Последний князь удела - Димыч

— И тебе здравия — ответил краснокафтанный воин — как звать-величать вас, чьи людишки будете?

После последующего взаимного представления Афанасий переспросил о пленном, где, мол, добыт.

— У вяземского сына боярского, жильца московского, сторговал. Тот их целый выводок во языцех поял. На службу его отправляют на свейскую войну, а до поместья неблизко, вот и раздаёт их за мылый окуп, с паршивой овцы хучь ярины клок.

— А векую тебе холоп-то полонный, еда ли поместьем владеешь?

— Не, в лавке сидеть некому, сыновей Бог не дал, жена стара, а две дочки на выданье, опасливо их на торгу оставлять. Шорным товаром пробавляемся, люди-то разные приходют. Татарчонок, по нашему мал-мала разумеет, счёт хитрый ведает, да в товаре должон понимание иметь.

Пограничник перекинулся с пленным несколькими фразами на татарском.

— Ишь ты, не из крымцев, из черкес купля твоя, а можа он православной веры? А ты его с торга аки барана тащишь?

— Ты что ж молвишь этакое, нет на ём креста, первым делом глянули

— Мню я, друже, тащишь ты козла в огород — продолжал терзать стрельца Бакшеев.

— Почто так?

— Дык ево-то, знамо дело, татаровям головой выдали за вину какую немалую, вестимо, девку в родном юрте спортил. От твоих-то дочек не отженить такого молодца будет.

— Мал он вроде для того дела летами, да и возрастом невелик.

— Хе, мал, ты порты с его сними, да на михирь глянь, он, поди, весь в корень ушел.

— Тьфу, охальник — осерчал солдат-лавочник, но на своё приобретение стал уже поглядывать с опаской.

— Да не серчай, служивый — продолжал лить масло в огонь Афанасий — чей бы ни был бычок, теляти твои будут.

— Обрюхатит, повенчаем — начал искать выход из ситуации, уже поверивший хитрецу царский стрелок.

— Как же обряд-то проведешь, он ить веры поганой али бесерменской-

— Окрестим, знамо дело-

— Ну а черкешонок твой креститься не возжелает? Силком-то заповедано-

— Ежели насильством нельзя, то лаской уговорим — насупленный стрелец, показал изрядных размеров кулак.

— Эх, не обдумал ты куплю, будет тебе заместо облегченья одна туга — не стыдился сочувствовать Бакшеев — умно было б выждать, да как на свеев в рать пошлют, там то по случаю и обзавестись немцем, або литвином, они уж посмирнее. Много ль серебра дал за огольца этаково?-

— Почитай шесть рублёв, да двадцать алтын с деньгой-

— Справно же ты годовое государево жалованье-то растратил — завздыхал тароватый рязанский дворянин, и, приблизившись к незадачливому рабовладельцу, зашептал — Могу упросить княжича твово холопа взять на себя, он тебе убыток то возместит, да, пожалуй, и приварку алтын пять накинет. У него, на Угличе, холопей-то в строгости держат, не забалует-

— Уж пожалуй, сделай милость-

Бакшеев повернувшись ко мне, подмигнул и, придав голосу умоляющую интонацию, заныл — Господине, выкупи отрока сего у достойного мужа, стрельца московского, он нам в конюхах зело полезен будет-

Стараясь не выдать мимикой эмоции от такого весёлого передела собственности, распорядился Ждану отдать денег. Тот искренне не понимал, зачем платить за дикого степняка такую прорву денег, но перечить не стал и пошел с обрадованным солдатом к нашему двору, подьячему без торга была обещана его плата и он стал составлять грамоту на полоняника. Раздевать пленника для осмотра особых примет мы не стали, чем вызвали недоумение у приказного канцеляриста:

— А ежели сбежит, без писаных отметин розыск учинить невмочно будет-

— У нас далеко не убежишь — развеял его сомнения Афанасий.

Глава 15

По завершении бюрократической процедуры, наша кавалькада тронулась с площади. Свежеприобретенный живой товар вступил в дискуссию с ветераном- пограничником, владеющим, кажется, всеми наречиями южной степи. Из сумбурного диалога были чётко различимы лишь отдельные слова — аталык, бесленей, мурза, эмильдаш.

— Просит черкес брата его молочного из полона у простого человека выкупить. Сулит окуп богатый, молвит-де из мурзинского рода — сообщил мне результат общения бывалый рязанец.

— Да есть ли смысл в том деле — поинтересовался я.

— Корысть завсегда найти можно, да коль правда татарчонок родовитым окажется, то акромя серебра и знание какое извлечь можно-

— Как же, ты говорил за брата просит, он черкес, тот татарин, может, врет всё?-

— Векую ли ему лжу творить? Свои очами все увидим, он баит, тут недалече. Да и черкес то наш малой сам непростого чина, молвит — орк он-

— Кто?-

— Уорк-

— Это кто такие?-

— Да уздени то, как у нас московские дворяне, панцырная дружина князей их. Они ж в горах каменных проживают-

— Кто в горах живет?-

— Да орки, прямо ж сказываю-

Полный сюр, орки тут у них по горам бродят. Какой-то это совсем странный мир или затянувшаяся галлюцинация. Альтернатива была грустной, и мне было проще верить в дикие загибы этой реальности. С такими-то невеселыми мыслями мы и отправились на указанный пленником двор, который находился в Занеглименьи на Орбате. Находящаяся за кремлем и мостом через реку улица была богатой, с двух и трехэтажными усадьбами. Нужное нам подворье помещалось в проулке, и было явно не боярским.

