Адская ширма - И Паркер

— Итак? — сухо спросил он, когда они остались одни.

— Я по поводу Нагаоки. Кобэ засверкал глазами.

— Клянусь вам, я не собирался встревать, но после того, что вы сказали, я подумал, не окажусь ли я так или иначе замешанным в этом деле.

— Что это значит? — рявкнул Кобэ. Он повысил голос, заставив Акитаду нервно оглянуться на дверь. — Что значит «замешанным»? Вы только что вернулись после долгого отсутствия. Так как же вы можете быть причастны к местному делу? В общем, так: если это опять очередная ваша уловка, то вы напрасно тратите время.

— Ну подождите. Подождите, — спокойно проговорил Акитада. — Вам же понравилось, когда я вмешался в прошлый раз и когда мы работали вместе. Мне показалось, мы стали друзьями.

Кобэ чуточку смягчился и понизил голос:

— Поймите, это дурно смотрится, когда вы суете свой нос в дела полиции. Во-первых, мы тогда начинаем выглядеть неумехами. А теперь, когда вы еще к тому же занимаете важный государственный пост, могут и вовсе пойти разговоры о недопустимом влиянии сверху.

Акитада едва сдержал смех.

— Какой еще важный пост! Силы небесные, Кобэ! Да я никто! Я за себя-то не могу постоять. Но даже если бы я и был влиятелен, уж вы-то меня знаете!.. Я никогда не стал бы встревать в политические игры.

Кобэ вздохнул.

— Хорошо, забудем об этом. Расскажите-ка лучше, как вы замешаны в том, что произошло три дня назад в Восточном горном монастыре.

— Я ночевал там в ту ночь и слышал чей-то крик. У Кобэ отвисла челюсть.

— Что-о?!

— Из-за сильного ливня мне пришлось искать укрытия в монастыре. Я приехал туда следом за молодой парочкой. Спалось мне скверно, и среди ночи я внезапно проснулся — почему, не знаю. Только, пробудившись, я понял, что где-то кричит женщина. Я выбежал из своей комнаты, но заплутал в лабиринтах монастыря. На следующее утро я рано отправился в путь. У ворот я рассказал о случившемся монаху-привратнику, и он дал мне взглянуть на схему монастыря. По его словам, в этом дворе, где кричала женщина, находятся лишь служебные постройки, которыми монахи пользуются только в дневное время. Также из-за дождя в ту ночь в монастыре ночевало много народу, в том числе труппа бродячих актеров, дававших представление накануне. Актеры эти, как я убедился собственными глазами, все были пьяны в стельку. Они запросто могли разбрестись по монастырю со своими женщинами. В общем, я не стал забивать себе голову и решил забыть об этом. Кобэ внимательно слушал.

— Но вы-то считаете, что это как-то связано с убийством.

Акитада кивнул, а Кобэ продолжал:

— А я вот не согласен. Все это либо приснилось вам, либо, как вы сами подметили, это шумели пьяные актеры. Но если вам от этого станет легче, я готов послать туда своих людей — пусть разберутся. Где вы ночевали? В гостевых комнатах?

— Нет. У них там есть помещения для особых гостей в одном из крыльев монастыря. Там я и ночевал. А жилье для обычных постояльцев находится оттуда далеко.

— Понятно. То есть вы, как всегда, в самой гуще событий, — сказал Кобэ. — Только в любом случае вам больше нет необходимости беспокоиться об этом в дальнейшем. Вы доложили мне, и этого достаточно.

— А что, если я как раз слышал крики убитой женщины? — запротестовал Акитада. — Странным было бы такое совпадение, если бы просто какая-то женщина из компании актеров кричала в ту ночь под окнами моей комнаты. И не может ли такого быть, что она была убита не в своей комнате и не братом своего мужа?

Кобэ метнул на него свирепый взгляд.

— Такой вывод неуместен, и вы это знаете. — Прищурившись, он спросил подозрительно: — А как вы узнали, где она была найдена?

— Мне сказал Нагаока.

— Стало быть, вы все-таки пошли к Нагаоке! — вспыхнул Кобэ. — И конечно же, он попросил вас вступиться за его брата.

— Да, попросил.

Кобэ что-то пробурчал себе под нос и принялся расхаживать по комнате, время от времени бросая на Акитаду сердитые взгляды. Пройдясь из стороны в сторону несколько раз, он остановился перед Акитадой и спросил сквозь зубы:

— И что же вы ему еще сказали? Говорили про женский крик и про вашу версию, что убийство, должно быть, произошло в другом месте?

— Конечно, нет! Я вовсе не собираюсь мешать вашей работе.

