Старый рыцарь - Дилара Маратовна Александрова

змею, взявшую в кольцо чешуйчатого тела маленькие дома и высокий замок на скале. Тонкие струйки дыма курились над печными трубами домов, таверн и кузниц, продолжая жизнь. Стояла ранняя весна и близилось лето. Но на мгновение Фолкмару показалось, что пахнуло осенью.

«Нет, это не осень, — сказал он себе, — это смерть. Ведь природа тоже умеет умирать. Я точно знаю, как пахнет смерть, и эти запахи очень похожи». Запах смерти преследовал его уже очень давно, пора перестать грешить на осень.

— Там, в таверне, я видел, как Хельга схватила тебя за руку, — Фолкмар воткнул лопату в сочную землю без корней, уложил скрещенные запястья на черенок. Он рад был передохнуть. — Что она сказала тебе?

— Что вы прокляты.

Оранжевые лучи закатного солнца преодолели ветер, пролившись на белые стены города. Каменные зубы пожелтели, будто вмиг состарившись. Поговаривали, что до перемен Красного Моря, когда дракон проснулся в Горе Перемен, Аоэстред назывался костяным городом. Но как только белые стены разрушились вместе с белым замком, надобность в таком прозвище отпала. Каков в нем смысл, если остались только зубы? По кипящему морю не ходили корабли, а у столицы не нашлось золота, чтобы закупать белый камень у соседей. Однажды так сделал король Ульрик Прозорливый, углядевший в прибрежной столице большую выгоду, но за ним уже никто не повторил. И стены, и замок теперь походили на шахматные доски, перемежаясь серым и песочным камнем.

Что толку скрывать? Правда станет очевидна сразу, как только он умрет от старости. Вполне возможно, это случится уже завтра. Так чего тянуть?

— Это не проклятье, — ответил Фолкмар, глядя на ползущий к ним закатный свет, освободившийся от тисков тучи, — Это какая-то странность, которой одарил меня сам Безумный. Однажды я имел несчастие исполнить свою клятву, поборов этого непонятного бога на его же поле битвы, и поплатился за это. Я видел его, как тебя сейчас и эти полыхающие зеленым безумием глаза. Я слышал то, что он говорит, но только у себя в голове, а не ушами. И он был не на земле, а на небе. Такие как он не спускаются на землю. Сначала я думал, что меня тоже затянуло на небо, но ощущалось это так, будто находился я гораздо ниже. Скажем так, в подземном пекле. Перед тем, как его глаза потухли, а на небе исчезла зеленая звезда, он успел сказать свое последнее слово. Веришь мне?

— Вы теперь мой наставник, сьер. Мне нельзя не верить вам.

Фолкмар не совсем понял, насмехается ли он или проявляет должное послушание. Взглянув на Дуга, он проверил, не появилась ли в карих глазах знакомая ему хитрость. Хитрости он там не нашел, зато уловил усталую задумчивость. День был долгий. Он, наверняка, устал. И все-таки было в его взгляде что-то скрытое, словно Дуг старался отгородиться от этого мира. Щенок Псового переулка — иначе им было и не выжить.

— Молодец, сказал он мне, — выдохнул Фолкмар, продолжив и копать, — Ты победил меня. Воин твоими руками снова заточил меня в темницу. Зеленая звезда иногда появляется на небе, когда цепи не выдерживают рева тьмы. Но потом снова тухнет, считается, что Великий Воин сражается с Безумным, снова загоняя его под замок. Ты же знаешь это? — Дуг кивнул. — Хорошо. Так вот. Не знаю я, зачем Воину мои руки и как они это сделали, но зеленая звезда действительно потухла к утру. За твое проворство я одарю тебя самым бесценным, что можно дать человеку, прошипел мне Безумный. Я дам тебе бессмертие, клянусь, что он шипел как гадюка, этот коварный козел. Это дар, мой бесценный дар, да, так он сказал… Он наградил меня вечной жизнью, а вот наградить вечной молодостью не догадался. Я состарился и болею все время, а иногда умираю, но воскресаю вновь. И все заново.

— Дурацкий тогда какой-то дар, — поморщился Дуг, пуще кутаясь в плед. С закатом солнца становилось холоднее, а ветра при этом не перестали дуть.

— Так же говорил и Ницель, мой слуга. Самый никчемный дар, что он видел.

— Но, если бы вы были молоды, сьер, было по-другому. И ничего не болело.

— Да зачем она нужна, эта вечная молодость? Одни и те же разговоры, одни и те же гримасы, хоть и лица разные. Все хотят только денег, да набить свои животы. Жить в этом вечно невелика радость. Другое дело смерть. Сон мой давно уже стал плох, я бы, конечно, выспался, — Фолкмар оглядел могилу. Она была уже достаточно глубокой, но он рыл еще глубже, желая оттянуть неизбежное, — Служительница храма Провидицы сказала мне, что то, что наложил один бог, может одолеть только равный ему. Жаль, что Ницель испустил дух и не узнал, что я решил идти к горе Перемен. Не знаю, завидую ли я ему. Я даже не знаю, грустно ли мне.

— К горе Перемен? Туда, где намечается турнир? — спросил Дуг.

— Да. Именно туда.

— А что будет на том турнире?

— Веселье, еда и вино, куча славных рыцарей, лордов и леди, и доблестные бои, — ответил Фолкмар, закончив копать могилу. Он отбросил лопату на густую траву, и та в ней утонула, — Но мне на все это плевать. Там будет Отверженный, и это самое главное.

— Отверженный будет там? — вскинул брови Дуг. — Но что ему делать на турнире?

— Мне приснился сон, — произнес Фолкмар, выбираясь из могилы. Вся одежда его была в земле. Она была влажная и на сапоги налипли комки тяжелой грязи, — Что он будет именно там. Где же еще ему быть? Король Реборн устраивает бои в честь годовщины своей победы над инаркхами, а это псы Безумного, если ты когда-нибудь о них слышал. По слухам, это было ровно двадцать весен назад. На турнире будут биться все воины. А где Воин, там и Отверженный, или наоборот, я не знаю. Говорят, клирики хотят поставить шатры для этих богов. У Отверженного нет ни одного храма, но во время турнира ему отведут один. Вот там он и будет.

«Наверное, он думает, каков же глупый старик, придумал себе невесть чего и теперь гоняется за богом, которого и не видел никто».

Фолкмар бы и рад не верить ни в богов, ни в пекло, ни в небо, но он слишком часто умирал, чтобы считать это все