На стук в ворота открыл хозяин, снаряженный как для боя. Узнав цель визита, пригласил нас заезжать внутрь.

Бакшеев начал торговаться, не слезая с коня, из его слов следовало, что нужен нам младший конюх, и так и быть возьмём, если есть лишний, но только незадорого.

— Простых татарчат я уже роздал — сообщил озадаченный хозяин — остался токмо мурзин сын, но за него окуп богатый получу-

— Родовитого держишь? — слезая с коня, удивился рязанец — еда ли не ведаешь, что знатных государь велит на его Крымский двор вести, за его голову награду дадут?-

— Да что та награда, корабленик португашский-

— А честь царская уж и не в почёт стал быть, ни о чём, акромя богачества уж и не думаешь. А знамо ли тебе, купчина, что за едного мурзу можно два надесять душ христианских из бесерменского рабства вывести? Кровью православной торгуешь?

Вяземский воин, услышав обращение к себе как купцу, налился весь дурной кровью и стал хвататься за оружие. Афанасий же тона не менял:

— Пошто сабельку аки девку красную лапаешь? Правда очи ест? Ну тогда аль тут руби, али отворяй ворота, съеду с двора сего воровского! Ну, уж уста-то затворёнными держать не буду, скажу весть сию, кому знать следует.

Дворянина такой поворот событий заставил задуматься. В ходе мыслительного процесса его лицо поменяло цвет с красного на белый. Он начал уговаривать нас никому не докладывать, оправдываясь денежной нуждой.

— На чтож серебро тебе потребно, вроде бронь у тебя справная, вон и наручья есть, да и шелом работы персидской?-

— Дочка у меня в лета супружеские вошла, почитай четырнадцать годков уже. А обликом она вельми болезна — глазища в поллица, тоща, длинна, бледна. Ножки длинные, тоненькие, того и гляди переломятся, перси малы, в каво такая уродилась — неведомо, мать-то баба справная. Хоть и ледащая, а своя кровиночка, родная, жалко её, без доброго приданного-то замуж не возьмут. Дача невелика, землица худая, не родит вовсе, одна надёжа на добычу воинскую, а то хоть доспех продавай —

— Трудно в твоей беде подсобить. За такой-то дщерью в отдачу холстом, да скатёрками с горшками не откупишься. Тут и взаправду серебра жениху отсыпать надобно, а иначе путь один в монастырь, да и там вклад денежной нужен — задумался Бакшеев- А бронь продавать дело глупое, на смотр явишься с худым доспехом против писаного, так и жалованье земельное урежут, совсем пропадешь-

— Уж не выдавай меня, друже, — попросил страдающий за дочь помещик — Сам завтрева, поутру, свезу мурзинского сынка на царёв двор, пущай приставы его опишут-

— Давай хуч глянем из чего сыр-бор — предложил подобревший ветеран-пограничник — Может напраслину на себя возводишь, из простых чабанов добыча твоя —

— Нет, не пастух тот малец — заверил вяземский боярский сын — Одет в атлас, да знаки у него на теле, ну и норов горяч, помят, а и то, как собака бросается-

Помещик проводил нас на задний двор, где у хлева сидел на железной цепи, вверченной в бревенчатую стену, молодой паренек в лохмотьях.

За что ты его так? — поинтересовался Афанасий.

— А вот — дворянин показал на кисти руки свежий укус — как погрыз, ну значит и сиди на чепи, яко пёс-

— Как же ты добыл-то такого норовистого? — не унимался с вопросами рязанец.

— Да малого татарчонка я в их обозе взял, телегой тот правил, а того что с вами, ентого да ишшо одного уже попозже, на берегу Оки мы с братаничем прихватили-

— Как же одолели то вдвоем троих?-

— Да из воды вылезли сумлевшие, плавать-то токмо вон малец, что с вами, умел, он двоих и тащил еле живых. Ну и видать подустал малость. Да и выбрались оне без брони да оружья, толи побросали, толи с конями на дно ушло. Ну, мы-то по-быстрому арканы и набросили на двоих, а ваш-то отрок дёру не стал в кусты давать, попробовал ременные петли руками порвать али скинуть. Да куды ему, кожа добрая, конём сшибли, да тако же повязали. Мурзёнок-то выкобениватся стал, вот я его и поволочил чуток за лошадкой на аркане. Думал — зашиб, а вот не — оклемался нехристь, да еще и пясть угрыз, когда с него одежонку обдирал, больно атлас хорош, бабам на платки любо будет —