества и Готье – канцлер княжества. С группой оруженосцев они сумели пробиться из окружения. О знатности рода говорит тот факт, что сын Рено I – Рено II женился на Агнесс, дочери правителя Триполийского графства Понса, мать которого, Сесилия, была сестрой французского короля Луи VI.

В 1140 г. Рено II, больше известный из истории не по фамилии отца Мазуар, а по её транскрипции Мансер, решил перестроить крепость Маркаб и так увлёкся строительством, что увеличил периметр её стен в десятки раз. На строительство и содержание крепости ушло почти всё состояние семьи, поэтому Бертран Мазуар решает продать Маркаб госпитальерам 1 февраля 1186 году, почти сразу после смерти отца. Тем более что землетрясения 1157, 1170 и 1186 гг. нанесли крепости урон, требовавший значительных средств на восстановление. Сумма выплат составляла ежегодную пенсию в размере 2200 золотых безантов, которые выплачивались бывшим владельцам в Триполи, куда семейство Мазуар (Мансер) переехало после продажи своих владений.

При госпитальерах крепость вышла из-под подчинения Антиохийскому княжеству и более ста лет представляла собой островок независимости, окружённый мусульманскими землями. Монахи-воины не отказывали себе в удовольствии совершать вместе с обитателями Крака де Шевалье совместные «партизанские» рейды по вражеской территории.

В 1267 г. госпитальеры заключили с султаном Бейбарсом, покорителем замка Крак де Шевалье, перемирие на 10 лет 10 месяцев 10 дней и 10 часов. «Утихомирить» грозных рыцарей смог лишь султан Калаун в 1291 г. Не исключено, что преемник Бейбарса терпел бы госпитальеров и дольше, если бы те не выступили вместе с монголами войной против султана. В 1281 г. Калаун отразил нашествие монгольского хана и приступил к подготовке войны с госпитальерами. В полной секретности, подготовив большое количество осадных башен и катапульт, собрав под свои знамёна лучших лучников, Калаун 25 апреля 1285 г. появился под стенами Маркаба. Монахи-госпитальеры, умелые воины, закалённые в боях, в течение месяца отбивали атаки мусульман. Калаун понял, что взять Маркаб штурмом не удастся. Оставалось пойти на хитрость.

Легенда о Маркабе и султане Калауне

Как-то после одного из неудачных штурмов полководец сидел у костра возле своей палатки.

– О, Аллах, – воскликнул он, сжимая в руке осколок чёрного базальта, – проклятый камень не поддаётся никакой силе.

И в ярости бросил его в огонь. Долго сидел Калаун у костра, мрачно разглядывая языки пламени, и вдруг на его глазах раскалившийся камень треснул. Обрадованный султан собрал военный совет и рассказал о придуманном им плане захвата крепости.

И вновь арабское войско ринулось на приступ. С крепостных стен Мркаба летели сотни стрел и огромные камни, лилось кипящее масло, но под южной стеной арабские специалисты пробили углубление и подвели под неё запал из множества деревянных брёвен. Жарко запылал огонь, раскаляя каменную кладку, осадные машины забрасывали на стену горящую смолу, и под напором огня сдался чёрный камень – неприступная стена рухнула.

Воины Калауна бросились в пролом, захватывая бастионы крепости. Крестоносцы взмолились о пощаде: один за другим, низко опустив головы, проходили они через крепостные ворота, а сверху, со стены замка на них смотрел торжествующий султан Калаун.

Так оно было, или нет, теперь никто не может сказать. Из документов того времени известно, что султан предложил госпитальерам капитуляцию и те согласились. Султан обошёлся с оставшимися в живых рыцарями так же по-рыцарски: всем была сохранена жизнь и свобода, разрешено взять с собой 55 лошадей и мулов, гружённых имуществом, и 2000 золотых монет.

Саон

Я сидел на террасе гостиницы «Меридиан» на берегу уютной бухты в семи километрах к северу от Латакии, потягивая горький арабский кофе, и разглядывал морские камешки, которые я всегда собираю, находясь у моря. Останавливаться в Латакии, в этом шумном портовом городе, мне не хотелось – что толку, что море рядом, ты всё равно его не увидишь. Другое дело мыс Рас ибн Хани, ещё его называют Лазурным берегом Сирии. Здесь море рядом, вот оно, в двадцати метрах от моего кресла. Захочу – встану, потрогаю его, захочу – буду любоваться им издалека, ещё лучше сделать аэрофотосъёмку с какого-нибудь воздухоплавательного аппарата. Что я увижу тогда? Гигантскую оранжевую миску, до краёв наполненную бирюзовой морской водой, лежащую на изумрудном ковре. Края миски – это глинистый пологий берег, образованный двумя мысами Рас ибн Хани и ещё одним, безымянным. Изумрудный ковёр – зелёная зона многочисленных отелей и вилл, окаймляющая весь берег бухты.