Величайший успех в мире - Мандино Ог

- Хозяин, вам не кажется, что вы недооцениваете их понятливости?

- О, нет. Я думаю только об их душах. Большинство из этих людей жили с недовольством и враждебностью в сердце столь долго, что, боюсь, они потеряли способность изменить свою жизнь к лучшему.

Например, люди, уже потеряв волю и желание, сохраняют силу. Но какова польза от твердости мышц, если нет стремления? Меня не покидает неприятное ощущение, что все они читают написанное мной просто потому, что это нечто новое, неожиданное и, главное, необычное. Ведь до меня никто еще не пытался написать на стенах.

А прочитав все правила, по сути насладившись только зрелищем, эти люди вернутся к своей прежней жизни и образу мыслей.

Привычка - великая вещь.

- Закхей, если бы это было так, то здесь, среди этой толпы, я не видел бы так много знакомых лиц. Некоторые приходят сюда ежедневно, следовательно, они не просто читают правила, они запоминают их!

- Все это очень хорошо, если только…, - Закхей осекся.

- Что случилось, господин?

- Посмотри, Иосиф, - зашептал он, показывая из-за моего плеча на появившийся в отдалении отряд римских солдат. Их было не меньше тридцати. Двое всадников отделились от отряда и направились в нашу сторону. Всадник, сидевший на серой лошади, был в полном боевом вооружении, в сияющем на солнце шлеме и латах, словно приготовился к битве. Он показался нам знакомым.

- Пилат! - воскликнул я.

Закхей пренебрежительно улыбнулся.

- Ты только посмотри. Его люди вооружены мечами, будто ожидают сражения. Как ты считаешь, что заставило прокуратора скакать сюда из самого Иерусалима?

Нам недолго пришлось размышлять над этим вопросом. Вскоре за всадниками показались три громадные телеги, каждую из которых тащила шестерка лошадей. Телеги были доверху нагружены лестницами. Кроме того, на каждой телеге сидели солдаты, человек по десять не меньше.

Из толпы послышался недовольный ропот. По мере того как колонна приближалась, люди все дальше отступали от стены. Вот всадники подъехали и спешились. Солдаты спрыгнули с телег, взяли лестницы и стали приставлять их к стене. Пилат с небольшой группой всадников начал оттеснять толпу все дальше и дальше от стены.

Закхей сжал мою руку и показал на третью телегу, уставленную кистями и громадными медными чанами с белой краской. Спрыгнувшие с телеги солдаты начали разбирать кисти и разливать по небольшим сосудам краску.

- Теперь мне все понятно, Иосиф. Они собираются перекрасить стены.

- Но стены нашего города и без того хорошо выкрашены!

- Похоже, они считают, что эта стена нуждается в покраске, - печально произнес он, показывая в сторону правил успеха.

Когда те, кто стояли впереди всей толпы, тоже, наконец, поняли, что собираются делать солдаты, они с криками “Нет! Нет! Что вы делаете?!” бросились вперед, но дорогу им преградили конные легионеры. В воздухе угрожающе сверкнули мечи.

- Иосиф, нам нужно вмешаться, иначе прольется кровь, - возбужденно проговорил Закхей и начал с трудом спускаться с повозки. Он пошел вперед, я, дрожа от страха, последовал за ним.

Люди, узнавая Закхея, приветствовали его радостными возгласами.

Увидев нас, Пилат соскочил с лошади и снял шлем. Уперев руки в бока и широко расставив ноги, прокуратор заорал:

- Эй ты, глупый старик, тебе не кажется, что ты слишком увлекся раскраской стен?!

Закхей подошел к прокуратору.

- Что случилось? - спокойно спросил он. - Что вызвало твой гнев?

Пилат погрозил кулаком в сторону стены, расписанной красными буквами.

- По законам Рима ты должен ответить за это… за это безобразие. На стенах можно писать только с разрешения римских властей.

- Но в этих надписях не содержится ничего крамольного. Я не нарушал законов Рима. Я написал на стене всего лишь простые правила, которыми должен следовать каждый, кто хочет для себя лучшей и более счастливой жизни. Многие из них согласуются с тем, чему учат величайшие умы Рима и Афин. Почему ты здесь считаешь плохим то, что на твоей родине считается хорошим и разумным?

Пилат подошел ближе и прочистил горло. Слюна брызнула на щеку Закхея, но он даже не заметил.

- Ты будешь наказан! - орал прокуратор. - Ты обвиняешься в заговоре против Империи. Твое поведение, жалкая пародия на человека, можно расценить только как предательство.

- Но почему?

- Ты сам знаешь, почему.

- По той же самой причине, по которой ты распял Христа?

Пилат побледнел.

