Медвежья кровь (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)"

Дверь в комнате брата была открыта.

Его не было в постели.

Не было в моей комнате.

Не было на втором этаже!

Не было в доме!

Сердце заходилось от ужаса и грохотало так сильно в ноющей груди, что я не слышала даже собственных истеричных шагов, когда сбежала по лестнице, тут же кидаясь к медведю с кулаками:

— Что ты сделал с моим братом, чудовище?!

4 глава

Девчонка налетела на меня, словно порыв ветра, опьяняя своим тонким ароматом и теплом хрупкого тела, на которое спросонья я отреагировал бурно. Слишком бурно.

Мне не нужно было видеть, чтобы ощутить каждый изгиб, когда она нависла надо мной, а я, повинуясь инстинкту, схватил ее и резко перевернулся, оказавшись сверху.

Она что-то кричала. Отчаянно и хрипло.

Билась подо мной сначала от испуга, но не за себя.

По крайней мере, не сразу.

А я вдыхал ее всем существом, ощущая, как по телу прошла дрожь возбуждения, когда от нетерпения хотелось зарычать и придавить ее собой еще больше.

Чтобы она прогнулась подо мной.

Выгнулась, повинуясь моему телу, раскрываясь сильнее, даже против воли.

Аромат ее тела был особенный.

Не такой, как у всех людей, которых я немало встречал за свою долгую жизнь.

А я проникался им каждый день и все не мог понять, почему девчонка пахнет иначе.

Слишком сладко, слишком свежо, слишком соблазнительно.

Возможно, это было связано с тем, что она питалась только растительной пищей?

Впрочем, сейчас этот вопрос интересовал меня меньше всего, когда она оказалась настолько близко, что почти не осталось шанса спастись от меня. Почти.

Я подался вперед бедрами, склоняясь над девушкой, когда снова ощутил это.

Панику.

Настолько огромную, что казалось, эти эмоции разрастаются больше самой девушки, становясь трясиной, где она отчаянно барахталась и тонула, уходя с каждой секундой все больше ко дну.

Эта паника была настолько сильной, что делала ее почти парализованной, превращая тело в сгусток импульсов, которые выворачивали ее наизнанку, обрывая нити мышц с тем центром в голове, что отвечал за движение.

Это было похоже на припадок.

Я уже чувствовал это в ней.

В тот самый первый день, когда ввалился в этот дом, упав на нее.

Тогда я сделал это не специально, а от собственной слабости, но сознания не потерял. Просто лежал и делал вид, что почти мертв, потому что впервые встретился с подобной реакцией тела.

Женского тела на тело мужское.

И она заинтересовала меня, но вместе с тем показала, что стоит слегка сбавить обороты и дать девчонке больше свободного пространства, пока она не задохнулась или не отключилась раньше меня самого.

Обычно женщины при виде меня испытывали слегка другие эмоции.

Сначала это было восхищение, потому что, как я успел заметить, человеческие мужчины не отличались ни ростом, ни особой мощью. Если только не качались ради этого целенаправленно.

Затем, как правило, наступало вожделение, когда они понимали, что можно не только глазеть на меня, но и вполне себе потрогать.

Страх наступал. Но гораздо позже.

Когда после первой эйфории от прикосновений к телу, которое их так манило, приходило осознание того, что их тело не способно принять меня, а я вовсе не собираюсь останавливаться, потому что мне было плевать на их страх и боль.

Сколько из этих женщин и девушек выжило?

Единицы.

И лишь потому, что кто-то их находил до того, как они истекали кровью и тихо умирали в агонии.

Человечки были сладкие, но такие хрупкие.

Совершенно неспособные выносить ни габаритов Берсерков, ни нашей страсти, которая чаще всего становилась смертельной.

Иля же боялась меня еще до того, как поняла все это.

Вернее, она не поняла этого до сих пор.

Но ее страх и эта истеричная паника были настолько громадными, что сомнений не оставалось: ее испугали до меня.

Сломали грубо и грязно.

