Околицы Вавилона - Владислав Олегович Отрошенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марта 6-го с. г.
Атамана войска Донского адъютант по гражданской части кн. Черкесов
* * *
Строго говоря, фотограф де Ларсон вовсе не нарушал 4-го пункта предписания начальника интендантского отдела войскового штаба, как на то указывал ему адъютант Черкесов. Полотна и ширмы, «рисующие вымышленные баталии и походы, а также любые исторические военные действия, к коим Российская армия не имела касательства», он незамедлительно убрал. И заменил их другими. Они являли собою, как пишет журнал «Фотографический курень» (1912, № 4), «нечто вроде постраничных иллюстраций к нелепейшим „Историческим разысканиям Евлампия Харитонова о походе казаков на Индию“, кои выпустил в прошлом году в своём скандально известном, хотя и лопнувшем как мыльный пузырь „Донском арсенале“ г-н Кутейников». Именно эти ширмы и имел в виду адъютант, запугивая француза колючими январями и знойными комариными июлями Воронежской губернии, скучающей в глубине континента.
Однако же дело обстояло так, что использование этих ширм, которые приносили де Ларсону фантастический доход («Шутка ли сказать, — писал язвительный корреспондент „Фотографического куреня“, — обыватели выстраиваются в очередь и платят, не задумываясь, по десяти рублей только за то, чтобы просунуть свои физиономии в овальные прорези и стать таким образом воображаемыми участниками каких-то невозможных в истории и по виду довольно разнузданных сцен, вроде переправы казаков через Инд и прочей глупости! Куда же смотрит наше войсковое начальство, которое якобы так печётся о пуританстве в фотографическом деле, издавая при этом, к слову сказать, уморительные указы!»), не противоречило 4-му пункту предписания.
О походе казаков на Индию нельзя было сказать, что он является вымышленным, так же как нельзя было отрицать, что в нём принимало участие сорок донских полков — двадцать три тысячи присягнувших на верность российскому престолу казаков и казачьих офицеров. Поход, предпринятый по приказу императора Павла Петровича, которым вдруг овладела в неистребимой сырости Михайловского замка, окутанного петербургскими вьюгами, пылкая, согревающая его мечта завоевать колонию Англии, щедро осыпанную лучами солнца, огнепалимую Индию, начался 27 февраля 1801 года. В два часа пополудни, после того как в войсковом Воскресенском соборе Старого Черкасска была отслужена торжественная литургия, а затем прочитан на Ратной площади у церкви Преображения напутственный молебен, авангард из тринадцати полков, возглавляемый походным атаманом генералом Матвеем Платовым, двинулся на восток. За ним, выдержав первоначальную дистанцию в десять вёрст, вышли артиллерийские полки, потянулись обозы, нагруженные провиантом, свинцом, фуражом, порохом, ядрами, стругами, и, наконец, уже в сумерках пределы города покинул конный арьергард…
Жак Мишель де Ларсон, как иностранец, да к тому же ещё человек гражданский, вовсе не обязан был знать, что поход казаков на Индию завершился утром 24 марта того же года в каком-то богом забытом хуторе на юговостоке Оренбургской губернии. В качестве оправдательного документа, подтверждающего историческую достоверность сцен, изображённых на его ширмах, он мог выставить (да и выставлял в буквальном смысле — прямо в витрине) книгу, выпущенную Кутейниковым, который отважился заявить в предисловии, что он несёт «полную ответственность за это издание, так как автор, отставной подъесаул Евлампий Макарович Харитонов[19], скончался в станице Покровской, не успев подписать формального согласия на публикацию своих разысканий».
Француз не обязан был знать и того, что источники, которые цитировались в этом сочинении, были (на взгляд любого, даже не очень-то разборчивого профессора) в высшей степени сомнительными: какие-то «бутанские рукописи» начала XIX столетия, якобы переведённые автором с языка бхотия (тибето-бирманская группа), всевозможные «записки» разноязыких путешественников, колесивших в 1801 году по Азии и видевших казачьи дружины кто в Персии, кто на склонах Каракорума, «походные дневники старшин» и прочие «свидетельства», неизвестно как и где добытые любознательным подъесаулом.
Жаку Мишелю достаточно было того, что в «Разысканиях», которые были написаны, как уверял издатель, «на основании новых и весьма достоверных сведений», утверждалось, будто «донской Бонапарт» — так называл Харитонов генерала Матвея Платова — довёл казачьи полки до заснеженных Гималаев, а не до оренбургских степей, «как то считалось ранее».
«Весь поход, — говорилось на 29-й странице, — завершился блестяще — в полном соответствии с замыслом Императора Павла, который вовсе не думал завоёвывать Индию, а только хотел казачьими шашками пригрозить с Гималайских вершин зазнавшейся Англии». На ширме Жака Мишеля — как видно из иллюстрации в «Фотографическом курене» — это изображалось так: казаки, сбившись в кучку на острие горного пика, окутанного облаками, браво размахивают шашками, палят из фузей и штуцеров, а на них с ужасом взирает, высунувшись по пояс из окошка Букингемского дворца, Георг III.
Далее, на страницах 44–53, Евлампий Макарович подробно рассказывает о том, как какой-то «седой старшина в епанче» уговорил атамана Платова не поворачивать полки назад по повелению нового императора Александра Павловича, а выполнять приказ — предыдущего, скоропостижно скончавшегося в ночь с 11 на 12 марта Павла Петровича. «Потому что смерть приказавшего, — сказал седой старшина, — не отменяет его приказа. И в этом, ваше превосходительство, весь смысл воинской доблести». Спустя две страницы отставной подъесаул, видимо, спохватившись, сообразив, что этого седого старшину за таковые глаголы генерал Платов, скорее всего, одел бы в кандалы, выдвигает на всякий случай и другую версию. Авангард (теперь уже только авангард) из тринадцати полков