— Ха! Да вы уже порядком навредили. Теперь по милости Нагаоки дело затянется. А ведь я специально ходил к нему предупредить, что под давлением улик нам придется подвергнуть его братца допросу с пристрастием, и если он не захочет подписать признание, то будет мертв через неделю.

У Акитады защемило под ложечкой.

— Вы не посмеете сделать этого! У вас не имеется достаточных улик. Он был сонный или не в себе, когда его нашли, и ничего не помнит.

— Это он говорит, что не помнит. Он просто был пьян, и память обязательно вернется к нему, как только он отведает бамбуковых палок.

Акитада попробовал найти убедительный довод, но так и не смог. В отчаянии закусив губу, он попытался подойти к вопросу с другой стороны.

— А что говорит ваш лекарь, делавший вскрытие? Какова, по его мнению, причина смерти?

К удивлению Акитады. Кобэ заговорил уклончиво:

— Да в общем-то ничего особенного. Смерть произошла где-то в течение ночи. Эти лекари, знаете ли, не большие любители точности. В порыве ярости убийца искромсал ее мечом. Зрелище, я вам скажу, не самое приятное. — И, немного помолчав, Кобэ многозначительно прибавил: — Кстати, брат Нагаоки был найден прямо с мечом в руке и весь был залит ее кровью, когда их нашли.

Сердце Акитады бешено заколотилось.

— И тело еще у вас? Кобэ кивнул:

— Да, в морге. Но это не тело, а сплошное месиво. Вам не захочется смотреть.

— Мне захочется. Покажете? Кобэ отвернулся.

— Да ведь уже три дня прошло, — умоляюще проговорил Акитада. — Совсем скоро вы отправите ее на сожжение. И как же я, по-вашему, смогу навредить делу, если взгляну на нее?

Помедлив еще мгновение, Кобэ наконец повернулся и неохотно кивнул.

— Ну ладно, — пробормотал он, направляясь к двери. — Может, я совсем с ума сошел, только кое-что в этом мертвом теле меня беспокоит. Мы даже спорили с лекарем, делавшим вскрытие, по поводу причины смерти. Так что я бы хотел послушать ваше мнение. Кстати, лекарь, по-моему, все еще где-то здесь.

Когда они шли по коридору, все полицейские чины с улыбкой энергично кланялись Кобэ. Новая должность явно помогла ему заслужить их уважение. С одними он шутил, другим просто кивал и только раз остановился и распорядился, чтобы лекаря вызвали в морг.

Они вышли из здания через заднюю дверь, пересекли просторный плац и направились к ряду приземистых построек. В самой последней из них и располагался морг, по строению скорее напоминавший обычный подвал. Перед узенькой дверцей стоял стражник. Он распахнул ее настежь, как только увидел Кобэ. Переступив через деревянный порог, они ступили на утрамбованный земляной пол. В пустой комнате вдоль стены лежали в рядок завернутые в циновки мертвые тела, и только один труп лежал в самом центре. Легкий запах разложения, исходивший от него, пока еще не был слишком назойлив. Скудный свет проникал в трупницкую сквозь два высоких окошка, покрытых деревянными решетками.

Кобэ подошел к лежавшему посреди комнаты телу и сбросил с него циновку. Обнаженная мертвая женщина покоилась на спине. Рядом лежала ее свернутая одежда. Акитада сразу узнал ткань — плотный кремовый шелк, расшитый узорами из хризантем и зелени. Он видел эту одежду на закутанной в вуаль женщине, ожидавшей под дождем у ворот монастыря. Роскошная материя была заляпана кровью и грязью, и Акитада, еще недавно раскошелившийся на дорогостоящий шелк для сестры, не мог не пожалеть, что такая красота так печально закончила свое существование.

— Вот, пожалуйста, взгляните на нее, — сказал Кобэ, подождав, когда Акитада насмотрится на одежду. — И что вы думаете по этому поводу?

Акитада посмотрел и внутренне содрогнулся. То, что предстало взору, не могло не потрясти даже его, повидавшего на своем веку множество насильственных смертей. Теперь он пожалел, что тогда так и не увидел спрятанного за вуалью лица женщины. Ведь теперь он так и не сможет узнать, была ли она красива. Что осталось от этого рта, еще недавно улыбавшегося мужу или любовнику и произносившего слова любви… или ненависти? И эти глаза больше никогда не увидят красоты мира, и никогда больше не отразятся в них мечты о счастье или печаль. Вместо человеческого лица он увидел застывшее в смертельной маске кровавое месиво — нос и один глаз полностью отсутствовали, другой глаз был сокрыт под запекшейся кровавой коркой, а на месте рта нелепой черной дырой зияла огромная отверстая рана. Ему моментально припомнились ужасы, изображенные на адской ширме. Уж не в морге ли совершенствовал этот художник свое жуткое ремесло?