Вячеслав Молотов. Сталинский рыцарь «холодной войны» - Джеффри Робертс

Пригрозив полностью остановить переговоры, Молотов сделал очень эффектный шаг: в этой затее с тройственным союзом главным для британцев и французов было заручиться советской поддержкой для их гарантий в отношении Румынии и особенно Польши, над которой нависла прямая немецкая угроза из-за спора по поводу так называемого «польского коридора» – территории, где польская таможня контролировала порт Данциг и выход к Балтике, но при этом она отделяла Восточную Пруссию от остальной Германии.

К 1 июля Британия и Франция приняли советскую позицию в вопросе гарантий при условии, что список стран, которым будут предоставлены гарантии, будет не опубликован, а представлен в секретном протоколе11. СССР это устраивало, но теперь перед ним маячила куда более серьезная проблема. Советский проект трехстороннего альянса автоматически подразумевал согласие с военной конвенцией, уточняющей условия практического военного сотрудничества между тремя странами. Сталин был настроен на войну с Гитлером в самом ближайшем будущем и желал точно знать, на какую поддержку со стороны Британии и Франции он может рассчитывать. Потому-то Советы и настаивали на одновременном подписании военного и политического договоров, с помощью которых и был бы создан трехсторонний союз. А Лондон и Париж, со своей стороны, полагали, что Гитлер испугается развязывать войну, если после переговоров о военной конвенции будет подписан политический договор. На встрече с Сидсом и Полем-Эмилем Наджиаром, новым французским послом, проходившей 17 июня, Молотов четко сообщил, что на такое СССР не согласен12. Позже, в тот же день в телеграмме Майскому и Сурицу Молотов дал волю своему гневу из-за затянувшихся, утомительных и тяжелых переговоров: «Мы настаиваем также на том, что военная часть есть неотъемлемая составная часть военно-политического договора… и категорически отклоняем англо-французское предложение о том, чтобы прежде договориться о «политической» части договора и только после этого перейти к военному соглашению. Это мошенническое англо-французское предложение разрывает единый договор на два договора и противоречит нашему основному предложению об одновременности заключения всего договора, включая и его военную часть, которая является самой важной и самой политической частью договора. Вам понятно, что без совершенно конкретного военного соглашения, как составной части всего договора, договор превратился бы в пустую декларацию, на которую мы не пойдем. Только жулики и мошенники, какими проявляют себя все это время господа переговорщики с англо-французской стороны, могут, прикидываясь, делать вид, что будто бы наше требование одновременности заключения политического и военного соглашений является в переговорах чем-то новым… Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет. Тогда пусть пеняют на себя»12.

Учитывая, что скорее всего эту телеграмму читал Сталин, можно предположить, что послание Молотова имело целью в том числе и загладить собственную неудачу наркома, которую он потерпел, пытаясь донести до британцев и французов важность соглашения по поводу политического договора. Как бы то ни было, вскоре Лондон и Париж сдались. 23 июля Сидс и Наджиар сообщили Молотову, что предложение СССР принято. Молотов казался очень довольным и предложил Москве, где должны были проходить военные переговоры, приступать к ним немедленно: «Сам факт, что военные обсуждения уже начались, произведет на мир куда большее впечатление, чем объявление о политических статьях. Это станет мощной демонстрацией со стороны трех правительств»14.

Военные переговоры открылись в Москве 12 августа. Через два дня глава советской делегации нарком обороны маршал Климент Ворошилов поставил перед английской и французской делегациями ключевой вопрос: будет ли разрешено Красной Армии войти в Польшу и Румынию в случае немецкой агрессии? Ему ответили, что, начнись война, поляки и румыны охотно пустят к себе Красную Армию. Это не удовлетворило СССР, желавший заранее знать, чего ждать в такой ситуации. На предложение заручиться согласием поляков и румын Ворошилов возразил, что Польша и Румыния являются союзниками Британии и Франции и находятся под защитой британско-французских гарантий, потому получать разрешение – задача Лондона и Парижа. Переговоры продолжались, делегаты из Британии и Франции советовались с руководством своих стран. Но 17 августа Ворошилов предложил сделать перерыв до тех пор, пока не будет получен письменный ответ на его вопрос. Когда 21 августа обсуждение возобновилось, британцы и французы так и не смогли дать четкой резолюции, и переговоры остановились снова, на сей раз навсегда15.

Военные переговоры окончились ничем, поскольку Англия и Франция не сумели дать Москве ответ по поводу права Красной Армии пройти через Польшу и Румынию. Для СССР это был вопрос не праздный, а важный стратегический; не в последнюю очередь потому, что в случае войны с Германией Красная Армия планировала вступить в Польшу и Румынию первой16. Но это лишь один из аспектов, объясняющий неудачу в переговорах о создании тройственного союза. Он не состоялся еще и потому, что Сталин имел в запасе другой вариант действий. К тому времени, когда англо-французская военная делегация прибыла в Москву, Молотов уже договаривался с Германией. Не будучи уверенным, что обсуждение трехстороннего пакта даст какой-либо удовлетворительный результат, в конце июля 1939 г. СССР решил вызнать, что может предложить ему Германия.

СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИЙ ПАКТ

Немцы пытались подружиться с Советским Союзом с самого начала переговоров о трехстороннем пакте. Их мотив – не допустить появления подобного союза – был очевиден, и поначалу М. не воспринимала «ухаживания» Германии всерьез. Когда Фридрих-Вернер Граф дер Шуленбург, немецкий посол в Москве, завел 20 мая разговор о возобновлении торговых переговоров, Молотов ответил ему, что у него сложилось «впечатление, что германское правительство вместо деловых экономических переговоров ведет своего рода игру; что для такой игры следовало бы поискать в качестве партнера другую страну, а не правительство СССР… Мы пришли к выводу, что для успеха экономических переговоров должна быть создана соответствующая политическая база». Далее в этом донесении Сталину Молотов указывает: «Во время всей этой беседы видно было, что для посла сделанное мною заявление было большой неожиданностью… Посол, кроме того, весьма стремился получить более конкретные разъяснения о том, какая именно политическая база имеется в виду в моем заявлении, но от конкретизации этого вопроса я уклонился»17.

Следующая встреча Шуленбурга с Молотовым состоялась только 28 июня. Посол напомнил наркому его сказанные на предыдущей встрече слова о политической базе для советско-германских отношений. Германия, сообщил Шуленбург Молотову, хочет не просто нормализовать отношения с Советским Союзом, а улучшить их. В качестве доказательства он указал на сдержанный тон немецкой прессы в отношении СССР и на договора о ненападении, которые Германия недавно подписала с Латвией и Эстонией. Шуленбург заверил Молотова, что у его страны нет «наполеоновских» планов касательно СССР. Нарком ответил, что Советы заинтересованы в нормализации и улучшении отношений со всеми странами, в том числе и с Германией, но ему хочется знать, каким образом Берлин предлагает улучшить отношения с СССР. Поскольку Шуленбург не мог сказать ничего конкретного, беседа закончилась в неопределенном тоне.