- Ах, так ты еще и подстрекатель?! Такой же бунтовщик, как и ваш Христос? Ты будоражишь народ фальшивыми обещаниями дать ему лучшую жизнь, но суждено ли им ее увидеть?! Ведь нет! - Пилат обвел рукой толпу. - Ты только посмотри на этих невежественных, грязных и опустившихся нищих! Кто дал тебе право проповедовать им? А что ты скажешь, если твое варево окажется им не по нутру? Что ты предложишь взамен, если они не сумеют воспользоваться твоими бреднями? Бунт? Ты скажешь им, что в их бедности виноваты Рим и Цезарь? Именно так ты и сделаешь! Следовательно, Закхей, ты очень опасный человек, ты соблазняешь народ. Ты ставишь перед ним благородные цели. А в тех условиях, в которых народ находится сейчас, он обязательно последует за тобой. Да он за любым дураком последует, лишь бы его повели. Ты… и тот Иисус!

Закхей улыбнулся.

- Блаженны нищие духом, ибо…

- Довольно! - воскликнул Пилат и повернулся к солдатам с баками и кистями в руках, которые в ожидании его приказа застыли у стены, рядом с приставленными к ней лестницами. Прокуратор поднял руку, и солдаты полезли вверх.

Из толпы послышались возмущенные крики. Какой-то юноша, протолкавшись вперед, подскочил к стене и начал расшатывать лестницу в попытке ее свалить. К нему сразу подскочили два легионера. Один из них, набросившись на юношу, заломил ему руки за спину, а второй вонзил в грудь юноши свой меч. Затем, повернувшись к недовольно гудящей толпе, легионер погрозил ей окровавленным лезвием. Но и без этой молчаливой угрозы никто не собирался мешать римлянам.

Не обращая внимания на солдат, Закхей медленно подошел к поверженному юноше, преклонил колени и, приподняв его голову, прижал к груди. Впервые я увидел, как мой хозяин плачет.

Еще не наступила ночь, как все правила успеха были полностью закрашены, и стена у западных ворот приобрела свою первоначальную белизну.

Пилат со своими людьми возвратился в Иерусалим.

Глава двадцать первая

С тех пор как Закхей распрощался со своими обязанностями, передал свое беспокойное и богатое хозяйство в чужие руки, а сокровища раздал бедным, течение нашей жизни изменилось. Изменились и наши привычки.

Теперь уже Закхей спал почти до полудня, а я после бессонных ночей вставал на заре и бродил по улицам Иерихона в поисках хоть каких-нибудь занятий.

Не знаю уж почему, но наутро после отъезда Пилата ноги сами принесли меня на избитую, покрытую рытвинами дорогу, ведущую за городские стены. Я шел, задумавшись, безразлично глядя по сторонам, пока не очутился у западных ворот. Лучи предрассветного солнца золотили макушки гор, воздух был тих и светел. Поскольку час был очень ранним, на улице не было ни души. Мне никогда не забыть этого великого рассвета.

Я повернулся, посмотрел на стену и остолбенел. Там, в первых лучах солнца, упавших на белоснежную, свежевыкрашенную стену, алели буквы, точно такие же, как до вчерашнего злополучного утра, - это были Правила Успеха!

Помню только, как я упал на колени, ошеломленный зрелищем.

Сначала я подумал, что мне все привиделось, ибо слишком живы были впечатления вчерашнего дня. Я тер глаза, пока в них не появилась резь, затем снова взглянул на стену - правила были там же, где и раньше. Я начал всерьез опасаться за свой рассудок. Внезапно я услышал позади себя кашель и невольно вздрогнул. Повернувшись, я увидел мужчину в голубом хитоне. Склонив голову, он медленно шел к стене, бормоча слова молитвы.

- Бен - Хадад! - воскликнул я. - Это ты?

Старик замедлил шаг.

- Иосиф, что ты делаешь здесь, на дороге, в столь ранний час? Что случилось с тобой? Может быть, на тебя напали разбойники и отобрали все твои деньги?

- Взгляни, Бен-Хадад! - кричал я, тыкая пальцем в стену. - Видишь ли ты там что-нибудь или мои глаза обманывают меня?

Старик заплакал, и это было лучшим подтверждением того, что я не лишился ума.

Слезы текли по морщинистым щекам Бен-Хадада. Он медленно преклонил колени и восторженно прошептал:

- Это чудо, Иосиф, настоящее чудо! Никогда не думал, что мне доведется дожить до такого дня. Теперь уже дважды Господь, используя стены Иерихона, дал нам понять, что Он не отворачивается от желания людей найти лучшую долю. Но посмотри туда, Иосиф. Ты только посмотри туда! - радостно говорил он.

Я взглянул на стену, где было написано девятое правило, и увидел рядом с ней еще одну надпись.