Желтая линия - Михаил Тырин

– А еще-то есть?

– Есть. Там есть.

– Ну, хорошо. – Он отошел и критически оглядел нас обоих со стороны. Почему-то вздохнул. – Я лейб-мастер кадрового управления, меня зовут Чиз-Гио. Четвертое холо, – добавил он как бы между прочим. – Добро пожаловать на вторую базовую станцию оккупационного корпуса «Треугольник».

– Спасибо, – втиснул словечко Щербатин.

– Ждали вас с нетерпением, будете служить в одной из наших пехотных команд. С завтрашнего дня вы – бойцы-цивилизаторы. Болотная пехота. Я, пожалуй, вас провожу, все-таки первенцы...

– По желтой линии? – на всякий случай спросил я.

– Нет, зачем? Так пойдем.

Мы крутили головами во все стороны, однако ничего интересного не увидели. Это была такая же база, как та, где добывали червей. Те же ангары, те же коридоры. Разве что вместо ледоходов стояли облепленные грязью машины на гусеницах или огромных пухлых колесах. И люди повсюду были не в темных робах, а в серо-зеленой форме. В остальном – то же самое. Даже использованные белые носки точно так же валялись под ногами.

– Вы отвыкайте от всяких там желтых линий, – предупредил Чиз. Вернее, как мне показалось, разрешил. – У нас тут все проще. И вообще лучше. Если вы нормальные ребята, вам даже понравится. И народ получше, и вообще...

Почему-то это двойное «вообще» меня насторожило. И упоминание о «нормальных ребятах» как-то задело. А если я «ненормальный»?

Щербатина такие подробности, похоже, не интересовали. Он поглядывал вокруг, чесал подбородок, что-то прикидывал, тихо хмыкал. Глядя на него, я успокоился. Чего бояться, если рядом этот пройдоха?

– Хотелось бы кое-что спросить, – произнес Щербатин – так осторожно и вежливо, что я даже удивился.

– Давай, – небрежно разрешил Чиз.

– В чем состоит наша миссия? Против кого ведется война? И для кого?

– Ой... – Чиз вздохнул с явным неудовольствием. – Миссия наша – удерживать и расширять сектор. А против кого... – Он замешкался.

– Ну да, – аккуратно поощрил его мой приятель. – От кого удерживать сектор?

– Да вам объяснят потом, – уныло произнес наш командир. – Я здесь по другой части... – Он снова запнулся, начав остервенело чесать затылок. – Ну, тут живут ивенки. На островах. На островах между болотами. А в болотах живут ульдры. И вот эти ивенки этих ульдров иногда отстреливают. С ульдрами мы вроде договорились, а с ивенками что-то никак... И теперь они нас тоже постреливают. Мы защищаемся. И ульдров тоже защищаем.

– Зачем?

– Ну как... По закону Цивилизации, ни одна нация не может угнетать другую и причинять ущерб... и все такое, в общем.

– А они угнетают, да? – не отставал Щербатин.

– Ну, не угнетают. Просто отстреливают ульдров иногда. А как мы высадились, чтобы порядок навести, – они и нас начали отстреливать.

– Вот оно что... – глубокомысленно проговорил Щербатин.

– Да... Мы удерживаем тыл, а гражданские пытаются научить местных жить, как живет вся Цивилизация. Чтоб у каждого было холо, чтоб порядок во всем... Ивенкам это не очень надо, и они упираются. Все ясно?

– Да, конечно! – с благодарностью закивал Щербатин. – А как отличать ивенка от ульдра? А то как бы своего не подстрелить...

– Вам-то стрелять, может, и не придется, – махнул рукой Чиз. – Все-таки вы не штурмовой легион, вы оккупационные силы. А вообще, у ивенков – тех, что на островах, – волосы длинные. Зато у ульдров бороды рыжие. Или красные. Не перепутаешь.

Чувствовалось, Чиз закончил разговор с облегчением. Я мог сделать только один вывод: человек находится здесь явно не ради борьбы за идею. Раз уж он плохо представляет даже то, в чем эта идея заключается. Видимо, ему нравится сам процесс. Или оплата этого процесса.

– Ну все, пришли, – объявил лейб-мастер Чиз, когда мы оказались в длинном прямоугольном зале с внутренними балконами и большими раздвижными воротами в торцах. Вдоль стен у самого пола тянулись решетки, из которых шел теплый воздух с запахом железа и машинного масла.

– И что нам делать? – спросил Щербатин, с недоумением оглядев пустой зал. Его голос отдавался звонким металлическим эхом.

– Вам нужно подтвердить социальные номера. Сейчас найдем коменданта... – Чиз постучал ногой в железную дверь, но ему никто не ответил. – Надо же, нету никого... – Он огорчился. – Ну, ничего. Вам надо еще вещи получить. Форму, белье, оружие...

– Носки, – напомнил Щербатин.

– И носки.