Взяли против воли, оставив навсегда след глубоко в душе, который кровоточил настолько сильно, что контролировать этот страх и память о пережитой боли она не могла.

Вероятнее всего, это было пару лет назад.

Точнее я не мог сказать.

Просто раны на теле оставляют свой след еще какое-то время. След, который я мог бы уловить своим чертовски обостренным обонянием.

Но я не чувствовал ничего, кроме того, что девчонка не была невинной.

Однако и следов секса не было уже давно.

Теперь же я понимал, что она патологически не могла выносить мужское присутствие рядом.

И все из-за того раза.

Из-за насилия.

Я мог бы даже предположить, что до изнасилования Иля была девственницей. Поэтому ее так сильно испугало происходящее. Оттого было это неприятие всего мужского.

Но теперь мне приходилось бороться с собственным желанием.

Потому что я обещал ей, что не трону.

Впрочем, у нас уже была одна глобальная проблема, решить которую нужно было в самое ближайшее время. И теперь я знал заранее, что она не будет рада. И еще не был уверен в том, что смогу сдержаться и не испугать ее еще сильнее.

Она узнала тайну Берсерков.

А потому я либо должен был ее убить.

Либо поставить метку.

Только думать об этом прямо сейчас было не самым верным решением.

— Ну что опять? — рявкнул я хмуро и грозно, встряхивая девчонку в своих руках, чтобы она пришла в себя, и откатился от нее в сторону, дабы она не ощутила еще явственнее, насколько я возбужден и как хочу ее.

И без того ее колотило так, что Иля не могла толком шевелиться.

Ее эмоции накатывали на меня волнами.

За эти дни, проведенные рядом с девчонкой, она стала для меня тем маяком, за который я хватался своим воспаленным разумом и жалящими мозг ощущениями, где в одночасье стало так много всего.

Когда лишился зрения, все прочие чувства во мне обострились настолько, что порой мне казалось, что я начинаю сходить с ума, слыша то, что не должен.

Чувства Беров и без того были куда более яркими, чем у людей.

Мы ощущали как звери.

Как звери вели себя.

Ведомые инстинктами, мы видели и слышали то, что людям было недоступно.

Но то, что происходило со мной сейчас, напоминало безумие.

Я слышал, как шуршат насекомые глубоко в лесу.

Каждого зверя, как бы далеко он ни находился.

Даже голоса людей из поселка, который был почти за сотню километров от дома.

Я понимал, что если сосредоточусь на этих голосах, то смогу разобрать даже то, что именно они говорят.

И от этого моя голова напоминала беспокойный улей, где гудели и жужжали сотни звуков и эмоций, узнавать которые я совершенно не хотел! Они были мне неинтересны и совершенно бесполезны, но отсекать их от себя и закрываться я смог не сразу.

Для этого я сосредотачивался на девчонке.

Прислушивался к ней. Принюхивался.

Различал каждую грань ее эмоций, раскладывая их, словно цвета радуги.

Я знал, как она дышит, когда мирно спит или когда ей что-то снится.

Как она задерживает дыхание каждый раз, когда заглядывает в комнату к брату.

Как она шепчет себе под нос, когда в чем-то не уверена, пытаясь убедить, что поступает верно.

Я знал ее эмоции на вкус и запах, вбирая их в себя и собирая по крупицам.

И вот теперь меня штормило от ее удушливой паники из-за моего присутствия рядом и обжигающего льдом страха, пока ее сердце колотилось, а язык не слушался.

— …Мой брат! Брат! Что ты с ним сделал?!

Брат?

Я нахмурился, приподнимаясь и прислушиваясь к дому.

Нет, его определенно не было в нем.

Не было даже поблизости.

— Ты — монстр! Чудовище!

В этот раз девчонка очухалась быстрее, потому что переживала за брата куда больше, чем за себя.

И тут же принялась колотить меня даже из состояния лежа, ни черта не добавляя мне этим ни спокойствия, ни терпения сдержать свое слово и не трогать ее.

По крайней мере, не так грубо и основательно, как хотелось мне сейчас.