Он открыл другую железную дверь и провел нас коротким узким коридором. Там он снова куда-то постучал. Но снова безответно.

– Бездельники, – пробормотал Чиз. – Гуляют где-то. Подождите в зале. Сейчас начнут возвращаться команды с болот. Найдете коменданта – он такой мордастый, в голубом комбинезоне. Или к любому офицеру подойдете, скажете, что новички. Но лучше к коменданту, он такой... голос у него громкий. Не перепутаете.

– А как насчет поесть? – спросил Щербатин и нервно закусил губу.

– Это пожалуйста, – пожал плечами Чиз. – Вон там кормушка, стучите, вас накормят. Там должны быть люди, ужин скоро. А можете еще в корпусе подождать. Там сейчас свободных кроватей много. Программы пока посмотрите...

Мы сдержанно кивнули.

– Я пойду к рамке встречать. Может, нам еще кого-нибудь пришлют.

Мы остались одни. Постучались в кормушку, но ответа не дождались. Впрочем, особо и не надеялись. Наверно, мы прибыли не в самое удачное время – все где-то гуляли. Мы присели на теплую металлическую трубу. Щербатин машинально пошарил по несуществующим карманам, с опозданием вспомнив, что карманов нет.

– Надо же, – сказал он. – Курить после обезвоживания совсем не хочется, а руки все равно сигареты ищут. По привычке.

– Бывает, – слабо отозвался я. Мне хотелось есть.

– Обаятельный начальничек, да?

– Симпатяга, – кивнул я. – На пионервожатого похож. «Проходите, располагайтесь, здесь – кормушка, здесь – кроватки...»

– И проводил до каждой двери, – с умилением вздохнул Щербатин.

– Странно только, почему он здесь, если все остальные – на болотах?

– Ну... На то он и начальник. А знаешь, Беня, мне кажется, мы тоже сможем здесь тепло устроиться.

– Неужели успел договориться?

– Пока не успел. Но, думаю, договорюсь.

– О чем?

– Пока не знаю. Но эта привольная атмосфера мне смутно знакома. Типичная стройка века. Ты, Беня, знаешь, что такое стройка века?

– Это когда много народа и никто ничего не понимает, но все делают что-то важное.

– В общем, верно. Это когда центр отписывает вагоны денег, надеясь на порядочность и самоотверженный труд исполнителей. А исполнители надеются, что денег еще много, и особо не напрягаются.

– Но это же война, а не стройка.

Щербатин на секунду замолк, прислушиваясь. Видимо, при слове «война» ему захотелось услышать гром разрывов. Но слышен был только шум дождя, колотящего в железную крышу.

– Война... – повторил Щербатин. – В наше время, Беня, война ничем не отличается от стройки века. Те же инвестиции и те же дивиденды. Ресурсы. Оборотные средства. Тот же бардак. Разница лишь в том, что войну инвестирует государство – самый необразованный и недалекий бизнесмен.

– Это у нас, – возразил я.

– У нас, – кивнул Щербатин. И обвел вокруг руками. – А это все – тоже «у нас». Это тоже наш мир – по праву, по закону. И люди здесь точно такие же – ну, ничем не лучше.

– Наш мир... – кисло усмехнулся я. Сомнительная истина.

– Да, наш. Каждый попрошайка из подворотни теоретически имеет право стать гражданином Цивилизации. Просто мы с тобой, Беня, и наши земляки – мы все живем на отшибе и мало об этом знаем. И о нас мало кто знает – мы никому не интересны. Мы ничем не можем их удивить или обогатить. Разве что искусством...

– Искусством? – оживился я. – Так ведь я как раз...

– Что? – с легким презрением проговорил мой приятель. – Что ты «как раз»? Надеешься продать им свои стишки? Ну, попробуй. В армии это популярно. Говорят, солдаты любят посылать девчонкам стихи – можешь стать ротным сочинителем. «Вспоминай во сне солдата – он в дозоре с автоматом». Пол-уцим за страницу, первое холо лет через десять...

– Ладно, хватит трепаться! Объясни все-таки, как ты надеешься тут устроиться?

– Да мало ли! Хотя бы стоять в кормушке. Или выдавать белые носки. Или у тумбочки – стеречь знамя полка!

– Мне уже все равно, – глухо проговорил я.

– Это тебе сейчас все равно, – ядовито усмехнулся Щербатин. – Это пока под огнем в грязи не валялся, все равно.

– Можно подумать, ты валялся, – фыркнул я.

– Мальчик мой! – Щербатин заметно занервничал. – Не забудь, кто я! Вернее, кем был. Я в таких местах валялся, где ты скончался бы, не приходя в сознание. От страха.

– Ну и что? Я тоже валялся.

– Не сомневаюсь. Могу даже угадать, где именно...

Мы вроде бы ссорились, вроде бы просто разговаривали. Это не имело значения. Оба мы понимали, что никакие ссоры между нами невозможны. Ну куда мы здесь друг от друга денемся?